Иван Тропов - Шаг во тьму. Дилогия

• Название: Шаг во тьму. Дилогия
• Автор: Иван Тропов
• Жанр: Фэнтези

---

Давление вдруг пропало.

Ее пальцы бессильно сползли по щекам, руки упали вниз. Она засмеялась сквозь зубы. Сначала едва‑едва, а потом захохотала, закинув голову, обреченно, не скрывая отчаяния. Смеялась над собственным бессилием. Потом, не переставая смеяться, уронила голову на грудь…

Я остановился над ней.

Она медленно подняла лицо.

Очень серьезное. Ни злости, ни презрения. Лишь холодная отрешенность.

— Хорошо, делай свое дело. Только, ради всего, что тебе дорого, сделай это быстро. Там, на алтаре, лежит нож.

Она наклонила голову вбок, откинула назад волосы, обнажив шею. Жилка пульсировала под кожей.

Я усмехнулся:

— Вы меня с кем‑то путаете, сударыня. Я вовсе не святоша. Не рыцарь и не джентльмен. Я — охотник. И от лишней удавки для твари вроде тебя никогда не откажусь.

Она медленно‑медленно подняла голову. В голове потянуло холодком. Она не давила — просто шла, куда ее пускали.

Я пускал ее к тому, что сейчас будет.

На миг я встретился глазами с ее правым глазом — и ее лицо исказилось. Может быть, там было презрение. Может быть, отвращение. Может быть, отчаяние…

Не знаю. Ее кулак выстрелил в меня сильно и резко. Но я ждал чего‑то такого. Дернулся в сторону, защищаясь рукой, и кулак не ударил меня в пах, как она целила. Только я забыл, что левая рука у меня сейчас не в лучшей форме…

Кажется, я взвыл от боли — не знаю. Боль в руке ослепила меня.

А она уже вскочила на ноги и навалилась на алтарь, пытаясь дотянуться до ножа. И дотянулась бы, если бы не сотрясение мозга. Ее шатнуло в сторону, рука с длинными ногтями, сейчас черно‑бурыми от засохшей под ними крови мальчишки, царапнула пластину в десяти сантиметрах oт ручки ножа.

Стискивая зубы, чтобы не выть от боли в левой руке, я шагнул за ней следом, навалился на нее, не давая двинуться, а правой рукой схватил за волосы. Намотал их на руку до предела, до скрипа, не давая ей даже шевельнуть головой.

— Сволочь!.. — взвизгнула она.

Вцепилась в мою руку, всаживая ногти, но мою кисть защищали ее же волосы, а запястье под толстой кожей плаща. Даже Харону она была не по зубам, а тут всего лишь какие‑то жалкие ногти.

Она попыталась упереться ногами, но каменные плиты были ровные и гладкие. Я легко тащил ее. Прочь от света, от сотен пылающих свечей, окруживших алтарь и козлиную морду. Мимо первой колонны и левее. Туда, где, как я помнил, в полу крышка погреба.

Она рычала, пыталась вырваться, но не могла даже отодрать мою руку от своих волос. Я повалил ее лицом на пол, придавил коленом в спину. Отпустил ее голову, но поймал руку и вывернул. Левой рукой уже вытащил моток лески. Накинул ей на руку петлей, потом скрутил вторую руку. Прижал их, запястьями к локтям. Еще одна петля лески…

Старательно стянул ее руки леской. От кистей до локтей. Будто невидимая муфта за спиной, не выпускающая руки. Подтягивай ноги под себя, не подтягивай, а вывернуть руки так, чтобы они оказались впереди, невозможно.

— Нет… Не надо… Нет… Прошу тебя…

Она побывала там, куда я пустил ее. Она увидела, что я хотел ей показать. Она знала, что ей предстоит.

Лягнула меня ногами, но я легко уклонился. Откинул крышку погреба, схватил ее за волосы и потащил вниз. Грубо, но аккуратно. Не для того я ей связывал руки, чтобы сейчас случайно размозжить ей голову о каменную кладку или уронить с лестницы. О нет…

Она отвадила от этих мест всех, кто мог мыслить. Людей, животных, птиц… С ней были лишь двое ее слуг да прирученный волк. Но и их здесь больше нет. Она здесь одна. Она может кричать, может выстреливать своими ледяными щупальцами так далеко, как только сможет, но ее никто не услышит, она никого не зацепит.

Она будет одна, со связанными руками, в каменном мешке. До конца своей жизни. Несколько мучительных дней, пока жажда будет медленно убивать ее…

— Нет, не надо… Прошу, нет…

Да, сука. Да.

Мне нужно воспоминание этого.

Слишком много я ношу в себе того, чего никогда не хочу вспоминать, — предательская червоточина во мне. И любая чертова сука, если сможет, изо всех сил ткнет туда своим ледяным пальчиком, бередя рану, заставляя проваливаться в застарелый страх.

Когда пропускаешь такой удар, остается только одно спасение. Убежать от памяти нельзя, но можно соскользнуть — не совсем туда, куда хочет скинуть чертова сука. Можно повернуть туда, где ее обдаст страхом. Где она сама дрогнет, невольно дернувшись прочь…

* * *

Я выбрался из погреба, толкнул крышку. Тяжелая дверца из дубовых досок гулко ухнула, отрезав причитания суки. Словесные. Те, что ледяным ветром в висках сами стихли раньше. Ей хватило двух картинок, которых она не ждала и не желала.

Все‑таки есть хорошее в старых домах: на крышке был засов, и не какая‑то символическая защелка в гвоздь длиной, а кованый брус в локоть. С трудом вошел в тугие дужки. Ну, теперь‑то точно не выберется, даже если каким‑то чудом избавится от лески.

Вот и все…

После удара суки левая рука опять разболелась. И еще я вдруг почувствовал, как сильно здесь пахнет горелым жиром. И это не свиной жир, нет. Человеческий. Это я точно знаю… Гадкий запах, и словно оседает во рту. Я потянулся к карману, где фляжка, чтобы сделать глоточек и перебить мерзкий привкус, но фляжка была пуста.

На серебряной пластине под козлиной мордой лежал нож, до которого она не дотянулась. Я шагнул к алтарю, взял нож. От сотен горящих свечей поднимался теплый воздух, смрад горелого жира здесь был еще сильнее. Я ткнул кончиком ножа в фитиль крайней свечи, утопил нитку в лужице расплавившегося жира на вершинке свечи.

Стал гасить свечи одну за другой.

Козлиная морда взирала на меня с колонны, странно живая в свете свечей. Конечно же, игра света и полутеней. Будь она живой, морда, по крайней мере, была бы расстроенной. Неважно сегодня для вас обернулось, а, козлорогое? Но морда была спокойна и благодушна.

Хотя… Если подумать, с чего бы этому козлу выглядеть расстроенно? Это ведь хозяйка дома ему жертвы приносила, а не он ей прислуживал… Может быть, тот, кому поклонялась эта чертова сука, — он если и отвечал ей на жертвоприношения, то без всякой признательности, на одном холодном расчете. Баш на баш. Как хозяин к дойной корове… Но ведь с коровы, кроме кровавого молока, один раз можно поиметь и мяса.

Если так, то у козлины сегодня воистину сытный день. Сначала жизнь мальчишки, потом жизни двух слуг, а теперь еще и десерт — медленная смерть самой суки… Вот уж этим‑то блюдом тебе, образина, до сих пор не доводилось полакомиться, а?

Морда глядела на меня, и то ли игра теней была тому виной, то ли мое расшалившееся воображение — да только морда явно усмехалась. И не злобно, а почти по‑дружески. Как прощаются с приятелем, ожидая встретиться снова, если не завтра, то через пару дней. Мы с тобой, парнишка, встретились раз — и ты подарил мне волка и зажигал свечи на моем алтаре; встретились второй раз — и ты принес мне еще три жизни; и хоть теперь ты гасишь мои свечи, но я на тебя не в обиде — с нетерпением жду следующей встречи, которая обязательно будет…

Я тряхнул головой. К черту эти свечки, к черту эти глупости! Я отшвырнул кинжал и шагнул к изголовью алтаря. Присел перед полочкой в основании. Вытянул книгу и, даже не разглядывая ее — будет еще время, насмотрюсь! — развернулся и пошел прочь.

Но дошел только до первой колонны. Остановился над телом блондина.

Он так и лежал под колонной. Одна рука вывернулась, другая поджалась под грудь так, что живой человек не выдержал бы и минуты. Через всю голову застыли струйки крови из разбитого темени. Глаза открыты, но зрачков не видно, закатились. Одни белки.

Мертв. Я его так бил головой о камень, что любой человек бы…

Человек… Любой… Я хмыкнул. Слишком хорошо я помнил, как здесь вел себя простой волк, над которым поработала чертова сука.

Я присел, положил книгу на пол и взял его за руку. Пульса нет, рука уже холодная, будто с мороза. Но…

Я покосился на крышку погреба. Поглядел на тело блондина.

Жить нормальной человеческой жизнью он уже не будет, это ясно. Но ногти и волосы продолжают расти даже у трупов. А мышцы, если в нужном месте прижать контакты, будут сокращаться даже у отрубленной ноги или руки…

Я снова посмотрел на крышку погреба. Самой паучихе ее не открыть, конечно. Та кованая задвижка удержит внизу слона. Но это если он внизу…

Я вздохнул. Осторожно сунул книгу под мышку левой руки, а правой взялся за запястье блондина и потащил его к дверям.

* * *

После горелого смрада в подвале свежий воздух опьянял. Даже сырость и навязчивый привкус прелой листвы не портили этот воздух.

— Туда, — кивнул Шатун.

Он повернул чуть правее, я повернул вместе с ним. За нами шуршало по листве тело блондина. Я тащил его за одну руку, Шатун за другую. Тащить мог бы и один, но вдвоем все равно удобнее. Правильнее.