Валентин Антонов - Хроника шапочных разборов

• Название: Хроника шапочных разборов
• Автор: Валентин Антонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Популярный очерк истории Византии XI века и ее влияния на русское государство.

---

В тот же декабрьский день 1041 года Михаил скончался. Перед смертью он захотел ещё раз помолиться, но вместо простых монашеских сандалий обнаружил лишь свою прежнюю, царскую обувь. Что ж… на свою последнюю молитву он отправился босой…

В тот же самый декабрьский день заблаговременно вернувшийся в столицу кесарь-племянник был объявлен новым императором Михаилом V.

«Этот странный муж»

Несостоявшееся последнее свидание с мужем Михаилом, вероятно, произвело на Зою очень сильное впечатление, а с его смертью в ней и вообще словно бы что-то надломилось. И куда только подевалась та прежняя багрянородная Зоя — властолюбивая, деятельная, неустанная в дворцовых интригах, жизнелюбивая, падкая на внимание мужчин!.. Быть может, всему причиной был её возраст — ведь Зое исполнилось уже 63 года. Или, быть может, причину надо искать не только в возрасте…

Во всяком случае, в таком её состоянии хорошо нам знакомому Иоанну, брату покойного императора Михаила, было нетрудно уговорить её легитимно вручить императорскую власть опрометчиво усыновлённому ею «кесарю», племяннику и её покойного мужа, и самого Иоанна.

Дав своему бывшему деверю уговорить себя, Зоя совершила крупную ошибку, что, впрочем, не очень-то и удивительно, учитывая её состояние в тот мрачный декабрьский день 1041 года. Гораздо удивительнее то, что, уговорив Зою, роковую ошибку совершил тогда и многоопытный Иоанн — по сути ведь, бессменный «первый министр» и при Романе, и при Михаиле.

Зоя передаёт власть Михаилу-племяннику (миниатюра сильно попорчена, будто специально, но другой всё равно нет).

Проталкивая в императоры племянника, Иоанн, конечно, надеялся упрочить собственное высокое положение и заодно обеспечить будущее всех своих многочисленных (и, как мы знаем, ненасытных) родственников. И уговорив Зою, он не учёл лишь одного: более всего на свете нового императора — а тому исполнилось всего лишь 26 лет — заботила власть, безраздельная власть, власть сама по себе. Лишь одну её любил он всеми фибрами души и к ней одной лишь ревновал. Всё остальное не значило для него ровным счётом ничего: ни родственные чувства, ни простая человеческая признательность, ни даже даже самая заурядная моральная брезгливость.

Хорошо знавший нового императора, Пселл по отношению к нему беспощаден:

Если ему не везло, он вёл себя и разговаривал по-рабски малодушно и проявлял всю низменность натуры, но стоило удаче хоть на миг ему улыбнуться, как он немедленно прекращал лицедейство, сбрасывал притворную маску, переполнялся ненавистью и одни из своих злых замыслов приводил в исполнение тотчас, другие приберегал на будущее…

Получив благодаря усилиям дяди Иоанна самодержавную власть, племянник-император прежде всего о нём и позаботился. Бессменный первый министр был отстранён от дел, удалён из столицы, отправлен вначале в монастырь, а затем — в ссылку, на остров Лесбос.

Разделавшись таким образом с могущественным дядей Иоанном, царственный племянник, как говорится, вошёл во вкус и обратил взоры на других своих родственников, рангом пониже:

Император изгнанием <Иоанна> как бы потряс основание рода, а потом принялся искоренять его целиком, и всех родственников — а в большинстве случаев были это бородатые мужи во цвете лет и отцы семейств, занимавшие высшие должности, — лишил детородных членов и в таком виде, полумёртвых, оставил доживать жизнь…

Может создаться впечатление, что Иоанну ещё повезло, но это впечатление, увы, обманчиво: всего через год он, по доброй византийской традиции, будет ослеплён, а затем и убит (впрочем, это совсем другая история, в которой племянник участия уже не принимал)…

Золотая монета с изображением Михаила V (на монете он справа; всё сильно увеличено).

Из всех братьев покойного императора Михаила репрессий со стороны племянника избежал лишь один: его новый император даже значительно возвысил, сделав, взамен Иоанна, своей правой рукой и прибавив к этому весьма почётный титул новелиссима (по значимости — второй после титула кесаря).

Но ни этот его дядя-новелиссим, ни другие обласканные им царедворцы, ни его личная охрана, составленная из «скифских юношей», ни кто-либо ещё — во всей доставшейся ему громадной империи никто не мог быть уверен в том, что, например, уже завтра по прихоти императора его не постигнет участь того, кто ещё вчера был насильно пострижен в монахи, сослан, ослеплен, кастрирован или даже убит…

Примеров подобного правления в истории, в общем, предостаточно. И ладно бы это делалось ради некоей высшей цели, ради грядущего счастья народного или, там, прорубания куда-нибудь окон, что сулило бы, в конечном счёте, немалую выгоду всем. Отнюдь.

Взвалив на себя бремя единодержавной власти, этот странный муж никаких разумных мер для государства не придумал, но сразу стал своевольно всё переставлять и перетасовывать…

Подобный способ правления Аристотель, как известно, называл тиранией: «Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя». Император Михаил V, «этот странный муж», оказался обычным тираном-временщиком. И горе было тому, кто встал бы тогда у него на пути.

…Прошло всего четыре месяца с того декабрьского дня, когда Иоанн не без труда уговорил безутешную Зою передать власть племяннику Михаилу. Прошло четыре месяца, и вот теперь, вслед за Иоанном, наступил черёд багрянородной Зои.

В ночь с 18 на 19 апреля 1042 года подручные самодержца силой вывезли Зою из столицы на один из близлежащих островов и постригли там в монахини. Её обвинили в заговоре против императора, и оставалось только гадать, что уготовил ей приёмный сын уже с рассветом.

…Всего четыре месяца назад она собственноручно возвела молодого человека в царское достоинство. Тёзка, племянник и почти ровесник её покойного мужа, он упивался этой своей властью уже четыре невероятно долгих месяца — и никто в столице не мог и предположить, что царствовать ему оставалось теперь всего лишь три коротких дня.

Революция достоинства

Удалив под надуманными предлогами багрянородную Зою, Михаил-племянник, говоря попросту, зарвался. Его влиятельным врагам (а таких у тиранов всегда ведь хватает) спать в ту ночь, должно быть, не пришлось: времени у них было в обрез, а подготовить всё надо было непременно к обнародованию официальных итогов… простите — царского указа о низложении Зои. Так что в ту бессонную ночь, должно быть, и гонцы сновали туда-сюда, и золото звенело, и вещи паковались, и роли расписывались. Ведь всякая революция достоинства лишь тогда чего-нибудь стоит, когда она хорошо подготовлена…

К счастью, всё получилось как нельзя лучше. Когда на следующий день утром столичный градоначальник зачитал на площади ожидаемый царский указ, среди общего молчания раздался вдруг из толпы чей-то клич: «Не хотим царём Конопатчика, а хотим матушку нашу Зою!». Толпа немного подумала — и взорвалась криками: «Долой! Намнём бока Конопатчику!». Несчастному градоначальнику (понятно, ставленнику императора) еле-еле удалось тогда спастись бегством…

Что ж, бессонная ночь давала свои плоды. Весь город вспомнил вдруг о своём достоинстве и сразу пришёл в движение. Женщины и дети высыпали на улицы. Пселл пишет:

Я сам видел, как многие из тех, кто до того никогда не покидал женских покоев, бежали по улицам, кричали, били себя в грудь и горестно оплакивали страдания царицы…

Когда не осталось уже слёз для оплакивания страданий матушки Зои, народ вспомнил о том неслыханном богатстве, которое преступным путём присвоили себе насквозь коррумпированные царские родственники. Единодушно было решено вернуть себе всё «нажитое на слезах и страданиях бедняков».

Немедля приступив к делу, толпа разом бросилась на приступ, и дома <родственников царя> рухнули… Разрушили же большинство зданий не руки цветущих и зрелых мужчин, а девицы и всякая детвора обоего пола, утварь же получал тот, кто первый схватит…

Возникает законный вопрос: а что же делали те «цветущие и зрелые мужчины», пока девицы и детвора экспроприировали экспроприаторов?. Неужто отсиживались по углам?..

Мужчины не отсиживались. Одни — «простой народ», по выражению Пселла — носились «беспорядочной толпой с большими камнями за пазухой или в руках» и, ясное дело, помогали своим женщинам в их стремлении к социальной справедливости. Другие же — народ, очевидно, не такой уж и «простой» — вооружались и, как говорится, строились в боевые колонны:

Вооружены были все. Одни сжимали в руках секиры, другие потрясали тяжёлыми железными топорами, третьи несли луки и копья. <…> Народ построился по отрядам и составил значительное войско.