Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

• Название: Последняя империя. Падение Советского Союза
• Автор: Сергей Плохий
• Жанр: Публицистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-092454-7

Почти полвека СССР и США вели холодную войну, нередко грозившую перейти в “горячую”. Деление мира по идеологическим границам казалось вечным. Но неожиданно одна из сторон спустила флаг. Профессор истории Гарвардского университета излагает хронологию пяти последних месяцев 1991 года, изменивших нашу страну и мир, и предлагает взвешенную оценку событий, обусловивших и сопровождавших гибель СССР и начало самостоятельной жизни России, Украины и других бывших советских республик.

В 2015 году автор удостоился двух престижных премий: Pushkin House Russian Book Prize (за лучшую англоязычную книгу о России) и Lionel Gelber Prize (за лучшую документальную книгу о международных отношениях и политике).

---

17 августа утверждали, что снятие президента с должности даже не обсуждалось – они лишь собирались слетать в Крым и убедить его ввести чрезвычайное положение. Восемнадцатого августа к Горбачеву отправили делегацию, а перед этим президенту отключили связь и нейтрализовали его охранников. Даже если Крючков, Павлов и другие не считали себя заговорщиками, в ту минуту, когда прозвучал приказ отключить телефоны, они фактически стали таковыми20.

Делегация, летавшая в Форос, к десяти часам вечера 18 августа уже вернулась в Кремль. Язов вспоминал, что отчет заговорщиков прозвучал примерно так: “Он [Горбачев] их выгнал, подписывать документы не стал. В общем, мы, дескать, ‘засветились’. И если сейчас расходимся ни с чем, то мы на плаху, а вы – чистенькие…”

Согласия заговорщики достигли не сразу. Отказ Горбачева позволить им сделать “грязную работу” стал неожиданностью. Тот Горбачев, которого они знали – хитрый политик, – должен был поддаться давлению. Своим же отказом президент поставил заговорщиков в затруднительное положение. Продолжать курс на введение чрезвычайного положения означало нарушить закон. Заговорили о том, что уж если Горбачев отказался их поддержать, то следует отступиться. Болдин колебался: “Я знаю президента, он никогда не простит подобное обращение с ним”. Дороги назад уже не было – особенно тем, кто летал в Крым. Единственной надеждой оставалась передача Горбачевым президентских полномочий Янаеву – по состоянию здоровья21.

Этот вариант прежде рассматривался как запасной. Крючков и другие заговорщики не сомневались, что Янаев согласится, а сам вице-президент даже не подозревал о заговоре, пока, за несколько часов до возвращения делегации из Крыма, не переступил порог премьерского кабинета. Как и членов делегации, Янаева в тот момент трудно было назвать трезвым: известного своим пристрастием к застольям советского вице-президента вызвали прямо из-за стола в одном из подмосковных санаториев, куда он ездил навестить друга. За несколько часов до этого, ничего не зная о заговоре, Янаев разговаривал с Горбачевым по телефону и обещал на следующий день встретить его в аэропорту. Когда винные пары начали рассеиваться, Янаев очень расстроился из-за того, что на него взвалили это ‘^неконституционное” мероприятие. Хоть он и был вправе принять обязанности президента в случае недееспособности последнего, не было никаких доказательств того, что Горбачев нездоров.

Когда Крючков положил на стол указ из одного предложения, Янаев начал отпираться: президент должен вернуться после того, как отдохнет, поправится. Кроме того, вице-президент утверждал, что не готов взять на себя управление страной. Заговорщики не отступали. Переход власти в руки Янаева был для них единственной, пусть призрачной, надеждой на легитимацию заговора. Поэтому они давили на Янаева, упирая на то, что нужно навести в стране порядок и спасти урожай. Вице-президента убеждали, что основное бремя ляжет на них самих. Изображая “доброго полицейского”, Крючков сказал: “Подписывайте, Геннадий Иванович”, и тот подписал. Указ гласил:

В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента на основании статьей 127(7) Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 года.

Затем и. о. президента Янаев подписал указ о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП), куда, кроме него самого, вошли Крючков, Язов, Павлов и другие заговорщики. Действие Конституции приостанавливалось: вся власть в стране переходила к ГКЧП.

Необходимые документы подготовили заблаговременно. Несмотря на ссылки на Конституцию, ни один из указов ГКЧП не был конституционным. Дело было не только в том, что Янаев не имел права принимать полномочия Горбачева (ведь президент был дееспособен): даже Горбачев не обладал полномочием вводить чрезвычайное положение без согласия союзного и республиканских парламентов. Кроме того, отсутствовали и причины для объявления чрезвычайного положения: 18 августа 1991 года не было ни стихийных бедствий, ни техногенных катастроф, ни массовых беспорядков. Единственная критическая ситуация, которая пришла на ум авторам документов, касалась спасения урожая, но и в сельском хозяйстве положение было не лучше и не хуже обычного. Впрочем, Янаев и члены ГКЧП уже поставили свои подписи, а это значило, что Рубикон перейден и пришло время действовать. Янаев и Павлов уединились в кабинете и. о. президента и пили до рассвета. Владимир Крючков провел остаток ночи, встречаясь со своими замами, начальниками управлений. Идея ГКЧП принадлежала ему, и его подчиненные принимали непосредственное участие в составлении нужных путчистам документов и в первых тайных приготовлениях. Пришло время задействовать весь аппарат КГБ. В половине четвертого утра Крючков созвал высших чинов КГБ и объявил им о сворачивании перестройки. Демократическое руководство не владеет ситуацией, сказал он, имея в виду Горбачева и его либеральных советников, и пришло время ввести чрезвычайное положение22.

Первые новости о введении чрезвычайного положения (на срок до шести месяцев) были переданы по советскому радио и телевидению в шесть часов утра 19 августа. Теле– и радиостанции работали в таком режиме, как если бы в стране объявили траур по высшему руководителю. Когда умирали генсеки – Брежнев (1982), Андропов (1984), Черненко (1985), – радио и телевидение транслировали в основном классическую музыку и балет. Hе означал ли показ “Лебединого озера” кончину очередного лидера? Наверняка это никто не знал. Прозвучало лишь заявление о болезни Горбачева, не подкрепленное, однако, медицинским заключением23.

Горбачев, проведший в Форосе бессонную ночь, узнал о собственном смещении благодаря небольшому радиоприемнику, сохранившемуся у него по недосмотру заговорщиков. “Какое счастье, что он оказался с нами! – записала в дневнике Раиса Горбачева. – По утрам, бреясь, Михаил Сергеевич обычно по нему слушал ‘Маяк’. Взял его с собой в Крым. Стационарный приемник, имеющийся здесь, в резиденции, ни на одном диапазоне не дает приема. Маленький ‘Сони’ работает”. Ночь выдалась тревожной. “К нашей бухте подошло несколько больших военных кораблей, – писала Раиса Максимовна. – ‘Сторожевики’ необычно приблизились к берегу, постояли минут пятьдесят, а затем отошли, отдалились. Что это? Угроза? Изоляция с моря?” Ни она сама, ни ее муж не знали ответа на этот вопрос24.

Появление необычно большого числа патрульных кораблей возле дачи Горбачева было одним из немногих фактов, которые ЦРУ могло предоставить президенту Бушу в довесок к официальным советским сообщениям. Еще одно донесение гласило, что самолет Горбачева не покидал Крым. Американцы знали, что Горбачев там, однако никто не мог сказать, что с ним.

Вечером 19 августа президент Буш надиктовал текст заочного обращения к Горбачеву:

Вот я сижу с разноречивыми собранными донесениями и совершенно не знаю, вернетесь ли вы, Михаил. Надеюсь, вы не допустите чего-либо компрометирующего вас лично и в случае вашего возвращения на вас не падет тень. Надеюсь, Ельцин, требующий вашего возвращения, проявит твердость и не позволит силам, стоящим за этим гнусным переворотом, себя одолеть.

Слова его звучали как молитва. И можно было лишь догадываться, будет ли она услышана25.

Глава 5 Бунтарь

Вначале седьмого утра Бориса Ельцина разбудила дочь Татьяна. Ночью он прилетел из Алма-Аты, где встречался с Нурсултаном Назарбаевым, и проспал не больше пяти часов. Сначала Борис Николаевич не мог взять в толк, что стряслось, однако когда Татьяна сообщила ему о перевороте, первой реакцией Ельцина было: “Это же незаконно”.

На календаре было 19 августа. Вечером предыдущего дня все мысли Ельцина занимало предстоящее подписание Союзного договора. Он не знал, чего после этого ждать от Горбачева: не попытается ли тот настроить против России среднеазиатские республики, лояльные президенту СССР? Теперь же Ельцин сидел, не отрываясь от телевизора. Стало ясно, что Горбачев не входит в число членов ГКЧП. Подписание договора отменялось. И что теперь делать?

Первой взяла себя в руки Наина Иосифовна Ельцина: “Боря, кому звонить?” Большинство членов российского руководства жили поблизости от дачи Ельцина в правительственном поселке Архангельское-2. В отличие от Горбачева, у Ельцина связь работала. Собравшиеся застали Ельцина в глубокой задумчивости. Никто не сомневался, что произошел переворот. Судя по составу ГКЧП, у заговорщиков в руках оказались все инструменты власти. Правительство России осталось “бумажным тигром”: у него были министерства и ведомства, но отсутствовал контроль над армией, КГБ и внутренними войсками. Демократически избранным мэрам Москвы и Ленинграда (с сентября 1991 года – Санкт-Петербурга) теоретически подчинялась местная милиция, но и только. Мысль начать с ГКЧП переговоры быстро отогнали. Руководство России решило положиться на свой народ.