Ольга Эдельман - Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках

• Название: Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках
• Автор: Ольга Эдельман
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-7598-1352-1

Половина жизни Иосифа Джугашвили-Сталина прошла до революции 1917 года. Эта часть его биографии вызывает множество споров. Политические враги заявляли, что он был агентом тайной полиции или бандитом. Его заслуги в революционной борьбе были сильно преувеличены официальными льстецами.

Неверно думать, что о жизни Сталина до революции известно мало. Напротив, существует очень много источников: воспоминаний соратников и врагов, партийных и полицейских документов. Проблема в том, что среди них мало объективных и достоверных, биография Сталина очень рано стала полем политических войн в борьбе за власть. Понять, как и почему источники искажают истину, – вот увлекательная задача для исследователя.

Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся историей.

---

Недоверие к подцензурным советским публикациям приводило к упущению источников, которые при внимательном чтении и критическом сопоставлении могли бы расширить скудный набор сведений о революционном прошлом советского вождя. Отметая советские историко-партийные издания как заведомую фальсификацию, исследователи обедняли свою источниковую базу. В конце концов, как ни крути, а кто, кроме самих большевиков, мог рассказать о большевистском подполье?

Вместе с тем именно за рубежом на фоне этого информационного голода получали хождение такие знаменитые фальшивки, как «письмо Еремина» или мемуары А. Орлова, бежавшего на Запад сотрудника НКВД. Орлов рассказал о якобы попавшей в его руки папке из секретного сейфа наркома внутренних дел. В папке, как он утверждал, лежали документы о сотрудничестве Иосифа Джугашвили с охранкой. В настоящее время авторитетные исследователи сталинизма убеждены, что мемуары Орлова не заслуживают доверия[52]. Такого рода рассказов перебежчиков существует множество и не следует обольщаться их разоблачительными откровениями: совершенно очевидно, что эти люди руководствовались конъюнктурой того момента, существовавшим на Западе спросом на антисоветские разоблачения и пользовались тем обстоятельством, что проверить и опровергнуть их слова было невозможно. То же самое относится и к авторам мемуаров (И. Иремашвили, С. Верещак и др.), чье творчество воспринималось недостаточно критично.

Располагая минимумом данных, исследователям приходилось проявлять немалую виртуозность в стремлении извлечь из них понимание того, что представляет из себя загадочный советский генералиссимус и что происходит и происходило в стране под его властью. В течение полувека, начиная с 1930-х годов и до горбачевской перестройки, множество авторов, от откровенных политических публицистов и пропагандистов до строгих академических интеллектуалов, писали о Сталине. Он, конечно же, интересовал всех в первую очередь как глава государства, но и здесь возникал своеобразный парадокс. Уже первые авторы сталинских биографий тридцатых годов столкнулись с дефицитом актуальных сведений о советском руководстве, но зато могли использовать рассказы Иремашвили и других эмигрантов; не имея возможности анализировать Сталина-правителя, они переключали внимание на Сталина-подпольщика, пытаясь понять его через прошлое. Таким образом сложилась длительная традиция обсуждения сталинской биографии, дискуссий вокруг таких проблем, как его вероятное сотрудничество с охранкой, причастность к экспроприациям и другим террористическим актам, связь с уголовным миром. Полностью независимыми друг от друга внутрисоветская и зарубежная «сталиниана» не были, время от времени происходила инфильтрация тех или иных сведений, слухов, циркулировали те же темы (иногда как предметы умолчания). Сейчас при наличии доступа в архивы большинство старых работ о Сталине уходят в область истории исторической науки, но наработанные за десятилетия «способы говорить о Сталине» по-прежнему довлеют и заставляют искать ответы все на те же вопросы.

Среди доперестроечной историографии с точки зрения широты круга источников я бы выделила труды Роберта Такера. Американский ученый, волей судьбы проживший многие годы в СССР, воспользовался этим для того, чтобы включить в свои размышления о личности Сталина документы и воспоминания, опубликованные в советской печати. Его книги таким образом сблизили обе линии сталинианы, советскую и зарубежную, разумеется, исключительно с точки зрения аккумулирования циркулировавшей там и там информации.

Первым смог увидеть еще секретные советские архивы, касающиеся Сталина, генерал и заместитель начальника Главного политического управления Советской армии Д.А. Волкогонов[53]. Он получил возможность ввести в оборот множество новых источников, но этим значение его книги ограничивается, конечно, если не считать того обстоятельства, что само по себе ее появление служило индикатором радикально сменившихся в СССР идеологических установок.

Затем последовало открытие архивных фондов, кардинально изменившее ситуацию с изучением советской истории. За последние четверть века исследования сталинской эпохи стали постоянно востребованной, интенсивно разрабатываемой областью исторической науки. Из печати вышло множество книг о Сталине, его политике, крупнейших, переломных моментах – коллективизации, построении индустрии, политических репрессиях. Конечно же, в фокусе внимания по-прежнему остается именно Сталин как глава государства, его продвижение к власти, механизмы принятия решений. Что касается молодости советского диктатора, то вновь изданных материалов не так уж много. Как правило, это журнальные публикации отдельных документов или небольших комплексов[54], особо следует отметить сборник «Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927» (М., 1996), вышел ряд статей и книг. Однако изучение дореволюционной биографии Сталина пока сильно отстает от исследований Сталина во власти. Работ, специально посвященных начальной части его жизни, все еще немного, все так же ощущается неполнота источников, по-прежнему нет цельной картины, на повестке дня остаются те же самые вопросы, что родились еще в среде эмиграции первой волны.

Петербургский историк А.В. Островский в своей книге «Кто стоял за спиной Сталина?» впервые ввел в научный оборот по-настоящему большое количество документов, в том числе из архивов Грузии. В его скрупулезном труде основное внимание уделено фактографии жизни молодого Сталина. Попутно А.В. Островский выявляет разнообразные неясности и противоречия в источниках. Усилиями автора дореволюционный период сталинской биографии наконец-то достаточно детально прописан, стал цельным, без лакун и «белых пятен».

Сильными сторонами работы, безусловно, являются готовность подвергать сомнению и проверке сведения из документов (в первую очередь недоверие у автора вызывают документы, исходящие от полицейского ведомства), пристальное внимание к источникам финансирования деятельности большевиков. Сложно спорить с тем, что книга А.В. Островского является этапом в разработке темы, но, к сожалению, она не лишена недостатков. Многие выводы автора далеко не бесспорны, многие вопросы, особенно связанные с внутрипартийным контекстом, он обходит стороной, а критический настрой по отношению к источникам то перерастает в настоящую подозрительность, то вдруг исчезает вовсе (причем иногда именно там, где скептицизм был бы полезен). А.В. Островский справедливо поднимает тему финансовой поддержки деятельности большевиков и ищет ленинских спонсоров среди крупной буржуазии и сановников Российской империи. Тема эта актуальна и закономерна, однако Островский видит ее не как проблему поддержки большевизма и других радикальных течений русским обществом, но в конспирологическом ключе, что вряд ли продуктивно. Так или иначе, книга Островского служит неплохой отправной точкой для дальнейших исследований.

Одной из актуальных стала тема Сталина как человека пограничья, формировавшегося под перекрестным воздействием нескольких культур. Родная грузинская культура, имперская и школьная русская; европейская, узнаваемая через книги, и, напротив, присутствовавшие рядом и считываемые на основе бытового повседневного общения армянская культура, разновидности мусульманской у местных азербайджанцев, турок, персов. Добавить к этому привычное с детства грузинское богослужение, полученное в семинарии русское православное образование, революционные материалистические и интернациональные учения.

Михаил Вайскопф анализировал стиль, язык, метафорику сталинских статей и выступлений, прослеживал источники используемых им риторических приемов[55]. Вайскопфа интересовало, как повлияли на речь и мышление Иосифа Джугашвили полученное им образование, библейские и православные коннотации и не прошедшие даром уроки риторики; его круг чтения, русская и грузинская классика, популярная в революционной среде литература, специфический большевистский речевой стиль; наконец, низовой, бытовой субстрат грузинской традиционной культуры.

О том, как на личности, мировосприятии и манере действовать Сталина отразилось его грузинское происхождение, о разных аспектах этой проблемы, используя разные источники, размышляли Р.Г. Суни, Й. Баберовский, А. Рибер, Э. Ван Ри, Р. Сервис, С.С. Монтефиоре, Я. Плампер и другие исследователи. Так, Йорг Баберовский, не говоря непосредственно о самом Сталине, сосредоточился на истории Кавказа в первой половине XX века, а в качестве развернутой предыстории рассмотрел колониальную политику Российской империи в этом регионе[56]. Разумеется, этот контекст необходим для понимания особенностей революционного движения в Закавказье, а фоном для действий большевика Кобы служат события в Баку, в том числе кровавые столкновения на национальной почве между азербайджанцами и армянами, происходившие там одновременно с развертыванием революционных волнений в 1905 году. Альфреда Рибера интересовали преломление марксистской доктрины в локальной кавказской культурной среде, разница позиций меньшевиков и большевиков, вопросы самопрезентации молодого Сталина, и в связи с ней история смены его авторских псевдонимов[57]. Рибер полагал, что молодой большевик Джугашвили усиленно подчеркивал свою близость к пролетариату (даже выбором одежды) и противопоставлял себя интеллигенции. Дискутируя с этой точкой зрения, Эрик Ван Ри напомнил о традиционной для русских революционеров просветительской тенденции[58]. По его мнению, Коба претендовал не на принадлежность к пролетариату, но на положение лидера, ведущего рабочую массу к революции под руководством партийцев-интеллигентов. Обосновывая этот тезис, исследователь выявил влияние классических просветительских идей в стихотворениях семинариста Джугашвили. Э. Ван Ри обсуждал также интерпретацию марксизма в статьях молодого Сталина[59]. Я. Плампер, изучающий механизмы функционирования культа Сталина, обсуждал, в какой мере в его публичной презентации был задействован и какую роль играл факт его грузинского происхождения[60].