Конкордия Ландау-Дробанцева - Академик Ландау. Как мы жили

• Название: Академик Ландау. Как мы жили
• Автор: Конкордия Ландау-Дробанцева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0598-4, 978-5-8159-0598-6

Конкордия Терентьевна Ландау-Дробанцева (1908 —1984), жена гениального физика Льва Ландау, начала писать свои воспоминания после смерти мужа в 1968 году и работала над ними более десяти лет... Получилось три солидных тома. Переплетённые, дополненные фотодокументами, они в виде самиздата какое-то время циркулировали в среде учёных-физиков, но вскоре почти все экземпляры были уничтожены академиками и их жёнами, которые ханжески возмущались этим откровенным текстом, шокирующими подробностями личной жизни великих умов СССР и нелицеприятными оценками «неприкасаемых». Но «рукописи не горят», и появление воспоминаний Коры Ландау в виде книги — лишнее тому подтверждение. «Эти воспоминания я писала только самой себе, не имея ни малейшей надежды на публикацию. Чтобы распутать сложнейший клубок моей жизни, пришлось залезть в непристойные мелочи быта, в интимные стороны человеческой жизни, сугубо скрытые от посторонних глаз, иногда таящие так много прелести, но и мерзости тоже. Писала я только правду, одну правду...»

---

— Неужели ты не понимаешь?

— Нет.

— Коруша, ты должна была ему ответить: ваши работы всемирно известны, как только я появилась на свет, у меня была одна мечта

— работать под вашим руководством!

— Дау, я раньше о нем ничего не слыхала.

— Это не важно, в системе Академии наук очень любят лесть.

Вместе с Женькой и Лелей мы прожили около года. Женька съездил в Харьков, привёз кое-что из своей харьковской мебели. Дау ему говорил: купи здесь новую. Он отвечал: «Дау, ты в этом ничего не понимаешь. Новая мебель плохая и дорогая, а перевезти из Харькова стоит гроши. Я не люблю тратить зря деньги».

Когда харьковская мебель пришла, через некоторое время испуганный вопль Дау разбудил меня ночью. «Коруша, смотри, это та самая порода лившицких харьковских клопов. Как они жалят! Посмотри, какие они огромные, а форма у них продолговатая. И убежать теперь от них невозможно!».

Еле дождавшись утра, Дау побежал в институт, пришли рабочие, вынесли Женьку с заклопленными харьковскими вещами. Капице было доложено о бедствии Ландау в связи с нашествием лившицких клопов из Харькова. Капица разрешил поселить Женьку в гостевой квартире. Вот так без малейшей интриги с моей стороны Женька был выселен.

Хозяйственный отдел института быстро организовал бригаду, и Женька вместе со своим скарбом был тщательно обработан во дворе института на виду у всех, прежде чем ему разрешили поселиться в гостевой квартире. Все испугались, нельзя было заклопить институт, выстроенный на английский манер! Потом Женька прибежал к Дау, отчаянно, визгливо рыдал: «Дау, как ты мог так меня опозорить в институте». — «Женька, ты меня прости, я не думал вызывать такой шум, просто я очень боюсь клопов, их не было даже в тюрьме. Как ты и вся ваша семья их переносите? Вы что, привыкли к ним с рождения? Ты что, плачешь по своим потомственным клопам? Тебе жаль, что их уничтожили?».

В квартире я выжигала клопов газовой паяльной горелкой. Особенно их было много в лившицкой спальне.

— Даунька, а Женька упёр с окон нашей квартиры рамы металлических сеток от мух, которые нам недавно сделали.

— Не может быть.

— Да, да, правда, пойди, проверь сам.

— Да, Женька не растерялся, сетки он упёр. Я пойду к нему, скажу, чтобы он их вернул. Вернувшись от Женьки, он сказал:

— Коруша, Женька обнаглел и нахально заявил, что он наши сетки от мух не вернёт, так как ему такие сетки делать никто не будет, а мне по моей просьбе могут сделать ещё раз. Корочка, мне пришлось с ним согласиться.

Когда я полностью привела квартиру в порядок, Дау решил пригласить свою маму. Она очень хотела познакомиться со мной. Я уговорила Дау устроить званый большой вечер человек на двадцать, нечто вроде нашей запоздалой свадьбы. Маму Дау я заочно уважала и даже преклонялась. Она дала жизнь такому человеку!

Тщательно готовила ей комнату.

— Коруша, ты что здесь все время усиленно трёшь? Ты думаешь, мама это оценит? Она к бытовым мелочам безразлична.

Я знала, мама Дау была профессор, имела печатные труды, заведовала кафедрой, читала лекции студентам. Но когда она прожила у нас неделю, я была покорена. Так вот откуда у Дау это очарование, это обаяние. Нет, это был не профессор в преклонном возрасте, это была комсомолка, комсомолка 20-х годов. Так она воспринимала жизнь, такие передовые были у неё взгляды. Так она была молода не по возрасту, а по своей сути.

Свадебный подарок она не забыла привезти. Она подарила мне старинное столовое серебро. О таких свадебных подарках я только читала в романах. Она была очень рада, что её сын, наконец, женился.

— Дау, почему мама приехала одна? Твой папа заболел?

— Нет, он здоров. Я просто его не приглашал. Он зануда, он разводит скуку, я его не выношу!

Когда наступил наш первый званый вечер, стол был накрыт, Дау весь светился и сиял. В порыве восторга он обратился к маме: «Мама, ну, наконец, скажи правду. Может быть, я все-таки дитя любви? Неужели ты такому скучнейшему типу, как мой отец, ни разу не изменила? Я все-таки надеюсь: ты просто не хочешь признаваться. А на самом деле я есть „дитя любви“.

Ещё гостила у нас Любовь Вениаминовна, вдруг ночью меня как током подняло с постели. Неясная тревога. Тихонечко, приоткрыв дверь в спальню Дау, увидела — постель не смята и пуста, осмотрела всю квартиру — его нигде нет. Накинув лёгкий халат, понеслась в институт. Дау появляется спокойный, сияющий в дверях института, освещённый алой зарёй встающего солнца.

— Ты почему не спишь? Что тебе здесь надо?

— Дау, ты вчера так и не лёг спать? После ужина ты сказал: «Коруша, ложись, я на минутку зайду в библиотеку института».

— Коруша, но моя минутка несколько затянулась. Смотрю, уже светло, взошло солнце.

Его мама встретила нас на пороге.

— Что случилось, почему Кора плачет? (Видно, я её разбудила, когда искала Дау по квартире.)

— Коруша плачет по глупости. Я с вечера засиделся в библиотеке, она перепугалась, решила, что меня украли!

После 1968 года ученики Ландау не раз писали, что Дау на семинарах, слушая их доклады, узнавал о новых работах зарубежных физиков. У Дау просто был ключ от библиотеки института. Нередко он проводил там долгие неурочные часы. Кроме того, зарубежные учёные присылали ему на домашний адрес свои новые работы ещё до их публикации.

Уложив Дау спать, я спустилась в кухню. Любовь Вениаминовна не спала, мы решили выпить чаю и очень хорошо, сердечно поговорили. Не знали мы, что это наш первый и последний разговор: вскоре она умерла. Удар случился на лекции, которую она читала студентам. Так красиво ушла из жизни мать Дау.

В то утро мы проговорили несколько часов. Она меня спросила:

— Кора, скажите, вы согласились стать женой Левы — вы согласны с его взглядами на брак?

— Что вы, с этим согласиться невозможно! С этим можно только примириться. Особенно сейчас. Его здоровье подорвано. Я так счастлива, что выселился Женька с женой, они очень любили соблюдать экономию. Прошло мало времени, а Дау уже так поправился. Мне удалось ликвидировать его фурункулёз. В Харькове я читала курс лекций по пищевой химии и очень слежу за его питанием. Работаю я рядом, с утра готовлю обед и в перерыв прибегаю кормить его.

— Кора, почему вы не возьмёте себе домашнюю работницу?

— Я с ними не умею обращаться, а потом я сама очень люблю домашнюю работу: заботиться о Дау, ухаживать за ним — это не работа, это большое наслаждение. Я так давно мечтала стать его женой и передать свои функции постороннему человеку не могу. Дау очень нравится, как я готовлю, он тоже считает, что без посторонних жить уютнее.

— Кора, Лева со мной очень откровенен. Он в вас влюблён с 1934 года. И пока все его любовницы существуют только теоретически?

— Да, пока это так. Когда он переехал в Москву, он стал меня «воспитывать». Я сначала взбунтовалась. Потом в этот страшный год я поняла, что бывают в жизни вещи пострашнее ревности и любовниц, особенно любовниц, существующих теоретически. Он более, чем другие, восприимчив к женской красоте, и это не порок!

«Колоссальная сила — любовь любимого». Не помню, где писал об этом Бальзак, но суть в том, что сила любви прямо пропорциональна значимости личности. После смерти Дау его назвали гением. Сила его любви к женщинам была велика, а пока всех женщин олицетворяла я одна.

Глава 19

После выселения Женьки наше счастье стало поистине безоблачным. Дау по субботам решил устраивать нечто вроде вечеринок. Собиралось очень много интересных, весёлых, остроумных людей. А Женька ещё с харьковских времён усвоил привычку подшучивать над Дау, выставляя на смех его неловкости. Все эти подшучивания Женьки над Дау мне ужасно не нравились.

В одну из суббот он, выпив лишнего, здорово «перегнул палку» в своих паясничаниях. Проводив гостей, я бегом поднялась наверх: спешила выплеснуть своё негодование. Женька был с Дау. Подлетев к Женьке, я надавала ему звонких пощёчин, приговаривая:

— Не сметь из Дау строить шута!

Даунька, улыбаясь, наблюдал эту сцену. Сдачи Женька мне дать боялся, он возопил:

— Дау, скажи, я ведь шутил!

И Дау сказал:

— Кора права. Мне эти твои дурацкие шутки давно надоели. Теперь ты усвоил, надеюсь, больше они повторяться не будут?

Женька ушёл. Я повисла на шее у Дау и разрыдалась:

— Даунька, ненаглядный мой, как он посмел так издеваться над тобой?

— Успокойся, Коруша, у тебя это очень красиво получилось. Я бы не догадался отучить его таким путём. А потом ты ошибаешься: я не «ненаглядный», я — наглядный, я — квантово-механический!

Как-то были у нас физики и математики. Все с восхищением говорили о сверхъестественной работоспособности Дау и о той счётной машине, которая находится у него в мозгу. Тогда я впервые узнала, что Дау никогда в своих расчётах не пользуется ни логарифмической линейкой, ни таблицами логарифмов и никакими справочниками. Все эти сложнейшие математические расчёты он производит моментально сам. И я решила: те клетки мозга, которые у нас, смертных, занимают ревность, зависть, корысть, злобность и разные другие низменные черты характера, этих клеток у Дау нет, его мозг составляет мощная машина железной логики и ещё счётно-математическая машина. Хорошо, что осталось место для клеток любви к женщинам, в том числе и ко мне.