Вадим Стрельченко - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Вадим Стрельченко
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Поэзия
• Год: 1961

Стрельченко Вадим Константинович [24. X (6. XI). 1912, Херсон — янв. 1942] — русский советский поэт.

Его литературное наследство невелико, в настоящем сборнике опубликованы стихи и поэма «Валентин», написанные в 30-х годах XX века. Сегодняшнему читателю лирический герой стихотворений может показаться излишне пафосными. Но вспомним: тридцатые годы — судьбоносный период истории советского народа. Время, когда миллионы «я» искренне сливались в могучее «мы». Время жизни поколений, свято веривших, что они — строители нового мира:

Вот зачем Мы идем по земле, торжествуя, Вот о чем трубит боевая медь. … И на этой зеленой земле не могу я Равнодушно, как нищий уличный, петь!

---

1936

Хозяйке моей квартиры

Смеюсь, хозяйка: даром ты в комнату мою
Приходишь с самоваром.
«Не нужно!» — говорю.

Ты милый сердцу глобус поставь-ка
                            на столе,
Чтоб я о всей огромной
Не забывал земле,

Чтоб Шар Большой являлся в веселье и в
                             нужде!
(Так, видя искру в небе,
Мы помним о звезде.)

И мне замка не надо, не надобно
                            ключей, —
Нужна ли мне ограда
От всех моих друзей!

Ты вешаешь картины? Картин не нужно
                               здесь,
Но ветку молодую
Акации повесь.

Пилу, кирку и весла — расставишь по
                              углам?
…Два башмака носками
Повернуты к дверям,
Стакан воды сияет,
И глобус на столе…
И мне жилья иного
Не нужно на земле!

1936

Двери настежь

Отворила девушка окно,
В целый мир распахнуто оно, —
Стекол между нами больше нет,
Сквозь цветы и листья вижу я:
Краснощекая сидит семья.
В комнате гитара. Хохот, свет.

Эти люди незнакомы мне,
Но изображенья на стене —
Моря, винограда, кузнецов —
Говорят:
— Здесь сильная семья.
И ее судьба — судьба твоя,
Самовар и для тебя готов.
Что мешает мне пойти вперед?
Как сверкает лестницы пролет!
Почему бы в дверь не постучать?
Что же стало на моем пути?
Почему мне в двери не войти,
Сесть за стол и тоже хохотать,
Будто мы знакомы с давних лет?
Что с того, что я им не сосед!

Я всегда молился на друзей,
На сердца, на руки их, на рот.
…Как сверкает лестницы пролет!
Эй, хозяйка,
Открывай скорей!

1936

Бессонница

Градусник разбивши,
       я сижу за столом
В комнате, освещенной
       уличным фонарем.
С моря слышится голос,
       зов парохода. В путь!
Будто совести голос,
       он не дает уснуть.
Я вижу Черное море
       и голубой пароход.
Краснощекий, в трусах и майках,
       кличет меня народ.
Но — напротив меня аптека.
       Два тусклых ее огня
Никогда не угасают.
       Они прожигают меня.
Они меня настигают…
       Разбейтесь, двери аптек!
Неужто еще так много
на свете бинтов и калек?
.
Я вглядываться начинаю
       и вижу во тьме ночной —
На синей бутылке кости
       и череп… Неужто мой?
И я глаза закрываю,
       но сквозь цветы и листы
Ко мне приближается запах
       карболовой кислоты…
.
Люди с веселой кровью,
       быстрее чем реки, — в груди!
Люди моря и люди неба,
       силачи земли, — выходи!
Неужто еще не время?
       На земле еще не светло?
Петухи земли не пропели?
       Солнце земли не взошло?
Выходите, друзья, выходите!
       …И в комнате — будто светло.
Как будто автобус проехал.
       Как будто бы солнце взошло:
Лучи его так живы,
       ярки и горячи,
Что я различаю пылинки,
       проходящие сквозь лучи.
И в белой майке к дому
       неизвестный товарищ идет
Плавучими шагами,
       приоткрыв, как при пении, рот.
…В стекла ветку каштана,
       мокрую от дождя,
Сильной рукой бросая,
       он вызывает меня.
…Белые зубы сверкают.
       Румянец в обе щеки.
— Больше не будет аптеки.
       По ветру порошки!
Видишь плоды и корни?
       Чуешь солнце земли?
Время топтать пилюли,
       в печь, в огонь костыли!
Видишь? — И рукою
       показывает вперед.
Рослый, от солнца черный,
       движется там народ,
Как будто с целого мира
       на праздник сошлись силачи,
Держа двухпудовые яблоки,
       розы и калачи.
Как будто Земля созвала
       лучших своих дочерей…
И слышится голос: — Это —
       дети твоих детей. —
А улица — так и сияет,
       голубизна и багрец.
Она, вероятно, зовется:
       улица Сильных Сердец.
…И вьется знакомое знамя,
       в руках расцветают цветы…
И снова слышится голос:
       — Друг мой, что видишь ты? —
Я вижу майскую землю,
лепил которую днем,
Где меня никто не прикончит
       ни руганью, ни штыком!
Я вижу майскую землю,
       какой добивался днем,
Где на рыбачьей шхуне,
       у горна над верстаком —
Роза снова прекрасна,
       где петух поспорит с орлом
В глазах темнеет от света…
       И я уже не гляжу,
Но в чистую, светлую эту
       улицу вхожу!
Может быть, это сон был?
       Сон ли! — если и днем
С гордостью и верой
       я вспоминаю о нем.

1936

Огороднику

Как была вкусна эта дыня,
Нами съеденная второпях!
Пыль тускнела отсветом синим
На прижатых к земле листах.
Сколько радости
Из-за чистых,
Пересахаренных ломтей!
Мы сидели на жестких листьях,
Двое в землю влюбленных людей.

…Встану я на землю сухую,
Упаду на нее, замру,
Впившись пальцами в грудь земную,
Дряхлую и родную кору.
И увижу я огороды.
И увижу я —
Без потуг
И без стонов — осенние роды,
Протекающие вокруг.

Я дыханья не пожалею!
Если надобно, кровь пролью!
Чтоб на каждом листке
Своею
Каждой каплей писать:
«Люблю».
Я всегда дрожал над растеньем.
Видя стебель, добытый трудом.
Каждый листик
С великим терпеньем
Вырезан сообразно с плодом!
Я всегда любил голубую
Речку,
Чашу, полную вод:
Каплю только добавь дождевую —
И волна через край потечет!
Но вода непрерывно струится,
Дыня, лист…
Почему же везде
Мне людские мерещатся лица —
В травах, в облаках, на воде?

…И морщины твои так тонки,
Огородник.
Сужу по рукам:
Ты привык к плодам и трудам,
Только в детстве — себе на пеленки —
Ты не зарабатывал сам!..
Десять пальцев твоих дороже
Сладких дынь, арбузов и трав!..
Спросим — прав я или не прав:
Я и воду, и птичьи речи,
И плоды, и листвы тряпье —
Не возьму за одно человечье,
Огородник, дыханье твое.

1936

Слава

Славить будем всех,
          на чьих гербах —
Ни орлов, ни филинов,
          ни псов, —
Только колос,
          срезанный в полях,
Только серп и молот
          их отцов!
Наберем пшеницы
          спелой горсть
И прославим
          пахаря труды!
Он прошел за плугом
          столько верст,
Что дошел бы
          даже до звезды!
Столько на земле
          собрал плодов,
Что не хватит
          на земле столов.
Над зерном не вейся,
          птичий свист!
Розы — пекарю,
          его труду.
Хлеб его
          да будет свеж и чист,
Как разрезанное
          яблоко в саду!
Эй, сапожнику
          желаем сил:
Сапоги такие
          пригони,
Чтобы путь
          меня не устрашил,
Чтоб лениво я
          не лег в тени!
Железнодорожник!
          Столько стран
Ты прошел
          чрез горы и ручьи!
Так шагает
          только великан.
Подари мне
          сапоги свои!
Авиатор милый!
          Стало сном,
Что ходить тебя
          учила мать.
Что гонялся ты
          за мотыльком
И за птицей —
          и не мог догнать…
Музыкант!
          Вооружись трубой.
Легче бы
          давалась мне борьба.
Если б с детства
          пела надо мной
Уводящая вперед труба.
          Слесарю — румянец и любовь.
Пусть не ест
          его железа ржа, —
Чтобы враг
          порезал руки в кровь,
Тронув даже
          рукоять ножа!
Прославляю всех,
          на чьих гербах —
Ни орлов, ни воронов,
          ни львов, —
Только колос,
          срезанный в полях,
Серп и молот
          испокон веков!

1936