София Волгина - Век Екатерины Великой

• Название: Век Екатерины Великой
• Автор: София Волгина
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-906823-16-8

София Волгина с детства интересовалась отечественной историей. Написав роман о депортации российских греков, охватив историю полувекового периода их жизни, она не думала, что когда-то напишет о еще большем. Тема России, ее духовного развития, поднятие русского духа, развитие экономики, культуры, международного положения, любви и преданности Родине, чувства гордости принадлежности своему народу и многие другие аспекты истории страны всегда были ей не безразличны. Сама гречанка, она хотела показать, как немка Ангальт-Цербстская принцесса, волей судьбы оказавшаяся на русском престоле, стала русской духом и почитала русский народ лучшим в целом свете. Автору книги захотелось показать как можно шире жизнь и деятельность, психологию взаимоотношений с фаворитами и окружающими вельможами, дипломатами, военными деятелями и простым народом, охватывающие период всего ее тридцатичетырехлетнего правления Россией. Екатерина Вторая была Великой государыней для русского народа. Она сумела оставить будущему России образованных людей новой формации, для которых честь и слава Отечества стояли на первом месте.

Как сумел автор осветить век Екатерины, судить читателям.

---

Екатерина постилась первую неделю Великого поста и по просьбе государыни хотела продолжить поститься и вторую неделю. Гофмаршал императрицы, Карл Сивере, сообщил ей, что императрица весьма довольна ею. Однако Великий князь, узнав, что жена так много постничает, паки выразил свое недовольство.

После Пасхи Петр Федорович устроил театр марионеток в своей комнате и приглашал туда друзей. Спектаклей глупее представить себе было трудно, но Великий князь их обожал. В комнате, где находился театр, одна дверь была заколочена, понеже она выходила в комнату, составлявшую часть покоев императрицы Елизаветы. Там находился стол с подъемной машиной, кою можно было поднимать и опускать, дабы обедать без прислуги. Однажды Петр, готовясь в своей комнате к своему так называемому спектаклю, услышал разговор в соседней комнате. Полюбопытствовав, кто там, он, недолго думая, взял плотничий инструмент и высверлил несколько отверстий в заколоченной двери, так что смог увидеть все, что в той комнате происходило: как обедала императрица со своим фаворитом Разумовским, одетым в парчовый шлафрок, и еще несколькими приближенными. Налюбовавшись вдоволь, наследник нестерпимо захотел поделиться сим зрелищем. Он быстро созвал всех, кто оказался поблизости. Собравшиеся его дружки по очереди смотрели и давились хохотом.

– Ой, картина та самая, знаменитая, кою никто не видел, где она голая маленькая девочка. Вы видели? – спросил, смеясь, Федор Барятинский, оборачивая возбужденное лицо к остальным. – Ее, наверное, написал тот самый Караваки, который и царя Петра рисовал.

– Какая картина? Я ее не заметил, – ответствовал наследник. – Ну-ка дай посмотреть, – двинул он локтем князя. Выпучив глаза, он пристально вглядывался в отверстие, но ничего толком не увидел. – Врешь ты, – сказал он Барятинскому, – ничего там нет!

Удивленный Барятинский снова прильнул к отверстию.

– Любимец ее, Разумовский, расселся так, что закрыл картину. Потому и не видно, – ответственно заявил он через минуту.

– Ну и Бог с ней! – махнул рукой Петр. – В следующий раз рассмотрю.

Великая княгиня чем-то была занята в своих покоях и не спешила на зов Петра, но когда пришла, решительно отказалась подсматривать, несмотря на настойчивые уговоры мужа.

– Я слишком хорошо усвоила уроки твоего великого деда, – не поддавалась Екатерина, отвернувшись.

Наследник сделал постное лицо.

– Что вы имеете в виду, сударыня? – спросил он, оглядываясь на своих друзей.

– Надо бы вам почитать «Юности честное зерцало», кое написал царь Петр самолично, – сказала громким шепотом Екатерина, оглядывая остальных с сожалением. У многих с лица сошла улыбка. Они явно почувствовали себя виноватыми.

– Что там еще за зерцало? – не без язвительной ужимки спросил Великий князь.

– Там в самом конце написано рукой императора, что подслушивать и подсматривать – невежество.

Великий князь переглянулся со стоявшим рядом Левушкой Нарышкиным. Тот отвел глаза.

– А я читал Петра Великого «О достоинстве гостевом на ассамблеях быть имеющим», – сказал Барятинский. – Читали ли вы ее, княгиня?

– Не читала. Почему же вы интересуетесь?

Барятинский пожал плечами.

– Да так. В ней он изволил давать советы, как надобно себя вести, и всякое такое, да… И как надо пить вино. – Барятинский был изрядно пьян, как, впрочем, и остальные.

– Давайте-ка лучше выпьем еще, – предложил князь Голицын тихим заговорщическим тоном.

– Правильно! – весело поддержал его весельчак Левушка Нарышкин. – А то ведь мы еще не в кондиции, как говаривал сам царь Петр.

Все с готовностью ринулись в соседнюю комнату.

Екатерина смотрела на сие представление с отвращением. Нет, подсматривать и подслушивать было тем, чего она никогда бы себе не позволила. Оному первым делом ее научила мадемуазель Кардель. И как можно подглядывать за человеком, коего столь глубоко уважаешь? Екатерине всегда казалось, что невозможно не обожать императрицу Елизавету. Тем паче, что Екатерина всегда чувствовала к себе искренне благоволение государыни.

Недовольный тем, что жена его не захотела подглядывать за теткой, и даже раскритиковала его, наследник выговаривал ей на следующий день:

– Кстати, намедни государыня тетушка моя изволила выразить недовольство вами.

Екатерина удивленно повела бровью, мучительно пытаясь вспомнить, чем же могла провиниться.

– Нехорошо, княгиня, делать такие растраты! – отчитывал жену Петр Федорович, важно расхаживая перед ней. – Тетушка недовольна: денег в казне нет, одна токмо строящаяся сейчас Темерницская таможня съедает столько денег, а вы себе позволяете лишнее!

«Что еще за таможня?», – удивилась про себя Великая княгиня, но расспрашивать не стала.

– Я готова представить список своих затрат, коли она спросит, – сказала она и, открыв бюро, сделала вид, будто разыскивает нужную бумагу.

Постояв с минуту, Великий князь спросил насмешливо:

– Что, потерялся листочек? Ну, ищите-ищите, Ваше Высочество. А я пойду развлекусь немного. Кстати, Темерлицкая таможня – таможня, основанная на нашей территории в низовьях Дона. Там основывается новый город. Сие, княгиня, к вашему сведению.

Намеренно четко чеканя шаг, он вышел из комнаты. Злорадная улыбка не сходила с его лица.

* * *

До воскресенья Великая княгиня не слышала никаких разговоров по поводу просверленной двери, хотя знала, что они обязательно будут иметь место. На следующей неделе, в середу, Великая княгиня Екатерина пришла к обедне позже обыкновенного. Вернувшись к себе, она уже намеревалась снять свое придворное платье, как вдруг увидела направляющуюся к ней императрицу. Понеже Елизавета Петровна не была за обедней в придворной церкви, а присутствовала при богослужении в своей малой домашней церкви, то Екатерина Алексеевна, как токмо ее увидела, пошла к ней навстречу, дабы поцеловать руку. Государыня в ответ коснулась губами ее щеки и приказала позвать Великого князя. Токмо Никитична вышла за дверь, императрица села в кресло и обратила на Екатерину недовольный взгляд.

– Нехорошо, Ваше Высочество, опаздывать к обедне, разве сие вам не известно?

Екатерина смиренно склонилась в поклоне, с удивлением подметив, как быстро докладываются императрице ее промахи.

– Сие случилось впервые, Ваше Императорское Величество. Камердинер задержался с моей прической.

Императрица потянулась за колокольчиком и позвонила. Явилась камер-фрау Владиславова.

– Где Великий князь?

– Уже идет, Ваше Величество!

– Позвать камердинера Екатерины Алексеевны, – приказала она недовольным тоном.

Испуганный Евреинов явился тут же.

– Я полагала, сударь, вы здесь, дабы служить Великой княгине отменно. Ежели вы еще хоть раз задержитесь с ее прической, из-за коей она нынче опоздала к обедне, придется нам с вами расстаться, – сказала императрица, не глядя на него.

Пунцовый камердинер, заикаясь, пообещал более не оплошать.

– То-то же, не допускайте подобного впредь, – смягчилась государыня и, бегло оглядев нарядное платье невестки, сказала: – Я еще во времена Анны Иоанновны, будучи цесаревной, не оказывала предпочтение нарядам перед Господом Богом.

Екатерина стояла перед ней, виновато опустив голову.

– Хоть я и не жила при дворе, – продолжала императрица, – но в своем доме, довольно отдаленном от дворца, никогда не нарушала своих обязанностей. Часто для того вставала при свечах.

Поняв, что теперь императрицу остановить будет трудно, Екатерина произнесла волшебные слова, коим ее научила когда-то камер-фрау Мария Крузе:

– Виновата, матушка!

Елизавета замолчала, взгляд ее потеплел.

Послышались шаги. Великий князь, который уже разделся в своей комнате, пришел в шлафроке и с ночным колпаком в руке. С веселым и развязным видом он подбежал к руке императрицы. Елизавета Петровна в ответ поцеловала его в лоб и начала тем, что спросила:

– Откуда у тебя, сударь, хватило смелости подглядывать за мной, императрицей Российской?

Вся развязность племянника мгновенно улетучилась, побледнев, он оглянулся на жену, ища у ней спасение. Разгневанный голос тетки повысился на тон:

– Захожу я в твою комнату, и что же вижу? Дверь, всю просверленную, и дырки направлены к тому месту, где обыкновенно сижу я! Изволь объяснить, что все сие значит!

Императрица озлобленно смотрела в лицо наследника, но тот, отступив на шаг, потерянно вертел в руках свой ночной колпак. Императрица ждала ответа, Петр молчал. Тогда она продолжила еще громче:

– Не позабыл ли ты, сударь, чем мне обязан? После оного твоего поступка я не могу смотреть на тебя инако как на неблагодарного. Видишь ли, – продолжала распаляться императрица, – отец мой, Великий Петр, тоже имел неблагодарного сына и наказал его в назидание другим!

На сих словах Петр, вздрогнув, выронил ночной колпак и судорожно сцепил пальцы. Елизавета Петровна, не глядя на племянника, продолжала: