Борис Пармузин - До особого распоряжения

• Название: До особого распоряжения
• Автор: Борис Пармузин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Роман посвящен советским разведчикам, работающим за рубежом нашей Родины. В центре романа - образ мужественного чекиста Махмуд-бека Садыкова. В течение нескольких лет он активно действует в окружении вожаков басмаческих банд - ярых врагов Советской власти. Автор убедительно повествует о том, как нашим разведчикам удается обезвредить происки империалистических разведок в канун и в годы Великой Отечественной войны.Книга рассчитана на массового читателя

---

У причала стояли пароходы. От них шел запах нефти, металла, заморских стран. Песня оборвалась.

- Да, перед человеком много препятствий, - согласился Мехти. Он тоже с грустью смотрел на море. В

спокойной воде покачивались огни.

Рустам обрадовался, что новый друг поддержал его, и сказал:

- Рядом с кишлаком гора, называется Айкар. Я всегда думал, что там, за горой, - необыкновенная

страна, новая жизнь. Даже стихи написал.

- Стихи? - переспросил Мехти.

- Да. Но Камилу они не понравились.

- Интересно. Прочтите, - попросил Мехти.

- A-а... - Рустам небрежно махнул рукой. - Детство. Я другое прочту.

Камил с удивлением слушал неизвестные ему строки об одиночестве, о стене, которая окружает

человека. Эта стена из бешеного, жадного огня.

Когда же устанет

Плясать это пламя

Перед руками,

Перед глазами?

Я, может, ослепну,

Не будет меня...

Проклятая, дикая

Пляска огня...

Вода лениво плескалась о причал, покачивала желтоватые отблески. И резко звучал над морем крик

напуганного одиночеством человека. Камил никогда не слышал этих стихов.

- Вот он, - Рустам махнул рукой в сторону товарища, - тоже пишет стихи.

- Я читал, - спокойно сказал Мехти, словно не почувствовав издевки в голосе Рустама.

- В стенгазете? - Рустам откровенно усмехнулся.

- Там... Неплохие стихи. Нужные. О светлом будущем. Каждый человек должен мечтать.

Рустам не ответил. Он повернулся к морю и, заложив руки за спину, смотрел в темную глухую даль.

На мечтателя он не был похож. Слишком куцые брюки, нескладная длинная фигура. Даже в темноте

под ситцем рубашки можно было разглядеть проступающие лопатки.

Настроение у всех изменилось. Пропала беззаботность. Уже и круглолицый балагур не мог

развеселить компанию. Все очень устали.

Первым заговорил Камил:

- Объясни, что с тобой произошло. Что за стихи?

- Понравились? - спокойно спросил Рустам.

- Не очень...

- Да, так... - Рустам равнодушно зевнул.

- Раньше ты обо всем рассказывал мне.

- Ты тоже.

Они говорили шепотом, укладываясь на узких железных койках.

- Разве ты мне рассказал о разговоре с Каримом? - спросил Рустам. - Ну?

- Ничего особенного. Он и с тобой беседовал тоже.

- Именно! Беседовал... - передразнил Рустам. - После его отъезда что-то с тобой случилось, что-то

произошло.

- Перестань. Ты становишься слишком мнительным.

- А каким я должен быть? От нас бегут, как от прокаженных. Думаешь, для чего Мехти пригласил нас?

- Ну, пригласил...

- Ты слепой! Он-то видит, что товарищи сторонятся нас, вот и пригласил. За сволочей считает.

Мавляна на бастурму не позвал. А нас - милости просим.

- Ничего особенного в этом нет. Просто веселые парни. Хотят подружиться.

- С голытьбой! - Рустам швырнул брюки на пол. - Видел, какой дворец у него?

14

Камил и сам понимал: не чисто что-то с этим приглашением. Но сейчас ночь, в комнате двенадцать

коек. Не время и не место для подобных объяснений.

- Они купят нас, - убежденно произнес Рустам.

- Ну, это ты слишком...

- Купят. Мы - воспитанники Джумабая, его наследники.

- Ты сам понимаешь, что это вздор.

- Понимаю! - Рустам усмехнулся. - Почему же ты не решаешь вступить в комсомол?

- Вступлю.

- А если на собрании поднимется рука против?

- Чья?

- Ну хотя бы Мавляна?

- Я все объясню. - Камил был спокоен. Он чувствовал, что это спокойствие бесит Рустама. -

Перестань, - попросил он. - Лучше скажи, откуда у тебя эти стихи?

- Написал. - Рустам вдруг вздохнул устало.

- Давно написал? - спросил Камил.

- Не очень.

- Они произвели впечатление.

- На них?

- На меня тоже. Только - совсем иное.

- О тебе я не думал, - сказал Рустам. - Мне их удивить хотелось.

- Ты сумел это сделать.

- Вот и хорошо. Пусть считают нас отъявленными подлецами.

- Зачем это тебе?

- Пригодится. - Рустам уже совершенно спокойно предложил: - Хватит об этом. Давай спать.

На комсомольском собрании Камил рассказывал свою биографию, потом отвечал на вопросы.

- Сколько получал у бая?

Камил пожал плечами:

- Он ничего не платил. Это был самый жадный человек в кишлаке.

- Отца помнишь?

- Очень плохо. Он редко бывал дома.

Камил боялся взглянуть в сторону Мавляна. Но посмотреть нужно. Мавлян сидел, скрестив руки на

груди. Делал вид, что безучастно рассматривает плакаты и портреты, которыми украшен актовый зал. Он

за последнее время возмужал. Кажется, поведет плечами - и затрещит ситцевая рубашка. Она у него

всегда чистая. Ночами стирает. Учится он хорошо: на лекциях боится слово пропустить.

Все-таки Мавлян поднимает руку. Камил застывает, подготавливая ответ: все тот же рассказ о детстве,

о пожаре в кишлаке.

- Как ты представляешь свою будущую деятельность? Что у тебя глазное в жизни?

Вопрос неожиданный. Камил путано говорит о мировой революции, о том, что нужно быть в первых

рядах борцов за народное счастье. В президиуме кто-то одобрительно кивает головой. Все правильно.

Эти же слова написаны на лозунгах. Секретарь ячейки тоже соглашается.

- Правильно, правильно... Ну, а вы-то сами что будете делать? - Он чем-то похож на Карима. Тоже в

красноармейской гимнастерке. Только волосы светлые, легкие да глаза серые. - Бывал я в вашем краю,

бывал в кишлаках...

Он словно взял Камила за плечи и резко повернул от лозунгов к тому дальнему нищему кишлаку.

Взбираются вверх поля. Прижались к подножию гордого Айкара кибитки с плоскими крышами, на которых

лежат связки хвороста.

И Камил говорит о родном кишлаке, о неграмотных людях. Он вспомнил старого чабана,

исколесившего все окрестные горы. Как-то старика повезли к далеким родственникам в Самарканд. Он

был на празднике или на свадьбе целых три дня.

Старик часами рассказывал о каменных мостовых, о фонарях на улице, усатом жандарме. Почти

каждый рассказ он начинал фразой: «Когда я был в Самарканде». Чабана считали самым знающим,

повидавшим жизнь человеком. А он не мог даже расписаться. У Джумабая хранилась его бумажка с

кривыми крестиками - свидетельство о вечных долгах.

Будет ли в кишлаке школа? Все зависит от него, Камила, от его товарищей. Так он и сказал.

- Видишь: единогласно приняли. Я же говорил, некого нам бояться, - сказал он после собрания

Рустаму.

- Конечно, некого, - согласился Рустам.

Чувствовалось, он поддерживает разговор ради приличия, чтоб не обидеть Камила, а мысли его

далеко. О чем-то думает Рустам уже не первый день. Очень изменился парень с того вечера у Мехти.

Сейчас возбужденный Камил еще не замечал перемены.

- Нужно Кариму написать. Он обрадуется.

- Конечно, - опять равнодушно согласился Рустам.

Подошел Мехти. Поползли усики, сверкнули зубы.

- Привет комсомолу! Слышал, слышал... Нужно отпраздновать.

15

Камил развел руками:

- Подождем стипендии.

- Не обязательно. - Мехти засмеялся. - Счастье в наших руках. Так говорит комсомол?

- Так, - ответил Камил.

- Тогда - вечером. - Мехти хлопнул его по плечу и, повернувшись, зашагал по длинному коридору.

- Видишь, даже комсомольцем стал, а все равно... - Рустам недоговорил и тоже ушел.

Но если бы он сказал что-нибудь обидное, все равно не испортил настроения Камилу. У него был

праздник.

Они гуляли в хорошем, дорогом ресторане. Такой публики не встретишь на улицах Баку, в коридорах

института. Черные костюмы, белоснежные, накрахмаленные воротнички. За одними столиками шли

деловые разговоры, за другими - шумно произносили тосты. Оркестр играл старательно, без отдыха.

- За комсомол! - громко объявил Мехти.

Тост прозвучал в этой обстановке странно. За соседним столиком солидные люди переглянулись:

веселится молодежь. Так любящие отцы глядят на невинные шутки детей.

В аудитории института врывались загорелые парни. От них пахло морем и нефтью. Они несмело, с

удивительной осторожностью, раскладывали на столах книги и тетради. Парни обычно не высыпались,

не успевали вовремя поесть.

В ресторане был совсем другой Баку. Этих медлительных с сытыми лицами людей не встретишь в

порту.

С подчеркнутым изяществом Мехти говорит о дружбе. Он обычно начинает издалека. Его притчи

полны красивостей. В них и небо, и птицы, и солнце. Потом неожиданно, в одной фразе, - заключение.