Люси Монтгомери - Энн из Зелёных Крыш

• Название: Энн из Зелёных Крыш
• Автор: Люси Монтгомери
• Жанр: Детская проза

«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.

---

Мэтью, к его собственному удивлению, получал удовольствие от её щебетанья. Как большинство тихих людей, он любил болтунов, если они были готовы говорить и не ожидали от него ответа. Но он никак не думал, что будет наслаждаться обществом маленькой девочки. Женщины были не очень приятны в общении, но девочки были ещё хуже. Он терпеть не мог, как они пробирались бочком мимо него, с робкими взглядами, как будто ожидали, что он проглотит их, если они отважатся сказать хоть слово. Это была обычная манера поведения хорошо воспитанной девочки из Эйвонли. Но эта веснушчатая колдунья была совсем другая, и, хотя ему было довольно трудно – с его медлительностью – успевать за её мыслями, он подумал, что ему «кажется, нравится её болтовня». Поэтому он сказал, как обычно, застенчиво:

– О, ты можешь говорить сколько хочешь. Я не возражаю.

– Ой, я так рада. Я знаю, что мы с вами подружимся. Это такое облегчение, говорить, когда хочется, и чтобы никто не указывал, что дети должны молчать. Мне это говорили миллион раз. И люди смеются надо мной, потому что я использую напыщенные слова. Но если у вас есть возвышенные идеи, то вы должны использовать особые слова, чтобы выразить их, не так ли?

– Ну, это представляется разумным, – сказал Мэтью.

– Миссис Спенсер сказала, что на мой язык должен быть подвешен замок. Но так не получится. Мой язык закреплен только на одном конце. Миссис Спенсер сказала, что ваш дом назвали Зелёные крыши. Я её спрашивала об этом. Она сказала, что вокруг дома растёт много деревьев. Я очень обрадовалась. Я ведь так люблю деревья. А их вообще не было вокруг детского дома, только несколько бедных маленьких кустиков перед входом, за белым заборчиком. Они сами выглядели, как сиротки, эти бедные растения. Мне хотелось плакать, когда я смотрела на них. Я говорила им: «О, мои бедные! Если бы вы росли в большом– пребольшом лесу с другими деревьями рядом, а пушистый мох и колокольчики росли у ваших корней, и мимо протекал ручеёк, и птички пели в ваших ветвях, то вы бы разрослись, правда? Но вы не можете расти там, где находитесь. Я знаю, что вы чувствуете, маленькие мои». Мне было жаль покидать их сегодня утром. Люди привязываются к таким вещам, не так ли? А рядом с Зелеными крышами есть ручей? Я забыла спросить миссис Спенсер об этом.

– Да, есть, сразу за домом.

– Замечательно! Я всегда мечтала жить рядом с ручьем. Но никогда не думала, что моя мечта сбудется. Мечты не часто сбываются, правда? Но было бы неплохо, если бы они сбывались? Но сейчас я чувствую себя почти счастливой. Правда, я не могу чувствовать себя совсем счастливой, потому что – ну, вот какого цвета это, как вы думаете?

Она перекинула одну из ее длинных блестящих кос через худое плечо и показала Мэтью. Мэтью не привык определять оттенки дамских локонов, но в этом случае не могло быть сомнений.

– Это рыжий, не так ли? – сказал он.

Девочка опустила косу со вздохом, который, казалось, исходил из самой глубины её сердца и выражал всю мировую скорбь.

– Да, это рыжий, – сказала она безропотно. – Теперь вы понимаете, почему я не могу быть совершенно счастлива? И никто не смог бы, у кого есть рыжие волосы. Я не возражаю против других вещей – веснушек, зеленых глаз, и того, что я такая худая. Я могу представить, что их нет, что у меня цвет лица, как лепестки розы, а глаза, как фиолетовые звёзды. Но я не могу себе представить, что у меня волосы другого цвета. Я пытаюсь. Я думаю про себя: «Теперь мои волосы черные, как вороное крыло». Но все это время я знаю, что они просто рыжие и это разбивает мое сердце. Это мой пожизненный крест. Я однажды читала в романе о девушке, которая всю жизнь страдала, но не от рыжих волос. Ее волосы были, как чистое золото на алебастровом лбу. Что такое алебастровый лоб? Я никогда не могла понять. Вы можете мне объяснить?

– Боюсь, что не могу, – сказал Мэтью, у которого начала кружиться голова. Он чувствовал себя, как в молодости, когда другой мальчик заманил его на карусель во время пикника.

– Ну, тогда это, должно быть, что-то хорошее, потому что она была божественно красива. Вы когда-нибудь думали, что должен чувствовать человек, который божественно красив?

– Честно говоря, нет, – признался простодушно Мэтью.

– А я – да, очень часто. Что бы вы предпочли, если бы у вас был выбор: быть божественно красивым, удивительно умным или ангельски добрым?

– Хм – я точно не знаю.

– Я тоже. Я никак не могу решить, но это не имеет значения, потому что я вряд ли я когда-нибудь буду такой. И я уверена, что никогда не буду ангельски доброй. Миссис Спенсер говорит —… О, мистер Касберт! О, мистер Касберт!! О, мистер Касберт!!!

Это не были слова миссис Спенсер и девочка не вывалилась из повозки, и Мэтью не сделал ничего удивительного. Они просто проехали поворот и оказались на Бульваре.

«Бульвар», так его называли люди в Ньюбридже, это участок дороги длиной в четыре или пять сотен ярдов, над которым протянули свои ветви огромные, широко разросшиеся яблони, посаженные много лет назад эксцентричным старым фермером. Над головой был один длинный навес из белоснежных ароматных цветов. Под ним воздух был полон фиолетового сияния, а далеко впереди сверкало небо, окрашенное закатом, как витражное окно в соборе.

Эта красота, казалось, заставила девочку онеметь. Она откинулась на спинку кабриолета, скрестила свои худенькие руки и восторженно смотрела вверх на белое великолепие. Даже когда они проехали Бульвар, и ехали по длинному склону Ньюбриджа, она продолжала сидеть неподвижно и молчать. С не менее восторженным лицом она смотрела вдаль, на закат солнца, и в её глазах проносились чудесные видения на этом светящемся фоне. Через Ньюбридж, шумную небольшую деревню, где лаяли собаки, кричали дети, и любопытные лица выглядывали из окон, они проехали всё еще молча. И спустя три мили девочка не сказала ни слова. Очевидно, она могла молчать так же энергично, как и говорить.

– Мне кажется, ты устала и проголодалась, – осмелился наконец сказать Мэтью, предположив, что это было единственной причиной её молчания. – Но нам уже осталось немного проехать, всего около мили.

Девочка глубоко вздохнула и посмотрела на него мечтательным взглядом, как будто вернувшимся из просторов Вселенной.

– Ох, мистер Касберт! – прошептала она. – Это место, которое мы проезжали – белое место – что это было?

– Ты, наверное, имеешь в виду Бульвар, – сказал Мэтью после нескольких секунд раздумья, – это действительно милое место.

– Милое? О, слово милое не совсем подходит для этого места. И прекрасное тоже не подходит. Скорее чудесное – самое подходящее. Это место – единственное из всех, которые я видела в своей жизни, которое нельзя вообразить ещё чудеснее. Оно вызвало радость вот здесь, – она приложила руку к груди, – это вызвало даже боль, и все же это была приятная боль. У Вас когда-либо была такая боль, мистер Касберт?

– Честно говоря, я не могу припомнить.

– А у меня много раз – всегда, когда я вижу что-либо по-настоящему красивое. Но нельзя называть это прекрасное место Бульвар. Это название ничего не выражает. Нужно назвать его – дайте мне подумать – Белая Дорога Восхищения. Разве не хорошее образное название? Когда мне не нравится название места или имя человека, я всегда придумываю новое и всегда их так называю. Была одна девочка в детском доме, которую звали Хепзиба Дженкинс, но я всегда называла ее Розалией Де Вер. Другие люди могут называть это место Бульваром, но я буду всегда называть его Белой Дорогой Восхищения. Нам действительно осталось проехать только милю до дома? Я рада, и вместе с тем я сожалею. Я сожалею, потому что эта поездка была так приятна, а я всегда сожалею, когда приятные вещи заканчиваются. Что-то приятное может случиться и потом, но Вы никогда точно не знаете. И так часто происходит, что это может быть не совсем приятное событие. Я знаю по своему опыту. Но я рада, что мы едем домой. Видите ли, у меня никогда не было настоящего дома, насколько я могу помнить. И у меня опять возникает эта приятная боль, когда я думаю, что еду в действительно настоящий дом. О, разве это не прекрасно?!

Они приехали вершину холма. Ниже был пруд, похожий на реку – такой длинный и широкий он был. Мост пересекал его посредине и с моста до того места, где янтарная гряда дюн отделяла пруд от темно-синего залива, вода была словно палитрой многих перетекающих оттенков – от полупрозрачных шафранных и нежно-зеленых до других неуловимых цветов, которым невозможно подобрать название. Выше моста пруд был окаймлен рощами елей и кленов, и мерцал тёмной водой в колеблющихся тенях. Тут и там виднелась дикая слива, склонившаяся к воде, словно девушка в белом, которая любуется собственным отражением. Из болота вверху водоема доносился звонкий, печально– сладкий хор лягушек. Маленький серый домик выглядывал из белого яблоневого сада на склоне над прудом, и хотя еще не было очень темно, свет горел в одном из его окон.