Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

• Название: Другой путь. Часть первая
• Автор: Эльмар Грин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Эльмар Грин в романе «Другой путь» прослеживает судьбу бедного финского крестьянина на протяжении нескольких десятилетий, в ходе которых Аксель Турханен постепенно утрачивает свою былую патриархальность, темноту, отсталость, забитость.

---

Когда год спустя я получил свой первый отпуск, мне уже нечего было делать в Кивилааксо. Мой новый дом был пуст. Но и дом Рикхарда тоже был пуст. Не было в нем ни немецких офицеров, ни Айли с Уллой. Все они уехали в Хельсинки и там проводили время. Я посидел внутри своего старого домика, который уже накренился на один угол. Потом я съездил на лодке за озеро Ахнеярви, чтобы пособирать в лесу чернику. Газеты в те дни призывали не оставлять в лесу ни одной ягоды, ни одного гриба, и я решил последовать их призыву. Но в лесу за озером ко мне подошла незнакомая госпожа с большой собакой и сказала, чтобы я убирался из ее леса, где все ягоды принадлежат ей. Я пробовал ей доказать, что ягоды все равно зря осыплются и пропадут. Их так много, что даже рота солдат не смогла бы их обобрать в таком огромном лесу за целое лето. Но она ответила, что это меня не касается, и позвала своего слугу, старика с ружьем, который и проводил меня обратно до лодки.

Я съездил в Туммалахти, где вдоволь наслушался от Каарины воспоминаний о той страшной переделке, в которой побывал Арви Сайтури. Он после того уже не так часто упоминал о русских лесах и черноземе. А когда русские устроили гитлеровцам Сталинград, он стал гадать, удовлетворятся ли они границами сорокового года или будут брать всю Финляндию. Теперь он собирается уйти из отряда ветеранов по нездоровью и вернуться к своему хозяйству.

Рассказала она также про разные другие случаи, где финские и немецкие фашисты резались не только с русскими, но и друг с другом. Резались из-за девушек и жен. Такое произошло в Саммалвуори и даже в Туммалахти, где на несколько дней останавливались два гитлеровских взвода. Майя Линтунен перебралась в те дни к Илмари и Каарине вместе с девочками, предоставив гитлеровцам весь свой дом. А жены Эйно — Рейно попали в такое трудное положение, что послали мужьям на фронт срочную телеграмму. Те находились где-то далеко под Лодейным Полем. Но, несмотря на это, они примчались на зов своих подруг, как дикие звери, прихватив с собой автоматы. Правда, на это у них ушло несколько дней. А к их приезду немецкая полурота успела сняться с места. Но они догнали ее верхами и обстреляли из автоматов, убив и ранив несколько человек, а потом скрылись в лесу. С тех пор они на фронт уже не возвращались и бродили по окрестным лесам, не упуская из виду своих верных жен.

А я вернулся на фронт. У меня не было такой верной жены. И еще год провел я в окопах, не получая писем и не пытаясь писать сам. Когда к нам приезжали лотты, я с надеждой вглядывался в их лица, ожидая увидеть среди них свою Айли. Но это была слишком призрачная надежда. Айли нашла себе совсем другой род занятий. Лотты поили нас горячим, ячменным кофе, продавали нам сигареты, газеты, журналы и снова уезжали на своей двуколке в прифронтовой тыл. А мы принимались читать газеты, в которых главные места были заняты сообщениями ставки Гитлера.

Его дела на фронте не выглядели блестящими, но он продолжал кричать о своих победах. Как говорится: «Ешь солому, но форсу не теряй». Уже не возвещала больше наша газета «Хельсингин саномат» о том, что гитлеровский военный флаг развевается над вершиной русского Эльбруса. Далеко им было теперь до Эльбруса. Но их сообщения все-таки гласили, что они повсюду продолжают брать верх. Пусть они были отброшены русскими от Волги к Днепру, зато они сбивали у них сотни самолетов за день и уничтожали сотни танков и орудий. А русское войско они уничтожили полностью еще до своего подхода к Сталинграду и теперь пятились назад не от русского войска, а просто потому, что пожелали выровнять линию фронта. И если при этом они отдали обратно русским территорию, равную нескольким европейским государствам, то что за беда? У них еще оставалось довольно места, по которому можно было пятиться обратно к Берлину. Зато они очень храбро обстреливали Ленинград. Зато они утопили за один только год на разных морях более миллиона тонн грузов, перевозимых мирными торговыми судами.

У нас дело обстояло не так весело, как у нашего доблестного союзника. Мы сидели в окопах и не знали, когда придет наша очередь пятиться. Это было еще хуже: сидеть и не знать, сидеть и не сметь никуда уйти даже в то время, когда твоя жена развлекается с эсесовскими офицерами. А в том, что пятиться нам все-таки придется, уже мало кто сомневался. Пример Гитлера был слишком убедительный.

И вот я перелистывал в землянке газеты и журналы, пытаясь найти в них намек на время нашего предстоящего отхода к своим прежним границам. Но такого намека не было. Писалось о чем угодно, только не об этом. Что можно было найти тогда в газетах, помимо сообщений гитлеровских генералов об их непрерывных победах над русскими, от которых они торопливо пятились на запад? Очень мало. Подорожала салака. Да, это была важная новость. Нерадостные дела творятся в Суоми, когда в ней дорожает салака, за килограмм которой платили когда-то всего полмарки. Салака в жизни финна подобна барометру, показывающему вместо погоды меру его благополучия. И стрелка этого барометра из месяца в месяц неуклонно придвигалась к самой ненастной точке. Невесело было следить за ее движением в те тоскливые дни, но газеты снова и снова напоминали о ней среди других сообщений. Конфискован в Турку шведский шоколад, привезенный контрабандой на пароходе. Ого! Где-то еще были страны, имеющие шоколад! Приятно знать, что он еще не перевелся на нашей планете. Опять подорожала салака. В Хельсинки произвели сбор железного лома и резины. Собрали двадцать восемь тысяч килограммов. Опять подорожала салака, а в компании с ней — судак, лещ, лосось и ряпушка. Чересчур много танцуют у нас в тылу. Надо меньше танцевать в такое трудное для страны время. Опять подорожала салака. Ее цена поднялась до пятнадцати марок за кило, приблизившись к цене говядины. С правительством Виши достигнуто денежное соглашение. Подорожала салака. Достигнуто торговое соглашение с Германией. Подорожала салака. В Турку на пароходах «Аранда» и «Апу» полиция конфисковала восемьдесят три с половиной тысячи кило свежей салаки и две тысячи кило чешуйчатой рыбы. И, несмотря на это, опять подорожала салака. Да, это не сулило нам добра, хотя и сопровождалось, например, такими сообщениями, как достижения финской охоты. За год в Суоми убито около миллиона белок, что дает стране более тридцати миллионов марок дохода, если считать каждую шкурку по цене внутреннего рынка от двадцати марок до сорока пяти.

Белки — это хорошо, конечно. Пусть богатеет государство. И надо думать, что многие тысячи из этих шкурок были добыты в лесах, окружающих Туммалахти, и многие сотни из них прошли через почерневшие от работы жилистые руки старого Илмари Мурто.

Я прямо к нему поехал в конце следующей осени, во время своего второго отпуска. К себе в Кивилааксо и не стал заезжать. Я даже не хотел знать, что там у меня делается. Я знал, что ничего хорошего там не делается. Но и в Туммалахти тоже успело за это время нагрянуть горе. Умерла у старого Мурто его верная жена Каарина-Ирма. Она была крепкая женщина и прожила бы еще много лет, если бы не война. Великая резня, происходившая в мире, была причиной ее гибели. Эта резня ввергла страну в нужду, и, чтобы преодолеть ее, Каарина работала не покладая рук. Страна призывала не оставлять в лесу ни одной ягоды, ни одного гриба, и Каарина выполняла этот призыв очень добросовестно. Никто в жизни не собрал столько ягод и грибов, сколько собрала она. Да иначе и нельзя было в тех краях, где даже ячмень и картофель не всегда достигали полного созревания.

Они жили еще довольно сносно, однако давалось это им не легко. Заказы на выделку кожи стали поступать к Илмари все реже и реже и скоро совсем прекратились. Даже беличьи шкурки перепадали ему теперь от случая к случаю, что заставило его уделить больше внимания рыбной ловле. Но и рыбой нужно было успевать запасаться до зимы, пока лед не сковывал озеро. Плохо получилось у них с мясом и салом. Из двух поросят один заболел еще летом, и его пришлось зарезать в раннем возрасте. А второй что-то плохо рос. Были у них еще куры, утки, корова и годовалый бычок. Но бычка им не хотелось резать. Запасы сена позволяли держать его в коровнике до весны. А с весны до следующей осени его уже без особенного труда можно было вырастить в крупного, мясистого быка на летнем пастбище в лесу. Так они жили, питаясь главным образом картофелем, рыбой и молоком да изредка той случайной дичью, которую им заносили Эйно — Рейно, продолжавшие обитать где-то в глубине лесов. Ячмень шел на кофе. А ягоды и грибы, к великой радости Каарины, удалось почти полностью продать государственному скупщику.

Когда кончилась в лесу брусника, Каарина перешла на клюкву, надеясь и ее превратить в марки, которые Илмари совсем перестал зарабатывать, не имея заказов на выделку шкур. Наступили холода. По ночам болота и края озер охватывало кромкой льда. Но она продолжала ходить за клюквой с берестяным заплечным кошелем и двумя корзинами. Время было трудное, и чем еще могла она помочь своему правительству, как не этими походами в холод и сырость болот?