Лиза Си - Влюбленная Пион

• Название: Влюбленная Пион
• Автор: Лиза Си
• Издательство: Столица-Принт
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98132-112-2, 978-1-4000-6466-3

Сюжет романа основан на судьбе шестнадцатилетней девушки, жившей в Китае триста лет назад и любившей оперу, содержавшую в названии ее имя. Поразительно одаренная, проницательная и мудрая...

---

Я опять встала на ноги, замерла на секунду, чтобы в последний раз посмотреть на мое отражение в воде, а затем вернулась в коридор. Я прошла к воротам. Отец как-то объяснил мне, что эти ворота заслоняют нас от огня и ветра. Наружная сторона была выполнена из проч­ного дерева. Ворота защищали нас от любой непогоды, а также от призраков и бандитов, которые поддавались на уловку и думали, что внутри сада нет ничего ценного или интересного. Внутренняя сторона ворот была об­шита отшлифованным камнем, чтобы загородить наш дом от пожаров и помешать силам зла, если они попы­таются проникнуть в наш дом и сад. Когда я касалась этих камней, у меня было чувство, что я касаюсь холод­ного инь земли. Затем я направилась в зал предков. Я поклонилась бабушке, зажгла благовония и попроси­ла ее дать мне сил.

Наконец я очутилась в библиотеке моего отца. Вой­дя внутрь, я сразу поняла, что папа отсутствовал уже довольно давно. В воздухе больше не носился запах та­бака или ладана. Поддоны, на которых летом клали лед, были убраны, но, несмотря на осеннюю прохладу, ник­то не принес в комнату жаровней. Но главное, из биб­лиотеки и из всего нашего дома исчезла энергия его де­ятельного ума. Отец был самым важным человеком в усадьбе семьи Чэнь. Я могла бы почувствовать его от­сутствие, даже сидя в одиночестве в своей комнате.

Я подошла к полкам и выбрала лучшие собрания сти­хов, историй, мифов и религиозных текстов, которые смогла найти. Мне пришлось трижды ходить в свою комнату, чтобы перенести их туда. Наконец я вернулась в библиотеку и присела на минутку на край папиной кушетки, задумавшись, не понадобится ли мне еще что-нибудь. Я выбрала еще три книги из стопки, стоящей в углу, затем вышла из библиотеки и направилась в свою комнату. Войдя, я закрыла за собой дверь. На этот раз это было мое решение.

Разбившийся нефрит

Весь следующий месяц я провела, склонив­шись над книгами: я перечитала все двенадцать изданий «Пионовой беседки», которые мне удалось собрать, и переписала все заметки, когда-либо сде­ланные мной, на поля двух томов оперы Тан Сяньцзу, изданных при жизни автора. Их подарила мне моя бу­дущая невестка. Закончив с этим, я окружила себя па­пиными книгами и стала перечитывать их. Приблизи­тельно через месяц мне удалось обнаружить почти всех авторов заимствований в первом томе (кроме трех) и большую часть во втором томе. Я не стала объяснять термины или аллюзии, комментировать музыку или игру актеров, сравнивать «Пионовую беседку» с другими опе­рами. Я писала крошечные иероглифы, пытаясь вмес­тить их между строками текста.

Я не выходила из комнаты. Я позволяла Шао мыть и одевать меня, но отворачивалась от еды, которую она приносила. Мне не хотелось есть, а легкое головокру­жение словно придавало моим мыслям и записям яс­ность. Когда ко мне приходили мои тети или кузины и приглашали меня прогуляться в саду или присоединить­ся к чаепитию и поесть клецок в Весенней беседке, я вежливо благодарила их, но отказывалась. Разумеется, мое поведение вызывало недовольство моей матери. Я не говорила ей, чем занимаюсь, и она не спрашивала. «Ты не станешь хорошей женой, если будешь прятаться в комнате с книгами твоего отца, — говорила она. — Приходи в Весеннюю беседку. Тебе нужно позавтракать. Слушай своих тетушек. Пообедай с нами. Ты должна научиться правильно обращаться с наложницами мужа. Я жду тебя за ужином. Ты должна уметь поддерживать приятную беседу».

Внезапно все стали настаивать на том, чтобы я боль­ше ела. Но мама долгие годы поучала меня, что мне нельзя объедаться, чтобы не стать такой же толстушкой, как Ракита. Она хотела, чтобы я была стройной в день своей свадьбы. Но я поняла, что могу управлять только своим телом, и потому ничего не ела. Разве влюбленные быва­ют голодны? Такое случается с каждой девушкой. Каж­дая девушка знает, как это бывает. В моем сердце жила мечта о поэте. Все мои мысли были о нем, и мне каза­лось, что его образ защитит меня от одиночества в браке, а мой желудок... Он был пуст, и мне было все равно.

Я подолгу лежала в кровати. Целыми днями я читала два подаренных тома. Ночью в моей комнате горел туск­лый свет масляной лампы. Читая, я все чаще думала о деталях, связав которые, Тан Сяньцзу получил глубокое и целостное произведение. Я раздумывала о ключевых моментах оперы, предзнаменованиях, особых мотивах, а также о том, как каждое слово и действие отражало чув­ство, ставшее для меня наваждением, — любовь.

Сливовое дерево, например, было символом жизни и любви. Линян и Мэнмэй впервые встретились под сливовым деревом, там ее похоронили и там же он вос­кресил ее к жизни. В самой первой сцене Мэнмэй меня­ет свое имя, потому что ему приснилась слива, и назы­вает себя Сном о сливе. Но это дерево также напомина­ет о Линян, потому что цветам сливы свойственна дев­ственная красота — ведь они такие нежные и воздуш­ные. Когда девушка выходит замуж, ее прелесть начи­нает испаряться, и вскоре она навсегда теряет свою за­гадочность. Ей еще предстоит выполнить множество обязанностей: родить сыновей, почитать предков мужа, быть благочестивой вдовой — но она уже начала сколь­зить по направлению к смерти.

Я достала брусочек туши, растерла ее на камне, сме­шала с водой, а затем, стараясь, чтобы иероглифы выг­лядели как можно красивее, записала свои мысли ввер­ху страницы первого тома: «Большинство тех, кто со­жалеет о весне, особенно трогает зрелище упавших лепес­тков. Так было со мной, когда я в последний раз вошла в наш сад. Линян видит цветы и понимает, что ее молодость и красота уходят. Она не знает, что ее жизнь также дер­жится на волоске».

Опера всегда сильно воздействовала на мое вообра­жение. Меня особенно занимала нарисованная карти­на романтической страсти, которая так сильно отлича­лась от устроенных другими людьми браков, лишенных любви. Я привыкла к ним в усадьбе семьи Чэнь, и мне было суждено повторить судьбу моих родственниц. Мне казалось, что цин — это благородное чувство, высшее устремление любого мужчины и женщины. Мне дове­лось испытывать его всего три ночи, когда светил моло­дой месяц, но я верила, что это чувство придало смысл всей моей жизни. «Все начинается с любви, — написала я. — Сначала Линян вышла в сад, затем увидела сон, но ее любви не было конца».

Призрак Линян и Мэнмэй наслаждались, когда за­нимались игрой в дождь и облака. Они так искренне любили друг друга — совсем как я и мой поэт, — что их ласки совсем не были похожи на те отвратительные вещи, которые мужчина проделывает с наложницами. «Их любовь нельзя назвать плотской; она божественно чиста. Линян всегда остается благородной дамой», — на­писала я и задумалась о том, что чувствовала в после­дний вечер в павильоне Любования Луной.

Я размышляла о снах. Их видели Линян, Мэнмэй и я сама. Я думала о портрете, нарисованном Линян, и срав­нивала его со своим комментарием. Я написала изящ­ным почерком на верхнем поле: «Рисунок — это форма, лишенная тени или отражения, а сон — тень или отраже­ние без формы. Скорее, это даже иллюзия, а не сон». Тени, сны, отражения в зеркалах и прудах, даже воспомина­ния неосязаемы и быстротечны, но разве это значит, что они ненастоящие? Я так не думаю. Я коснулась кистью туши, вытерла излишек и написала: «Ду Линян искала во сне наслаждения; Лю Мэнмэй нашел на рисунке свою суп­ругу. Если вы не считаете все это пустой выдумкой, то фантазия станет реальностью».

Я так много работала и так мало ела, что начала со­мневаться в том, что целых две ночи встречалась с не­знакомцем в беседке Спокойного Ветра. Неужели мы с моим поэтом действительно покинули павильон Любо­вания Луной, чтобы прогуляться по берегу озера? Прав­да это или сон? Наверное, это правда; и очень скоро меня выдадут замуж за человека, которого я не люблю. «Ког­да Линян заходит в библиотеку, — писала я, — она мину­ет окно, и ей хочется вылететь в него, чтобы увидеть сво­его возлюбленного. Конечно, она боится сделать это». На моих глазах показались слезы. Они потекли по моим щекам и упали на бумагу.

Я была поглощена любовными видениями. Во время моего первого заточения у меня был плохой аппетит, а теперь я совсем его потеряла. Сяоцин выпивала всего пол чашечки персикового сока; я же делала несколько глотков чая. Я ничего не ела и потому забыла о том, что хотела сама распоряжаться своей жизнью. Я даже стала забывать о своем поэте. Меня снедали сумасшедшая любовь и желание. Один из наших мудрецов как-то на­писал: «Только те стихи хороши, что были написаны в минуты жестоких страданий». Гу Жоупу, наша великая поэтесса, ответила на это замечание, написав: «Чинов­ники и ученые должны разрезать свою плоть и раздробить кости, поседеть и потратить жизнь на то, чтобы понять, как сочиняются мрачные и печальные строки».

Я нашла в своей душе место, которое было лишено всех мирских забот. Там остались только чувства: лю­бовь, сожаление, желание и надежда. Я сидела в кро­вати, надев любимое платье: на нем была изображена пара уточек-мандаринок, летящих над цветами и ба­бочками, и мысленно переместилась в Пионовую бе­седку. Можно ли сказать, что увиденные сны лишили Линян целомудрия? А мои мечты и прогулки по наше­му прекрасному саду? Осквернили ли они мое благоче­стие? Может, я утратила свою чистоту, ведь я встрети­ла незнакомца и позволила ему касаться меня лепест­ками пиона?