Иван Новиков - Руины стреляют в упор

• Название: Руины стреляют в упор
• Автор: Иван Новиков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1963
• ISBN: С (Бел) 2 Н 73

Сложилось так, что львиная доля улиц города Минска носит имена героев-подпольщиков Великой Отечественной Войны. Теперь, по прошествии стольких лет и смены нескольких поколений, мало кто знает (даже примерно) о том, кто такой Казинец или Кабушкин. Да, справедливости ради, никто из людей-свидетелей уже ведь не расскажет об этом. Зато об этом расскажет книга! Если вам интересна история города-Героя Минска в частности, или история Великой Отечественной в целом - прочтите!

Несмотря на то, что книга основана, как теперь говорят, на реальных событиях и рассказывает о реальных людях, документализма в ней почти нет (разве что за исключением фотографий героев). Произведение художественное, и с первых страниц заставляет сопереживать героям Минского подполья, которые всеми своими силами сражаются с вторгшимся в их город злом. Которые каждый день и час выходя из дома рискуют не меньше, чем люди в окопах.

Сейчас, когда демократизм позволяет услышать любые взгляды и оценки ТОЙ войны, можно по-разному оценивать её ход и её участников. Но лично для меня каждый житель тогдашнего Минска - самый настоящий Герой.

Книга экранизирована В. Четвериковым. Фильм называется "Руины стреляют".

Первые две книги "Минского фронта" - "Руины стреляют в упор" и "Дороги скрестились в Минске" - на русском языке вышли в издательстве "Мастацкая лiтаратура" в 1977 году. Повесть "До рассвета близко" - третья книга о Минском подполье, объединенная общим названием "Минский фронт".

---

Как-то выстроили нас в лагере и спрашивают: «Печатники среди вас есть?» Я тут как тут: «Есть!» Смотрю, и комсорг мой откликается, и еще два моих товарища.

Повели нас на территорию школы. Пока мы там работали (а мы не торопились чистить типографию), лагерь расформировали. Немцы так и оставили нас здесь, рабочими типографии. Даже документы выдали...

Глафира Васильевна сидела по другую сторону стола, опершись щекою на ладонь правой руки. Все, о чем рассказывал ей этот бородатый человек, могло произойти и с ее мужем. И он где-то пригоршнями хлебает горе горькое, ходит по незнакомым дорожкам, а может, и сложил свою голову в неравном бою. В сердце сильнее загоралась ненависть к тем, кто пришел на советскую землю и разоряет ее, топчет солдатским сапогом то, что мы, миллионы людей, создали своим упорным трудом, недоедая и недосыпая. Бессильная злоба к врагу охватила Глафиру Васильевну.

— Неужели так долго будет? — вырвалось у нее. — Неужели наши не наберутся силы, чтобы разгромить фашистов? Перед войной столько писали и говорили, что будем бить врага на его земле, а сейчас что?..

— Ничего, Глафира Васильевна, у фашистов успех временный. Перелом будет, поверьте моему слову. Я уверен в этом. Так, как мы с вами, думают все советские люди. Все ненавидят фашистов. А если так, перелом будет.

— Когда же он будет? Сколько хороших людей перебьют тем временем выродки эти... Видели, сколько пленных наших на улицах расстреляли? Жутко!

— Я не видел, но слышал. Ничего, отольются им наши слезы и кровь. Глафира Васильевна, может, вы знаете кого-нибудь из коммунистов, кто остался в городе? Нужно и нам браться за дело. Не сидеть же тут сложа руки, пока победа сама придет. Бороться нужно.

— Нет, Андрей Иванович, — она, как договорились, называла его не настоящим именем, а кличкой, — никого я не знаю. Мне и самой тяжко сидеть без дела. Но что я могу одна?

— Нас уже двое, да хлопцы мои надежные. Нужно только установить связь с подпольной организацией. Не может быть, чтобы не было ее в Минске. Город большой. Давайте будем искать.

В следующий раз он сказал:

— Мне очень неприятно, но я должен опять просить вас, Глафира Васильевна, помочь. Один наш хлопец в лохмотьях ходит, а зима на дворе. Вы не нашли бы и ему что-нибудь?

— Почему вы раньше не сказали?

— Стыдился. Я и так много взял у вас.

— Пусть придет, поищем и ему. Найдем что-нибудь.

Андрей Иванович привел молодого человека, лет двадцати пяти, с интеллигентным лицом. Был он чисто выбрит, небольшие черные усики старательно приглажены, волосы аккуратно подстрижены. Тряпье, которое болталось на нем, действительно нуждалось в замене. Огромные рыжие заплатки светились на некогда черных штанах, в светлой старенькой рубашке, поверх которой была натянута маленькая, почти детская курточка, чернело много дырок.

— Кузьма Кузьмич Кузнецов, — представил его Андрей Иванович. — О нем я вам говорил. Это мой товарищ, с которым мы вместе служили. — Для других Кузнецов, а для вас —Трошин. Такова его настоящая фамилия. Но мы уже договорились, что настоящих фамилий наших вы не знаете...

— Понимаю...

Кузьма, видимо, стыдился своей «экзотической» одежды, он сразу словно приклеился к скамеечке у порога да так и не вставал. А Андрей Иванович держался более свободно — прохаживался по комнате, время от времени заглядывал в окно. Он все расспрашивал Глафиру Васильевну. Чувствовалось, человек ищет, душа его неспокойна.

Глафира Васильевна уже привыкла к его расспросам. Рассказывала спокойно, подробно обо всем, что слышала и видела, а тем временем тихонько перебирала одежду в шкафу. Оттуда из ее рук ложились на стул белье мужа, темно-синий костюм, демисезонное пальто.

— Это вы мне все? — спросил от порога Кузьма.

— Ну конечно!

— Что вы, неужели я пришел грабить вас? Мне разве только белье сменить да брюки... А остальное не нужно...

— Вы не стесняйтесь, теперь время не такое, чтобы стесняться. Примеряйте — и кончено.

— И примерять не буду. Не нужно. Немцы увидят на мне такое хорошее пальто и разденут еще.

Хозяйка на минутку вышла из комнаты, пока Кузьма торопливо переодевался. Одежда была ему великовата, но зато новая и чистая, и хлопец ожил. Он даже перешел к столу. Когда Глафира Васильевна вернулась, они снова начали обсуждать, с кем бы связаться, чтобы начать подпольную работу.

— Я слыхала, в деревне Даниловичи, за Дзержинском, партизаны появлялись, — сообщила хозяйка.

Лицо Андрея Ивановича просияло.

— Почему же вы сразу не сказали?!

— Так ведь это в деревне, далеко...

— Ну и что же! Только были бы партизаны. Обязательно искать нужно, раз уж на след напали.

Оставив двухлетнего Валерика и шестилетнюю Зою соседям, Глафира Васильевна собрала узелочек со старой одеждой и выпросила пропуск — разрешение сходить в деревню, будто бы для того, чтобы обменять одежду на продукты. Не было ее два дня, на третий вернулась. Усталая и разочарованная, сообщила Андрею Ивановичу:

— Больше не были. А где искать их — не могла добиться. Никто не знает, или сказать боятся.

Тогда Андрей Иванович сам пошел в деревню Гореновку Дзержинского района. Там жили родственники одной знакомой Глафиры Васильевны. Придумали какую-то причину и пошли по соседям.

Крестьяне Гореновки еще ничего не слыхали о партизанах. Самого Андрея Ивановича они приняли за партизанского разведчика или, может быть, даже командира. В хате, где он остановился, собралось много людей, не продохнуть. Почти до утра проговорили. Андрей Иванович рассказал, что сам знал, о положении на фронте. А знал он не мало, так как в ту пору в комнате, где жил со своими товарищами, под полом уже наладил радиоприемник.

— Так что же нам делать? — спрашивали его крестьяне, будто он обязан был, как представитель власти, дать им руководство в жизни.

— Что делать? Бороться. Всеми средствами. В первую очередь — создать партизанский отряд.

— Дело серьезное, нужно, чтобы кто-то организовал отряд, командовал.

— А разве среди вас не найдутся командиры? Еще какие найдутся!

Так и вернулся тогда Андрей Иванович, не напав на след тех людей, которых искал.

Однажды прибежал к Глафире Васильевне радостный, даже светился весь. Казалось, он стал еще выше, прямее.

— Нашел! Нашел! Слышите?

— Как же это вы?

— Осип Каплан познакомил... Ну и черт старый, тянул сколько времени! Душу вымотал. Все присматривался, можно ли довериться. А теперь поверил и познакомил с подпольной парторганизацией гетто. Даже задание дали.

О задании он сообщил так, словно это была великая награда. Странно было видеть детскую радость бородатого человека.

— Шрифтов и типографских материалов требуют. Без вас мне трудно справиться — шрифты нужно будет прятать у надежных людей, от них будут забирать в гетто. Если вы не возражаете, я буду приносить к вам.

— Ну что вы говорите! — даже возмутилась Суслова. — Сколько времени вместе искали работу, а теперь убегать от нее? Все, что нужно будет, я сделаю.

— На всякий случай лучше прятать шрифты не в одном месте. Может, вы знаете еще кого-нибудь, надежного, кто согласился бы помогать нам?

Глафира Васильевна задумалась, перебирая в памяти знакомых. Вспомнила молодую высокую круглолицую женщину, свою давнишнюю знакомую Софью Антоновну Гордей.

— Есть одна. Я познакомлю вас. Живет здесь, недалеко, на Лавской набережной. Это за Свислочью, вон за теми высокими деревьями...

Дюжий, рослый мужчина вышел из красивого многоэтажного здания, расположенного как раз напротив Театра оперы и балета, и направился к центру города. Вечерело, и никто из прохожих, торопившихся после работы домой, не обращал внимания на человека с бородкой, в пестрой шапке-ушанке, который шагал вниз, к Свислочи, а затем повернул на площадь Свободы. Шел он неторопливо, твердым, уверенным шагом натренированного в походах человека. В зубах у него торчала большая трубка, из которой он попыхивал серым едким дымком. Это был капитан, бывший начальник штаба артиллерийского полка Николай Иванович Иванов, а теперь Андрей Иванович Подопригора — рабочий немецкой типографии «Прорыв».

Однажды, улучив момент, когда они остались вдвоем, старый наборщик Осип Каплан шепотом сказал Андрею Ивановичу:

— Вас хочет видеть один хороший человек. Вы можете посетить его завтра вечерком?

— Могу. А куда нужно идти?

Старик назвал номер дома на улице Берсона.

— Только не запутайтесь и не заблудитесь. Деревянный одноэтажный домик в глубине двора. Вход со стороны улицы. Когда войдете, скажите: «Я ищу Славку». Вам ответят: «Славка живет здесь». И только после этого познакомят с нужным человеком. Будьте осторожны...

Быть осторожным! И без этого предупреждения он не стал бы необдуманно рисковать жизнью.