Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы

• Название: Серебряный блеск Лысой горы
• Автор: Суннатулла Анарбаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

Роман «Серебряный блеск Лысой горы» — первое крупное произведение узбекского писателя Суннатуллы Анарбаева.

С глубоким проникновением в жизнь, с любовью описывает автор своих героев — жителей горного кишлака Аксай, правдиво отображает изменения, происшедшие после XX съезда партии в сознании людей, в хозяйстве колхоза.

Романтика, присущая писательской палитре С. Анарбаева, помогает ему найти теплые и убедительные краски.

Действие романа происходит на протяжении многих лет, начиная от периода создания колхоза в Аксае до наших дней.

---

— Как поживаете, утагасы?[24] — спросил Суванджан, протягивая деду руку.

Джанизак подал ему кончики пальцев и что-то пробормотал себе под нос. Его редкая седая бородка при этом воинственно тряслась. Взгляд узких, глубоко сидящих под нависшими бровями глаз устремился на Суванджана.

— Ну-у-у? — протянул он.

Суванджан опустился на корточки прямо у входа. Вид Джанизака не предвещал ничего хорошего.

— По какому делу явился?

— Не показывались ли здесь... наши бараны? — робко спросил Суванджан.

— Не показывались ли? — с ехидством переспросил старик и, помедлив, отрезал: — Показывались! Они у меня во дворе. Я запер их.

— Зачем?

— Еще спрашивает зачем? — захрипел старик.— Разве ты не догадываешься? До сих пор я уважал твоего отца. Оказывается, он не всегда достоин уважения. Другой на моем месте давно бы съел этих баранов.

Крик старика начал надоедать Суванджану. Но он сдерживался, помня о том, что он друг отца. А Джанизак продолжал поносить Бабакула, и Суванджан не выдержал.

— Не по вашим зубам эти бараны, утагасы, — сказал он зло. — К тому же они колхозные.

— Если они колхозные, кто тебе разрешил пасти их в лесопитомнике?

— Не в питомнике, а в ущелье...

— Он еще возражает! — возмутился Джанизак.— А я-то радовался, что сын у Бабакула стал его опорой, — старик махнул рукой и отвернулся.— Оказывается, правильно говорят: «Лучше пожелай ума, чем высокого роста». Если у тебя в голове есть хоть чуточку ума, подумай, сколько затрачено труда, чтобы вырастить каждое деревце. А твои бараны, такие же безголовые, как ты, топчут эти деревья.

Джанизак снял висевшую над кроватью плеть и помахал ею.

Суванджан помолчал, потом голосом, полным смирения, осторожно спросил:

— Утагасы, можно мне взять своих баранов?

— Э-э, ты что, очумел? Заплати штраф. Сто рублей. А потом бери и гони хоть до Кзылкумов...

— Штраф?! — Суванджан улыбнулся. — Штраф есть в городе, а в горах какой может быть штраф? Почему я должен платить, ведь бараны колхозные...

— Бараны колхозные, а питомник чей?.. Государственный. И куда смотрит ваш председатель? Если бы он был в своем уме, разве доверил бы такому бездельнику породистых баранов?!

Последние слова Джанизака окончательно вывели Суванджана из себя.

— Когда вы будете председателем, то передадите баранов кому-нибудь другому, а пока без болтовни отдайте их мне.

— Ты сказал: без болтовни! Это ты мне сказал? — Редкая бороденка Джанизака задрожала. — Ах ты, балбес! Чтоб отсох твой язык! — Старик замахнулся плеткой.

Суванджан успел увернуться от удара. Он выскочил за дверь и бежал до забора так, будто Джанизак гнался за ним. Хохот Айсулу привел его в себя.

— Беги, беги, смотри сейчас догонит! — кричала она.

Суванджан смутился.

— Смейся, смейся, тебе бы только смеяться! — пробормотал он. Ему было досадно, что Айсулу увидела, как он испугался старика. Он резко повернулся и пошел в другой конец сада.

— Эй, Суван, дверь с этой стороны! — крикнула Айсулу, но, увидев, что юноша не обращает на нее никакого внимания, побежала за ним. — Суван, Суван, постой, послушай, что я скажу! Ты попроси хорошенько дедушку и он тебе отдаст баранов.

— Хватит, просил уже, — ответил Суванджан, перепрыгивая через забор.

— Забери своих баранов! — чуть не плача, кричала Айсулу. — Что я тебе, прислуга смотреть за ними?

Но Суванджан молча скрылся за утесом,

...Бабакул выслушал сына с нахмуренными бровями. Но в конце рассказа не выдержал и улыбнулся.

— Я думал, ты ребенок. Оказывается, старик Джанизак больше ребенок, чем ты.

На следующий день утром Бабакул отправился к Джанизаку. Когда Айсулу, вскипятив чай и приготовив обед, вышла во двор, Бабакул сказал:

— Внучка твоя уже совсем взрослая стала.

Джанизак понял намек Бабакула.

— Для твоего большого, но дурного сына у меня нет внучки, — отрезал он.

— Не забудь свои слова, аксакал![25] Иначе я всем скажу, что ты на старости лет стал обманщиком, — пошутил Бабакул,

Друзья долго сидели за достарханом, вспоминая прошлое. К вечеру Бабакул, распростившись с Джанизаком, отправился в путь, погоняя своих баранов.

Поднимаясь к стойбищу, он встретил Шербека и Нигору. На их вопрос: «Где был?», он ответил; «Здесь, недалеко». Не говорить же им, что потеряли породистых баранов. Это же позор для чабана! Но Шербек, наверное, понял. Ну и пусть! Сам виноват: сказал, чтобы пасли отдельно, а чабана не дал.

«Прощай и этот день», — сказала про себя Нигора. Она села на кошму перед шалашом, вытянув ноги и только сейчас почувствовала усталость. Весь день она ездила по стойбищам, делая чабанам прививки.

Напротив вершина горы была залита лучами заходящего солнца. Вот оно опустилось за горизонт и окрасило облака в алый цвет. Только что сиявшая природа нахмурилась, как будто готовилась совершить нечто величественное.

Нигора сидела неподвижно, прикрыв глаза, а когда через несколько минут открыла — увидела желтые злые собачьи глаза, устремленные прямо на нее.

— Каплан, Каплан, мы ведь с тобой старые знакомые, — заискивающе сказала она.

Собака медленно подошла к Нигоре, завиляла хвостом и легла у ее ног, будто выражая свое доверие.

Шелест травы, топот копыт по каменистой земле и ласковое блеяние ягнят слились в один мягкий, успокаивающий шум. Ветер, дующий с Кашка-тава, доносил терпкие запахи трав. Вскоре показался Шербек. Он стреножил коней и, понурив голову, поплелся к шалашу.

«Как он устал, бедный, — подумала Нигора. — Легко ли взвешивать каждого ягненка на каждом стойбище, определять сорт шерсти, лечить разные заболевания. Да еще распределять пастбища между чабанами, выслушивать их жалобы. Да, работать в горах, оказывается, не только интересно, но и трудно».

Из ущелья, подгоняя племенных баранов, поднимался Бабакул. Нигора обратила внимание на то, что старик в такую жару одет в ватный халат. Он шел все время в гору и даже не запыхался. «Этот человек как будто сделан из железа», — подумала Нигора.

Шербек и Бабакул-ата остановились у шалаша.

— Дочка, ты мне кажешься уставшей, — сказал Бабакул с отцовской лаской. — Вон возьми подушку в шалаше и ложись отдыхать. Не стесняйся.

Шербек присел на кошму с другой стороны и задумчиво смотрел на костер, разожженный чабанами на другом берегу реки. Сейчас они, наверное, готовят себе ужин, а вокруг лежат плотно сгрудившиеся овцы.

А Нигора, лежа под одеялом, вспоминала свою сегодняшнюю поездку на соседнее стойбище. Там заболел ребенок у старшего чабана. Маленький, беспомощный, он весь горел и тяжело дышал. Чабан и жена лечили его по старинке: обмазали жиром и завернули в одеяла, чтобы пропотел. Это, конечно, вреда не принесет, но разве этого достаточно, чтобы победить болезнь! Надо будет завтра еще раз съездить на то стойбище и проверить, как идет лечение, решила Нигора. Да, ей обязательно надо побывать еще раз на том стойбище. Старший чабан сказал, что знает ее отца. «Мы с ним на охоту вместе ходили. Золотой он был человек», — сказал чабан.

Отца Нигора почти не помнит. Сохранилось только воспоминание о большом ласковом человеке. Мать завязывала на голове Нигоры белый бант, а Нигора завязывала бант кукле, которую принес отец. Кукла сразу становилась похожа на белую бабочку. Когда солнце начинало опускаться, Нигора выходила к тополю и садилась на скамейку, укачивая куклу и поджидая отца с работы. Отец подходил, брал у Нигоры куклу и разговаривал с ней. «О-о, она, оказывается, смеется, скоро начнет говорить», — шутил он. Тополь, под которым она встречала отца, и сейчас стоит на том же месте... Когда отца арестовали, они недолго оставались в Аксае. Переехали в город к деду. Дед работал на заводе мастером. Нигора быстро привязалась к этому маленькому веселому человеку. Когда дед возвращался с завода, он раскрывал ей навстречу объятия и говорил: «О моя радость, загляни-ка в мой карман, посмотри, что там есть». Нигора обшаривала карманы деда и обязательно находила там что-нибудь вкусное — конфетку, курт или бублик. А в выходные дни она помогала дедушке в домашних делах. «Ох, и помощница у меня», — радовался дед. А мать уходила утром и возвращалась только к вечеру да еще частенько приносила с работы почти готовые платья и подшивала ворот и подол. Нигоре было очень жалко мать, и часто по ночам она плакала, глядя на склоненную над шитьем фигуру матери.

Нарушив тишину ночи, пролетела какая-то большая птица. От взмаха ее сильных невидимых крыльев прохладный ветер ударил в лицо Нигоры. Распушил волосы, пощекотал лоб. Вдалеке шумел Куксай. Спокойно похрапывали овцы. Величественная, бездонная, таинственная ночь в горах. Прямо над крышей шалаша Полярная звезда порхала, как голубая бабочка. Вспоминая прошлое, Нигора задумчиво смотрела на звезды, и на ресницах ее блестели такие же холодные, как эти звезды, капельки слез.