Хорхе Ибаргуэнгойтия - Убейте льва

• Название: Убейте льва
• Автор: Хорхе Ибаргуэнгойтия
• Издательство: АСТ
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071334-9

Действие романа известного мексиканского сатирика Хорхе Ибаргуэнгойтии развивается в вымышленной стране Пончике в 20-е гг. XX. в. Однако события, описанные на страницах этого остросюжетного произведения, отражают в гротескной, фарсовой форме ситуацию, актуальную сегодня для некоторых стран Латиноамериканского континента, где господствуют режимы реакционных диктатур.

Первое издание — М.: Известия, 1985, Библиотека журнала «Иностранная литература».

---

— Вляпался я, черт подери!

Простофейра, в целях самозащиты скорчившись на своем стуле, ждет, пока с партнера сойдет злость. Из-за штор слышится напористый голосок доньи Роситы Гальванасо:

— Я знаю, что говорю, муженек пляшет под ее дудку.

Соледад и Эсперанса с наслаждением смеются и делают вид, что не верят, дабы услышать подробности.

Гальванасо овладевает собой и входит в роль неудачника, великодушно изрекая:

— Да, я дерьмово сыграл, друг Простофейра.

Простофейра успокаивается, кивает головой и робко улыбается.

Дом Беррихабалей был построен в начале века на деньги отца дона Карлосика одним итальянским архитектором, который стал миллионером, пожертвовав свой талант на украшение варварских стран. В открытой ротонде, под сенью финиковой пальмы и на виду у всего света стоят их автомобили: «дюссемберг» с открытым верхом и закрытый «дион-баттон».

Ангела, питающая слабость к искусству, сделала из темного коридора, выходящего в парк, музыкальный салон с огромными окнами, за которыми видны зеленые лужайки, магнолии, пуанзетии, мимозы, каучуковые деревья, кастильские розы и павлины.

В этом салоне собираются каждую среду по вечерам самые возвышенные души Пуэрто-Алегре, чтобы дурно исполнить хорошие вещи и послушать мужественную поэзию дона Касимиро Пиетона, а также тонкую страстную лирику Пепиты Химерес, поэтессы-любительницы.

Тинтин Беррихабаль лежит, растянувшись на канапе, обитом кретоном; его голова — на еще вполне упругих коленях матери, которая нежно поглаживает ему волосы.

— Твой приятель учитель Простофейра, — говорит Тинтин, — настоящий идиот.

— Во-первых, он не приятель, он только гость. К тому же прекрасно играет на скрипке. А это непременный инструмент в квинтете. Идиот он или нет, меня не касается. И довольно, вставай, ты измял мне платье.

— А мне не хочется вставать.

Ангела продолжает ласково гладить голову сына и тихо говорит сквозь зубы:

— Не выводи меня из себя.

Шествуя в белом платье среди азалий, винилик, чаровниц и пергамских гладиолусов, Ангела указывает негру-садовнику, какие цветы срезать и отдавать прислуге, которая идет за ними с букетом в руках.

Дон Карлосик — белый костюм, воротничок «кардифф», английский галстук с булавкой-жемчужиной, двухцветные штиблеты — появляется на дорожке и спрашивает игриво:

— А в этом доме когда-нибудь обедают?

Подходит к своей супруге и, привстав на цыпочки, прикладывается седой щеткой усов к ее шее. Она равнодушно оглядывает его:

— Эти штиблеты просто ужасны.

— Ты говоришь — ужасны? А мне нравятся.

Жестом гордого обладателя он обнимает супругу за талию и даже ниже, чтобы слуги видели, как он еще бодр и любим. Она ему шепчет:

— Убери руки.

Дон Карлосик делает вид, будто только сейчас заметил, что они не одни, говорит: «А!», кладет руки за спину и идет по дорожке рядом с женой. Садовник и прислуга вяло переглядываются.

Дон Карлосик срывает тутовую ягоду и кладет в рот.

— В казино говорят, что это уже свершившийся факт. Мы просуществуем с Бестиунхитраном все пять следующих лет. Если нас вдруг не осенит гениальная идея.

— Какой позор!

Дон Карлосик повышает голос:

— Позор или нет, но я прошу тебя больше не называть его убийцей. Мы должны быть дипломатичны и думать о своем имуществе.

Ангела оборачивается к садовнику и говорит:

— Срежьте еще три кастильские розы.

Садовник принимается за дело, Ангела за ним наблюдает, дон Карлосик сплевывает зернышки и кладет в рот вторую ягоду. Сбавляет тон и пытается образумить ее:

— Кроме того, он к нам прекрасно относится. Сегодня я играю с ним в домино.

— Делай что хочешь, — говорит Ангела, нюхая розу.

Дон Карлосик выплевывает зернышки от второй тутовой ягоды и говорит:

— Ну хорошо, когда мы будем обедать?

— Сию же минуту. Букет уже готов. Пообедаем, и успеешь на свидание к своему душегубу.

Дон Карлосик умоляет:

— Ангела, пожалуйста, будь благоразумна.

— Не беспокойся. То, что у меня на уме, не будет на языке.

Оба направляются к дому вслед за прислугой с цветами. Дон Карлосик, пришедший в хорошее настроение, съедает еще одну тутовую ягоду.

— Ты в этом не раскаешься, — говорит он, сплевывая зернышки.

— Мне нужен другой костюм для Простофейры, — говорит Ангела, — куртка «палм-бич», которую ты ему дал, уже обтрепалась.

Дон Карлосик вскидывает брови в притворном изумлении:

— Что делает этот человек с одеждой?

— Носит. В сундук не кладет.

— Дай ему мой костюм в полосочку, который мне никогда не нравился, и скажи, что я его экипирую не для того, чтобы он ставил плохие отметки моему сыну.

— Твой сын — бездельник.

— Это не довод. За любовь платят любовью.

Оба входят в дом.

Глава V. Пончиканское казино

В последней трети прошлого и начале нынешнего века богачи Пончики строили свои дома на Новом проспекте. Одни — землевладельцы — перебрались сюда из глубины острова, спасаясь от разбоя, другие — коммерсанты — переселились из центра столицы, спасаясь от плохого воздуха.

Новый проспект — с видом на море — растянулся на три квартала в длину в тени тамариндов, мимозы, лавров и магнолий, цветущих меж двух ручьев, дно которых вымощено камнем. Здесь, в садах за оградой, стоят дома Беррихабалей, Пофартадо и Даромбрадо, богатейших капиталистов острова. Дом одних напоминает индийский Тадж-Махал, других — Кордовскую мечеть, третьих — барочный дворец аристократической богемы. На старых улицах, выходящих на Новый проспект, осталось много больших свободных домов. В одном из них, в старинной резиденции семьи Деньгадело, расположилось Пончиканское казино, членом которого может стать каждый, кто себя уважает, уважаем другими и имеет средства для уплаты членских взносов.

Казино, основанное для того, чтобы островные сеньоры могли коротать там время за картежной игрой или чтением старых газет, превратилось благодаря тирании загнивающего прогрессивизма в центр собраний и основной пункт деятельности Умеренной партии.

Вечером в день погребения доктора Спасаньи в актовом зале состоялось бурное собрание. Забыв помянуть добрым словом покойного, все обрушились на трех депутатов за их бредовую идею уйти с сессии парламента и расчистить Прогрессивной партии поле деятельности.

— Слава богу, что у них не хватило времени принять Закон об экспроприации, — заметил дон Карлосик, и его слова прозвучали наиболее миролюбиво из всего того, что было сказано на высоком собрании. Закон об экспроприации, который палата депутатов пятнадцать лет не могла принять из-за оппозиции умеренных и который гласит, что вся собственность испанцев и сыновей испанцев, а точнее сказать, имущество всех богатых пончиканцев переходит во власть государства.

— Пришло время закрывать лавочку и убираться с музыкой восвояси, — сказал дон Игнасио Пофартадо, наверное, в сотый раз за эти пятнадцать лет.

Но главным объектом нападок пострадавших были не столько депутаты, сколько отсутствующее лицо — маршал, которого ругали подлой шельмой и еще того хуже.

— А я-то назвал его «малолетним героем» в одной из своих лучших поэм, — воскликнул дон Касимиро Пиетон, схватившись за голову.

— Заблуждение молодости, — сказал Банкаррентос ему в утешение. Сам он ходил на костылях после неприятности, приключившейся с ним два дня назад в доме доньи Фаустины.

Сошлись на том, чтобы встретиться еще раз в более узком кругу и наметить кандидата в президенты от своей партии, могущего заменить Спасанью и если не победить Толстяка Бестиунхитрана, то хотя бы достойно потягаться с ним.

Второе собрание проходит не совсем гладко, участники с места в карьер начинают бередить старые раны. Благодилья, которого ранее уговорили повременить, единогласно выдвинув Спасанью, и который считал себя одним из самых подходящих кандидатов, ибо слыл «самым честным гражданином Пончики», обижается, когда Коко Даромбрадо, молодой повеса, замечает, что честность не относится к гражданским добродетелям.

— Двадцать лет нами управляют разбойники с большой дороги, а честные остаются с носом, — говорит он в подтверждение своего тезиса.

У Благодильи, сидящего в президиуме, отвисает челюсть, вытягивается лицо, и, не произнося ни слова, он обводит взглядом присутствующих, словно говоря:

«Вот до чего мы докатились. Вот как мыслит молодое поколение!»

Большинство считает высказывание циничным, но по сути своей справедливым.

— Неграм нравятся плуты, — говорит дон Бартоломе Ройсалес, большой реалист, — а на выборах побеждают с помощью негров.

На всех лицах написано: «Как ни печально, но факт». Пако Придурэхо, юноша тихий и из хорошей семьи, просит слова и говорит: