София Волгина - Век Екатерины Великой

• Название: Век Екатерины Великой
• Автор: София Волгина
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-906823-16-8

София Волгина с детства интересовалась отечественной историей. Написав роман о депортации российских греков, охватив историю полувекового периода их жизни, она не думала, что когда-то напишет о еще большем. Тема России, ее духовного развития, поднятие русского духа, развитие экономики, культуры, международного положения, любви и преданности Родине, чувства гордости принадлежности своему народу и многие другие аспекты истории страны всегда были ей не безразличны. Сама гречанка, она хотела показать, как немка Ангальт-Цербстская принцесса, волей судьбы оказавшаяся на русском престоле, стала русской духом и почитала русский народ лучшим в целом свете. Автору книги захотелось показать как можно шире жизнь и деятельность, психологию взаимоотношений с фаворитами и окружающими вельможами, дипломатами, военными деятелями и простым народом, охватывающие период всего ее тридцатичетырехлетнего правления Россией. Екатерина Вторая была Великой государыней для русского народа. Она сумела оставить будущему России образованных людей новой формации, для которых честь и слава Отечества стояли на первом месте.

Как сумел автор осветить век Екатерины, судить читателям.

---

– Боже, – говорила Никитична, крестясь и поднимая глаза к небесам, – какие токмо чудеса и совпадения не происходят в нашей грешной жизни!

– Что такое? – заполошно спросила одна из фрейлин, впившись любопытными глазами в камер-фрау.

Екатерина Алексеевна тоже отложила в сторону книгу.

– Да ничего особенного. Токмо надо же такому случиться, что наша умница, старшая Гагарина, уже во второй раз попадает впросак.

– Как так? – удивилась Великая княгиня.

– А вот так, матушка! Фрейлина-то наша давно в возрасте, давно замуж пора, но у нее губа не дура – второй раз влюбляется в того же человека, что и императрица. Мыслимо ли ей, бедняге, тягаться с самой Елизаветой Петровной?

– О ком вы говорите, Никитична? Шувалов – про то я знаю. А второй кто?

– Бекетов, вестимо! Кого еще в последнее время пуще всех привечает императрица.

«Боже мой, – рассуждала про себя Екатерина, – в самом деле, фрейлина княжна Анна Гагарина уже немолода, бедная, а все ищет себе партию по вкусу. Она некрасива, но очень умна и ловка. Имеет хорошее состояние и вот уже второй раз останавливается на том же кавалере, который становится фаворитом императрицы».

Первым был Бекетов, коего так благополучно прибрала к своим рукам государыня Елизавета Петровна. Вторым был Шувалов. И паки та же самая история! Княжна Гагарина не блистала красотой, но была известной умницей и имела много подруг. Её многочисленная родня, обвиняла Ивана Шувалова в том, что он послужил невольной причиной тех постоянных выговоров, которые ревнивая императрица учиняла княжне Гагариной относительно ее нарядов и других мелочей. Гагарина и ее подруги ополчились против Шувалова. И поделом! Он и его братья коварно погубили Никиту Бекетова, который искренне полюбил императрицу. Шуваловы раздобыли где-то отраву и поднесли ему, рекомендуя ее как хорошее притирание для сохранения свежести кожи. Доверчивый Бекетов на свою беду испробовал ее, и все лицо его покрылось гнойными угрями и сыпью. Елизавета, узнав о несчастье своего любимца, даже не смогла заставить себя посмотреть ему в лицо: малейший изъян был дня нее отвратителен.

Императрица уехала в Царское Село на два дня и потом вернулась в Петергоф, а Бекетов получил приказание там остаться под предлогом болезни. Он остался со своим другом – Иваном Елагиным, схватил там горячку, в бреду же говорил токмо об императрице, звал ее и заливался слезами. Вскоре он поправился, вернув себе прежнюю красоту, но остался в немилости, поскольку другой – Шувалов – сумел за то время полностью завладеть сердцем государыни. Вскоре Никита Бекетов отправился на службу в армию.

С каждым днем все пуще влюбляясь в нового фаворита, своенравная императрица Елизавета Петровна задумала удалить со двора Наталью Нарышкину, коя, она знала, совсем недавно нравилась Ивану Шувалову. Брат Натальи, Левушка, обладал яркой харизмой. Помимо его стати, красоты и хорошего образования, он еще имел редкой остроты ум, слыл весельчаком и балагуром. Там, где находился Левушка Нарышкин, сразу становилось легко, весело и радостно. И малые, и старые стремились находиться в его обществе. Что бы он ни говорил, на какую бы тему ни шутил, конец всегда был един: все безудержно хохотали.

Токмо Лев Нарышкин прибыл ко двору, императрица не замедлила передать через него приказание его старшей сестре выйти замуж за никому неизвестного камер-юнкера Сенявина. Нарышкина была потрясена таким поворотом судьбы. Менее всего она ожидала выйти замуж по указу императрицы за человека совершенно ей непривлекательного. Из-за чего? Токмо ради того лишь, чтоб фаворит поскорее забыл ее образ! Никто не ожидал от императрицы подобного преследования. Совсем не по-божески! При дворе и в городах и весях государства около года продолжались пересуды об оном случае. Великая княгиня Екатерина Алексеевна дала себе зарок никогда не поступать подобным образом, понеже злосчастная Нарышкина, выйдя за Сенявина замуж, очень страдала.

Между тем, в период всех оных событий касательно фаворитов императрицы Великий князь подарил Екатерине маленького английского пуделя, коего она давно мечтала иметь. У Екатерины в комнате был истопник, Иван Иванович Ушаков, и ему поручили ходить за оным пуделем. Посему остальные слуги придумали дать собаке имя истопника. Пудель сей сам по себе был забавным животным. Иван Иванович ходил на задних лапках, садился со всеми за стол, где ему надевали салфетку, и очень чисто ел со своей тарелки. В течение дня он никого не беспокоил своим присутствием. Пудель забавлял Великую княгиню и царедворцев в течение полугода. Фрейлины Екатерины Алексеевны токмо и делали, что шили Ивану Ивановичу одежки. Летом Екатерина, вестимо, забрала его с собой в Ораниенбаум. Назначенный камергером Сергей Салтыков, совсем недавно женившийся приятель Великого князя, приехал ко двору с женой, которая полюбила пса так, что и он особливо к ней привязался. Когда она уезжала, ни пудель не хотел от нее уходить, ни она от него. Словом, выпросила Матрена Павловна пуделя Ивана Ивановича, и Великая княгиня не смогла отказать ей. Графиня отправилась вместе с ним в деревню к своей свекрови. Через несколько дней до императрицы донесли слух, что все молодые женщины, враги Шувалова, имеют каждая по белому пуделю по кличке Иван Иванович – в насмешку над ее фаворитом. Государыня сочла оное поведение недопустимым. Ничего не оставалось сделать, как токмо изменить клички собачек, ибо даже с доброй императрицей шутки плохи. Хотя причем тут Шувалов, когда первый пудель был назван в честь истопника?

* * *

В начале того же года при дворе появился посланник венского двора, граф Берни. Великий князь полюбил его и постоянно говорил с ним о своих голштинских делах, о долгах, коими его родина обременена, и о начатых графом переговорах с Данией. Петр Федорович, видя, что далее разговоров дела не движутся, обратился к жене с просьбой поговорить с графом. Великая княгиня решила попробовать, пусть и мало смыслила в голштинских делах. На первом же маскера-де она подошла к графу Берни и заговорила с ним на французском.

– Добрый вечер, граф! Извините, что я вас отвлекаю, но супруг мой Великий князь приказал мне побеседовать с вами о делах Голштинии, касательно обмена ее на Ольденбург.

Граф Берни с готовностью ответил на приветствие и обратился в слух.

Екатерина откровенно сказала:

– Знаете, граф, я молода, и мне не с кем посоветоваться о делах, но мне кажется, что, как наследнику престола, ему должон быть дорог и важен интерес Российской империи. Буде для оного интереса необходимо, дабы Великий князь отделался от Голштинии, и прекратить нескончаемый разлад с Данией, то и тогда дело лишь в том, понеже, сохраняя пока Голштинию, выбрать наиболее благоприятный момент, когда бы Великий князь согласился на оное.

Граф Берни, с интересом слушавший Великую княгиню, тут же согласился:

– Конечно же, для такого решения необходимо прежде всего согласие Великого князя.

Екатерина Алексеевна кивнула головой и с улыбкой продолжила:

– В настоящее время, думаю, как раз такой момент, который сделал бы сей акт и более важным, и более славным для него, и, может быть, более выгодным для самой Российской империи, не настал. Паче того, сейчас он скорее имеет вид явной интриги.

– Интриги? – поднял бровь австрийский дипломат.

– Видите ли, я полагаю, что на самом деле голштинские дела не в таком отчаянном положении, как хотят их представить…

Екатерина многозначительно посмотрела на графа Берни, – тот что-то хотел сказать, но замешкался, и Екатерина заполнила небольшую паузу сентенцией о том, что обмен герцогствами мог бы оказаться, возможно, полезнее для России, чем лично для Великого князя, который так любит свою родину. Разговор подходил к концу, и ежели в начале разговора граф Берни просто с интересом смотрел на Екатерину, то теперь в его глазах возникло уважение, смешанное с восхищением – особливо после последних слов Великой княгини.

– Вы ведь сами, граф, отлично понимаете, что один токмо Кильский порт в руках Великого князя может иметь важное значение для русского мореплавания.

Австрийскому дипломату ничего не оставалось, кроме как вежливо сказать:

– Как посланник на оное я не имею инструкций, но как граф Берни я думаю, что вы правы.

Великий князь, выслушав Берни позже, передал Екатерине слова имперского посланника: «Все, что я могу сказать вам об оном деле, есть то, что, по моему мнению, ваша жена права, и что вы очень хорошо сделаете, коли ее послушаете». Великий князь, недолго думая, переложил все управление Голштинией на плечи своей жены.

* * *

В последние зимние месяцы во время частых придворных балов и маскерадов при дворе снова появились два прежних камер-юнкера Великой княгини, коих когда-то назначили полковниками в армию – Александр Вильбуа и граф Захар Чернышев. Понеже они искренне были к ней привязаны, то Екатерина была рада их видеть и сообразно с оным приняла их. Они, со своей стороны, пользовались каждым случаем проявить свое расположение.