Юрий Черняков - На безымянной высоте

• Название: На безымянной высоте
• Автор: Юрий Черняков
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031435-3

1944 год. Кадровый офицер и бывший уголовник, чемпионка по стрельбе и военный переводчик — война свела их всех на безымянной высоте в белоусских песах…

---

— Да я помню, не забыл, крышу-то у вас не доделал…

— Это успеется… Марек, поди сюда, Миша к нам пришел!

Марек, пожилой, сухощавый, седой, лет на пятнадцать старше супруги, вышел из дома, приложил руку ко лбу, вгляделся.

— Заходи, Миша, — сказал он, — разговор будет.

— Нет. Сначала закончу, что начал. — Михаил кивнул на крышу дома, требующую ремонта.

Еще через некоторое время он уже чинил крышу, оседлав конек, с топором в руках, во рту гвозди. Чувствовалось, что делает он это с удовольствием.

Через полчаса Ева снова позвала его снизу:

— Миша, ладно, иди вечерять, в другой раз доделаешь…

— Заканчиваю… — кивнул разведчик.

Минут через десять он вбил последний гвоздь, спустился вниз, вошел в дом. В горнице, как всегда, было чисто, прибрано, на столе постелена белая льняная скатерть, дом заполнен приятным запахом горячей снеди. Михаил развел руками, снова вышел во двор, там умылся, потом, вытирая руки полотенцем, вошел.

— Что за разговор, Марек? — спросил он, присаживаясь на крепкий старинный стул.

— Офицер тут недавно ваш наведывался, — сказал Марек. — Расспрашивал про всякое разное, как, мол, живем… И почему гостей принимаем… И еще откуда так хорошо русский язык знаю. Назвался капитаном Ивановым. Думал ввести в заблуждение… Но мы тут всех русских офицеров уже знаем. Это капитан Шульгин из особого отдела, я правильно говорю? Он пытливо уставился на Михаила.

— Ты б его угостил, — уклончиво посоветовал Миша. — Своей пшеничной. Язык бы развязался, а вопросы бы закончились.

— Налил, — кивнул тот. — Он похвалил. Мол, и самогон у вас совсем русский, и картошка рассыпчатая, и капуста с клюквой как в его родном Липецке у тещи… Очень вкусно, говорит. Только вы, говорит, будьте поосторожнее. Здесь, мол, много всякого сброда шатается. Будто мы сами не знаем… К вам, спрашивает, они заходят? Да тут всякие заходят, говорю, ваши тоже бывают. Я им в документы не смотрю. Не мое это дело. Короче, отвечает, я слыхал, сюда к вам власовцы наведываются, вот и предупреди, когда они в следующий раз придут. Если жить хочешь… — Хозяин помолчал, потом спросил: — Он же не просто так ко мне приходил. Верно?

— Когда? — спросил Михаил, поймав испуганный взгляд Евы. — Когда придут эти власовцы? Знаешь или нет?

— Не знаю… — сокрушенно признался Марек, и снова налил себе и хотел налить Михаилу. Но тот прикрыл стакан ладонью. — По-разному ходят. Когда как. То их недели нет, то через день шастают. Сплошной линии фронта здесь все еще нет, сам знаешь… А попробуй им отказать, если они по-нашему, по-русски просят. Если «шмайсер» в окно тычут — открывай!

— Вот сам и подумай, — сказал Михаил. — Они предатели, понял? Так тебе виднее, как свою шкуру спасти, нет? Ну все? Это все твои секреты?

Ева вдруг заплакала, встала перед ним на колени, что-то заговорила по-польски, стала целовать руки Михаилу, тот поднялся, попятился.

— Это с чего она вдруг? — растерянно спросил он хозяина.

— Внучка Марыся у нас здесь в погребе сидит, — сумрачно сказал пан Марек. — От всех прячем. Четырнадцать лет только. Ночью с нами спит, а днем внизу отсиживается. От всех вас, — добавил он почти враждебно. — Сын наш погиб, невестка неизвестно где… Задубеешь там в погребе. Вот и заболела, температура поднялась, лекарств никаких, не знаем, что и делать. Идем, Миша, покажу.

Они вышли во двор. Уже темнело. Подошли к погребу, хозяин оглянулся, прежде чем открыть огромный амбарный замок.

Спустились вниз, посвечивая ручным фонарем.

Михаил увидел там девочку — с закрытыми глазами, потную, дрожащую, несмотря на накинутый овчинный тулуп и ватное одеяло. Она была острижена наголо — короткий бобрик бросался в глаза под сдвинувшимся меховым треухом.

Старик погладил ее по голове.

— Марусенька, внученька, — прошептал он по-русски, — это я, твой дедушка. — И обернулся к гостю: — Вот теперь, Миша, ты все мои тайны знаешь, других, считай, нету.

* * *

В окуляре оптического прицела немецкого снайпера Рихарда Кремера — белесого, не по-здешнему загорелого, как это бывает только от постоянного пребывания на жарком солнце, — было видно, как шевельнулись еловые ветки возле позиций русских, и он сразу напрягся, отставив в сторону свой термос, из которого только что пил кофе.

Пока он лишь присматривался. Прежнего русского снайпера он застрелил несколько дней назад, и с тех пор на него никто не охотился.

* * *

…Сержант Степан Каморин и старшина Иван Безу-хов ползком, не поднимая головы и прячась за кустами и складками местности, пробирались к снайперскому секрету — небольшому окопу, спрятанному под густой, разлапистой елью. И буквально свалились на головы тех, кто там сидел. Их было двое: разведчик Прохор Полунин и еще один солдат, помоложе, плосколицый и узкоглазый, немного растерянный, и со снайперской винтовкой в руках.

— Рядовой Василий Ильгидин! — громко доложил он старшине и вскочил, пытаясь встать во весь рост, но Степан Каморин тут же сбил его с ног и навалился, пригнув к земле.

— Только тихо, — сказал он. — Опять забыл, где находишься? Ты в секрете, понял? На самой что ни на есть передовой. А здесь честь не отдают и не рапортуют. Здесь, чтоб ты знал, как в бане — все одного звания. Я правильно говорю, товарищ старшина?

— Все верно, Степа, — кивнул Безухов. — Так это и есть твой меткий стрелок из тайги? — И обратился к Ильгидину: — Это ты белке в глаз попадал?

— Тот самый, не беспокойся, — хмуро сказал за него Степан Каморин. — А вот человеку в грудь или в голову попасть никак не может… Ему легче десять белок завалить, чем одного человека.

— Это как? — не понял Безухов.

— Сам не понимаю. — Степан пожал плечами. — Уж такую позицию ему подобрали, сам бы давно немца шлепнул, если б мог… Вот бьюсь с ним, бьюсь который день… В бинокль немца высмотрю, вот же он, говорю, неужели не видишь? Вижу, говорит. Ну так стреляй! А он пока почешется, пока прицелится… Уже три раза упустил.

— Четыре, — поправил его Прохор. — Полчаса назад — четвертый.

— Не успеваю, однако, — виновато вздохнул Ильгидин, отводя взгляд. — Оптический прицел мешает, никогда не пробовал.

— А белки твои или там соболи — они тоже ждали, покаты прицелишься и патрон в патронник дошлешь? — не выдержал Степан.

Тот виновато вздохнул.

Старшина молча взял у Степана бинокль, всмотрелся:

— Где его искать?

— Две березки на десять часов. Развилку видишь? — подсказал Степан. — И там бугор слева, вроде муравейник… Вот позицию выбрал, и не подумаешь… Ведь, казалось бы, зажрут муравьи!

— Чем-то намазался, не иначе, — предположил Прохор. — До войны еще слышал, есть, мол, у немцев такая жидкость от блох, клопов, тараканов, муравьев и прочих комаров. Намажешься, говорят, и вся эта живность от одного запаха разбегается. А русский человек разве когда додумается?

— Ну. Он лучше будет этих блох ловить и клопов давить, чем мозгой пошевелит, — согласился Степан.

— Нет, если ему прикажут, он, может, и получше что придумает, — не согласился Прохор. — А раз приказа нет, какой с нас спрос?

Безухов молча вглядывался в окуляры бинокля. Из-за низкой тучи выглянуло солнце, и сразу что-то блеснуло ему в глаза.

— Кажется, вижу его… Вроде оптика блеснула.

— Ну! — возбужденно воскликнул Степан и подтолкнул Ильгидина. — Вася, на тебя вся Россия смотрит! Не тяни давай, мать твою так, герой труда на мою шею, да стань ты наконец боевым героем!

— Целься над оптикой, прямо в лоб влепишь! — посоветовал Прохор.

Ильгидин, до этого слушавший разговор с приоткрытым ртом, поспешно приложился к прицелу.

— Да вот же он, — возбужденно шептал Степан. — Вижу… За листвой… Белобрысый такой. Жует что-то. Перерыв устроил, что ли, пьет свой утренний кофий из термоса… Видишь, нет?

— Вижу, — едва прошептал Ильгидин. И выстрелил.

Они замерли, приникли к земле. Потом Иван Безухое молча снял свою пилотку, приподнял над окопом, и тут же ответный выстрел сбил ее на землю. Степан Каморин поднял ее, присвистнул. Пуля прошила звездочку, сбив с нее всю эмаль.

— Это тебе, Вася, не победные рапорты вождю писать! — Степан сплюнул.

— Я вам, товарищ старшина, другую, новую достану! — извиняющимся тоном сказал Ильгидин.

Безухов только отмахнулся, молча глядя на незадачливого стрелка.

— Так в чем дело, красноармеец Ильгидин?

Тот покаянно вздохнул. Потом неожиданно всхлипнул, вытирая слезы.

— Не хотел я воевать, — сказал он негромко. — Совсем, однако, отказывался на войну идти. Нельзя мне людей убивать, нехорошо это. Не могу в лик божий стрелять.

— Я ж говорил — старовер! — не выдержал Прохор. — Или хуже того — сектант.

— Помолчи! — строго сказал Безухов. — Это у кого божий лик? — не понял он. — У фашиста?