Сборник - Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного

• Название: Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного
• Автор: Сборник
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7793-2409-0

Первая публикация подлинного архивно-следственного дела A.M. Щастного, крупного российского военачальника, под командованием которого в апреле 1918 года был осуществлен беспримерный Ледовый поход Балтийского флота, спасший 236 кораблей от захвата кайзеровскими войсками. Через месяц А.М. Щастный был арестован (суд над ним был явно инспирирован Л.Д. Троцким) и 21 июня 1918 года приговорен Революционным трибуналом при ВЦИК к расстрелу за попытку контрреволюционного переворота. В 1995 году А.М. Щастный был полностью реабилитирован.

---

К письму была приложена копия постановления об аресте, в котором Троцкий считал необходимым предать Щастного «чрезвычайному суду». Но такого суда, да еще для преступника «исключительной государственной важности», у Советской власти не было. Поэтому ВЦИК срочно подготовил документ и утвердил его на следующий день, образовав Революционный трибунал при ВЦИКе для рассмотрения дел «особой важности».

После ареста А.М. Щастный содержался в Таганской тюрьме. Опубликованы письма начальника этой тюрьмы Е.Н. Юревича. Писатель М. Корсунский, состоявший с ним в переписке, отмечал, что Юревич не раз беседовал с Щастным и составил о нем впечатление как о человеке, «основными чертами которого были невероятная любовь к родине и флоту, бесстрашие, простота и полное спокойствие перед фактом ожидаемого расстрела»[22].

Приведем выдержку из письма Юревича от 30 мая 1967 года:

«Однажды, если мне не изменяет память, в апреле (в мае 1918 года. – В.З.) мне сообщил по внутреннему телефону дежурный у ворот, что толпа матросов желает видеть начальника тюрьмы. По предложению дежурного помощника матросы выбрали своих представителей, и они явились ко мне, заявив буквально следующее: “Нашего адмирала Щастного за спасение всего Балтийского флота Троцкий арестовал и посадил в вашу тюрьму”. Я объяснил им, что они не имеют оснований так говорить, что народный комиссар арестовал адмирала не за “спасение флота” и что, наконец, Щастного в тюрьме нет. Они сказали, что имеют основания говорить то, что сказали, и знают, что Щастный должен быть в Таганской тюрьме. На следующий день утром действительно его привезли в тюрьму. Первое впечатление от адмирала несомненно положительное. Человек в морской форме, среднего роста, плотный, с приятным лицом. Когда я спросил его – по какому обвинению он направлен к нам, Щастный сказал: “Вины за мной никакой, но вас я долго стеснять не буду, так как Троцкий меня неминуемо и очень скоро расстреляет”. Сказано это было без всякой акцентировки, как будто он говорил что-то самое обычное и касающееся не его, а постороннего человека. Я сказал ему, что удивляюсь его словам, так как Советская власть еще никого не расстреливала и по нашим законам наивысшей мерой наказания является заключение в тюрьме на 10 лет. “Тем не менее, – ответил он мне, – меня расстреляют, хотя за мной нет, повторяю, никакой вины”. “Но, – спросил я, – за что же вас расстреляют, если вы ни в чем не виноваты?” Он ответил: “Троцкий расстреляет меня за две вещи: первое – спасение флота в условиях полной невозможности это сделать… и, второе, Троцкий знал мою популярность среди матросов и всегда боялся ее”…»[23]

Обстановка на флоте после ареста А.М. Щастного резко обострилась. Моряки-балтийцы открыто высказывали по этому поводу свое возмущение. Совет комиссаров флота (Совкомбалт) во главе с Е. Блохиным вынес постановление, считая арест несправедливым. В постановлении, подписанном всеми без исключения комиссарами, говорилось, что «арестованный Щастный работал исключительно по созданию мощи нашего флота»[24].

Серьезные сомнения в виновности командующего флотом высказывал и первый нарком по морским делам Павел Дыбенко. Он настаивал на том, что Щастного необходимо доставить из Москвы на судно «Кречет», «чтобы дело здесь разбиралось, так как некоторые документы могут пропасть за его отсутствием»[25].

Надо сказать, что над самим Дыбенко в те дни тоже навис меч революционного правосудия. Возглавляя сводный отряд моряков, направленный под Нарву и Ямбург для защиты революционных рубежей от немцев, он беспробудно пьянствовал, бездарно провалил операцию и панически бежал. Но, в отличие от Щастного, Дыбенко был своим. И в итоге отделался легким испугом. Предварительно заручившись поддержкой в обмен на молчание, он прибыл в Гатчинский нарсуд, где был оправдан и вынесен матросами из зала суда на руках.

О чем же обещал молчать Дыбенко?

Сбежав вместе с А. Коллонтай от суда, он стал бомбить различные инстанции телеграммами, в которых шантажировал своих обвинителей разоблачением их тайных сношений с иностранными державами, а 22 мая 1918 года в газете «Анархия» открыто написал о «сделке» Ленина с немцами. Вряд ли П.Е. Дыбенко был посвящен в детали этой сделки. Хотя кое-что знал, бесспорно.

На основании нескольких согласующихся друг с другом источников известно, что еще в 1917 году между представителями германских войск и Л. Троцким, П. Дыбенко и Ф. Раскольниковым были достигнуты в Кронштадте некие соглашения. Об этом, в частности, писал в своих воспоминаниях жандармский генерал А. Спиридович. Он утверждал, что еще летом 1917 года российская контрразведка зафиксировала эти секретные переговоры, на которых речь шла речь о финансовой поддержке большевиков немцами и об организации немецкого разведотделения в Петрограде при будущем большевистском правительстве[26]. О том же можно прочесть в «документах Сиссона»[27]. Большинство из них принято считать подложными. Хотя ряд серьезных историков называют некоторые из этих документов подлинными или основанными на подлинных. Возможно, в их числе документ № 28, согласно которому начальник Русского отдела германского Генштаба О. Рауш обратился в феврале 1918 года к наркому по иностранным делам со следующим предложением: «Не было ли бы своевременным поднять вопрос о продаже Германии расхищаемых и разоряемых военных кораблей?»[28]

Кроме того, по некоторым данным, именно П. Дыбенко вскоре после штурма Зимнего мог изъять в Министерстве юстиции ряд документов из судебного дела «о немецких деньгах для партии большевиков». Судя по всему, каким-то образом прикоснулся к этой тайне и А.М. Щастный, что имело для него, в отличие от Дыбенко, совсем другие последствия.

Ключевое значение в деле А.М. Щастного имели «секретные» телеграммы об уничтожении кораблей Балтийского флота. Как уже сказано, их разглашение свидетельствовало, по версии следствия, о причастности Щастного к мятежу Минной дивизии.

Исследуя этот вопрос, необходимо отметить, что на формирование взглядов Щастного решающее влияние оказала политика Троцкого по отношению к флоту в целом. И в том числе – к вопросу о его уничтожении. Доводы обвинения о том, что Щастный своими действиями создавал угрозу захвата флота немцами, являлись абсолютно несостоятельными. А вот серьезные основания признать политику Троцкого «гибельной для флота» у Щастного, безусловно, были.

Дело в том, что командующий флотом своевременно принял необходимые меры для его уничтожения. Но только в случае крайней необходимости.

В суде он убедительно отверг обвинение в непринятии мер к взрыву кораблей и пояснил: «Еще задолго до телеграммы Троцкого, в начале апреля, были приняты необходимые меры. Составлен план взрыва портовых сооружений. Образована специальная команда, им был сообщен условный знак, по которому они должны были приступить к взрывам. Когда суда шли из Гельсингфорса в Кронштадт, то уже были заложены все мины, что подтверждается донесением Альтфатера[29]». Это донесение, в котором Альтфатер подробно проинформировал

Троцкого о плане Щастного по уничтожению судов, имеется в деле[30].

Таким образом, вопрос заключался в том, когда и при каких обстоятельствах Щастный считал допустимым уничтожение Балтийского флота. Не в традициях российских моряков было взрывать корабли без крайней необходимости. Незадолго до описываемых нами событий они убедительно подтвердили это в сражениях у Моонзунда. Троцкий же и его ближайшие помощники Е. Беренс и В.М. Альтфатер проявляли непонятную и подозрительную для Щастного торопливость[31].

Своими подозрениями о непонятной возне, связанной с уничтожением кораблей, Щастный поделился с Главным комиссаром флота Блохиным, а затем – в Совкомбалте. В итоге Совет III съезда моряков Балтфлота принял 24 мая наказ своим делегатам, «командируемым в Верховную морскую коллегию и к Наркому т. Троцкому». В наказе говорилось: «Сказать, что флот будет взорван только после боя или когда станет ясно, что иного выхода нет»[32]. А сразу после этого Щастный был вызван в Москву к наркому Троцкому, который его и арестовал.

Теперь о «секретных» телеграммах. Ключевое значение в деле Щастного имела телеграмма, точнее – юзограмма (передана по аппарату Юза[33]), начальника Морского генштаба Е. Беренса от 21 мая 1918 года, в которой последний привел резолюцию Л. Троцкого: «Приняты ли все необходимые подготовительные меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом. Троцкий». А затем Е. Беренс добавил от себя: «Сообщая это, прошу срочно сообщить, составлены ли списки личного состава, кому поручено уничтожение судов. Списки необходимы, так как предполагается за удачное выполнение в случае уничтожения выдавать денежными наградами. О способе, как лучше организовать выдачу, распределение и условия таких наград, прошу Наморси срочно дать заключение. Беренс»[34].