Роберт Блох - Пыль Египта

• Название: Пыль Египта
• Автор: Роберт Блох
• Издательство: Salamandra P.V.V
• Жанр: Разная фантастика
• Год: 2015

В уникальной трехтомной антологии «Рассказы о мумиях» собраны многочисленные фантастические произведения о таинственных мумиях Древнего Египта, включая наиболее редкие и никогда не переводившиеся на русский язык. Книга дополнена рядом статей о мумиях и их образах в высокой и популярной культуре. Это издание можно смело назвать одной из самых представительных антологий классических историй о мумиях в мировой практике.

---

— Помочь! — улыбнулся Гордон. — Если бы ты не появился, причем как раз вовремя, наши треклятые корабли давно лежали бы на дне. Ганра Сингх, я уже извинился за свои подозрения. Ты — достойный человек.

Нет, Слейд, — его лицо стало серьезным, — полагаю, вы ошибаетесь. Во-первых, этой мумии вовсе не тысячи лет, а едва десять! Как выяснилось из секретных записей, сэр Томас нашел ее не в затерянном храме Верхнего Египта, но в шалаше с фетишами, в Центральной Африке. Он никак не мог объяснить присутствие мумии в джунглях и поэтому утверждал, что обнаружил ее в отдаленных районах Египта. Ведь он был египтологом, и это звучало правдоподобно… Но сэр Томас действительно считал, что мумия очень древняя и, как нам теперь известно, был прав относительно необычного процесса мумифицирования. Туземцы, хранившие в ящике эту мумию, явно знали о таких вещах больше, чем древние египтяне. Однако мумия, я уверен, не протянула бы и двадцать лет. И здесь вмешивается сэр Томас, который является и крадет мумию у дикарей — между прочим, у того самого племени, что расправилось с фон Хонманом.

Нет-нет, ваша гипотеза неверна, я это чувствую. Вы знакомы с оккультной теорией, согласно которой дух, привязанный к земному миру ненавистью или любовью, способен творить добро или зло, только оживив материальное тело? Оккультисты вполне разумно говорят, что дух или призрак может пересечь пропасть, разделяющую миры живых и мертвых, лишь вселившись в тело из плоти и крови — предпочтительней всего место своего прежнего обитания — и вдохнув в него жизнь. Этот человек умер, как умирают все, но я верю, что силы ненависти, которую он испытывал при жизни, оказалось достаточно, чтобы преодолеть смерть и заставить мертвое, высохшее тело двигаться, действовать и убивать.

Если это так, нет предела страшному наследию человечества. Если это правда, люди навсегда обречены стоять на краю немыслимых океанов сверхъестественного ужаса, отделенные от иного мира лишь тонкой вуалью, которая в любую минуту может быть разорвана, как только что случилось… Хотел бы я думать иначе — но я видел, Слейд.

Когда Ганра Сингх швырнул упирающуюся мумию в огонь, ее высохшие и сморщенные черты на краткий миг разгладились от жара, как раздувается надутый воздухом игрушечный шар, и мимолетно обрели знакомый, человеческий облик. Слейд, это было лицо Густава фон Хонмана!

Мумии и египетские пирамиды. Гравюра первой половины XVIII в.

Джеффри Фарнол ЧЕРНЫЙ КОФЕ ( 1929 )[7]

I

Профессор Джарвис сидел за письменным столом, окруженный грудами справочников и стопками заметок и выписок. Тишину нарушало лишь беспрерывное царапанье его пера по бумаге.

Профессор Джарвис ненавидел всяческую суету и шум, так как они нарушали целостность мысли и последовательность доказанных фактов, вытекавших из первичных гипотез, которые казались ему главной целью и смыслом бытия; именно по этой причине он поселился на тридцатом этаже.

Почти месяц он не видел человеческого лица, за исключением Джона, своего камердинера. Ночь за ночью он восседал за столом, высоко над огромным городом, и занимался работой, о которой мечтал много лет — трактатом о «Высшей этике философии». Трактат был близок к завершению. В эти последние недели на профессора снизошел дух труда, дьявольский, жестокий, беспокойный дух, не позволявший на мгновение отвлечься от сложного течения мысли, от вымотавших все нервы попыток ее сформулировать. Вот почему профессор просиживал за столом ночь за ночью, спал очень мало и поглощал большое количество черного кофе.

Тем вечером, однако, он почувствовал странную усталость. Профессор сжал ладонями пульсирующие виски, глядя невидящими глазами на страницы лежащей перед ним рукописи.

Он склонился над столом, борясь с чувством тошноты, постоянно возвращавшимся в последние дни. Длинные, убористые строки показались ему существами, наделенными загадочной жизнью; они двигались и тысячами ножек цеплялись за страницу.

Профессор Джарвис закрыл глаза и устало вздохнул. «Мне нужно поспать», — сказал он сам себе. «Любопытно, когда я в последний раз спал?» В то же время он тщетно попытался зевнуть и потянуться. Его блуждающий взгляд упал на настольную лампу — и он заметил, что существа покинули лист и ползут теперь, извиваясь, вверх по зеленому абажуру. Он снова вздохнул, пальцы зарылись в бумаги в поисках кнопки электрического звонка. Почти сразу же, как показалось профессору, он услышал тихий и далекий голос Джона, доносившийся из тени, куда не достигал свет лампы.

— Джон, если вы в самом деле там, будьте добры, зажгите свет, — сказал профессор. — Джон, — продолжал он, моргая в неожиданно ярком свете и уставившись на камердинера, — когда я в последний раз спал?

— Сэр, вы не спали уже неделю, только дремали время от времени на кушетке, сэр, но это не в счет. Если позволите дать вам совет, сэр, вам лучше всего немедленно отправиться в постель.

— Гм! — произнес профессор. — Благодарю вас, Джон, но ваш превосходный совет, к сожалению, неприменим. Я пишу заключительную главу и обязан ее закончить. До тех пор сон исключается.

— Прошу прощения, сэр, — начал Джон, — но если вы попробуете раздеться и лечь в постель как полагается…

— Не будьте глупцом, Джон! — вскричал профессор, охваченный внезапным приступом гнева, который совершенно не вязался с его обычно миролюбивым характером. — Неужели вы думаете, что я не поспал бы, если бы мог? Разве вы не видите, что я мечтаю заснуть? Я заснул бы, понимаете вы, но не могу — я знаю, что отдыха мне не ведать, пока я не закончу книгу, а это будет примерно на рассвете, — и профессор поднял глаза на Джона.

Густые брови профессора нахмурились, глаза горели неприятным светом на бледном овале лица.

— Если бы только вы перестали пить так много кофе, сэр! Говорят, кофе плохо действует на нервы.

— Думаю, это верно, — вставил профессор, вновь заговоривший привычным мягким голосом. — Да, полагаю, это верно. К примеру, Джон, прямо сейчас мне кажется, что вон там из-за портьер высунулась рука. Однако эта умственная установка в некоторой степени совпадает с темой последней главы, где говорится о психических силах природы. Конкретно, Джон, я имею в виду следующий отрывок:

«Таинственная сила, которую некоторые именуют душой, при условии должного развития способна на некоторое время отринуть телесность и воспарить в бесконечные пространства, нестись на крыльях ветра, гулять по дну морей и рек и даже вселяться в тела давно умерших людей, если те еще не разложились».

Профессор откинулся в кресле и продолжал, словно размышляя вслух:

«Все это было известно столетия тому назад, в особенности жрецам Исиды и древним халдеям, а сегодня частью практикуется факирами и тибетскими ламами; но невежественный мир видит в этом не более чем дешевые фокусы». Кстати, — прервал он сам себя, вдруг заметив, что Джон по-прежнему стоит перед ним, — разве вы не просили отпустить вас до завтрашнего дня?

— Да, просил, сэр, — замялся Джон, — но я подумал, что отложу свои дела, раз вы… раз вы так заняты, сэр.

— Пустяки, Джон, не тратьте вечер впустую, уже поздно. Сварите еще кофе и можете идти.

Джон помедлил, но встретился глазами с профессором и подчинился; поставив кипящий кофейник на приставной столик у локтя профессора и приведя комнату в порядок, он направился к двери.

— Я вернусь утром, к восьми часам, сэр.

— Очень хорошо, Джон, — сказал профессор, попивая маленькими глотками кофе. — Спокойной ночи, Джон.

— Спокойной ночи, сэр, — отозвался Джон, закрыл за собой дверь и на секунду остановился за нею, покачивая головой.

— Его нельзя оставлять одного, — пробормотал он, — но я вернусь утром, еще до восьми. Да, постараюсь вернуться еще до восьми.

С этими словами он повернулся и удалился по коридору.

II

Профессор долго сидел, согнувшись над столом. За последние полчаса он не написал ни слова — где-то у него в затылке, казалось, стучал молоточек; это мягкое, неторопливое и ритмичное постукивание только оттеняло тишину вокруг. Медленно и постепенно профессор погрузился в ожидание, безрассудное и настойчивое ожидание чего-то, что подбиралось все ближе и ближе при каждом стуке молоточка. Он не понимал, что именно приближается, был бессилен остановить это приближение — он только знал, что это нечто близится, и ждал, напрягая слух, прислушиваясь к неизвестности.

Внезапно, где-то в раскинувшемся далеко внизу мире, часы пробили полночь. С последними ударами в коридоре послышались шаги, в дверь постучали и кто-то начал теребить дверную ручку. Профессор встал, дверь распахнулась, в кабинет проследовал коротенький, толстенький джентльмен, примечательный главным образом круглым румяным лицом и ежиком седых волос, и принялся трясти руку профессора, без умолку выпаливая отрывистые быстрые фразы, давно ставшие отличительным признаком Магнуса МакМануса, чьи исследования в Нижнем Египте и на берегах Нила, проведенные в последние десять лет, сделали это имя знаменитым.