Виталий Костомаров - Язык текущего момента. Понятие правильности

• Название: Язык текущего момента. Понятие правильности
• Автор: Виталий Костомаров
• Жанр: Языкознание
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-86547-835-5

В монографии представлен авторский взгляд на одно из ключевых понятий языка – понятие правильности. Анализируются процессы, происходящие в современном русском языке, в числе важнейших – сближение его разговорной и письменной разновидностей, происходящее под воздействием сетевого общения. Также рассматриваются механизмы изменения языковой нормы и влияние социума на язык.

Книга адресована лингвистам, преподавателям русского языка и студентам гуманитарных факультетов вузов.

---

Язык способен служить надёжным орудием общения, взаимопонимания и согласия людей, оформляя, формируя и обогащая их мысли и чувства, память и совесть, этику и эстетику, искусство и науку, экономику и политику, всю их жизнь в целом, пока люди не злоупотребляют своим положением всадника. Пока они уступают, когда язык упорствует, защищая свои сложившиеся состав и устройство, пока они сознательно и своевольно не вмешиваются в его динамику, приспособляя, реформируя, нормализуя под себя.

Люди и без того сами служат инструментом движения языка, не думая о нём, говоря и слушая, читая и записывая, просто употребляя его в общении. Они непроизвольно тормозят или ускоряют осуществляющееся через них независимо от осознанной их воли естественное, бесконечное его саморазвитие. Таков, если угодно, некий имманентный закон развития языков, который ради создания общего правильного, литературно образованного языка как-то сознательно упорядочивается на игорном поле нормализаторского взаимодействия системных сил и человеческого фактора.

3.2. Интересы социума

Свойственные социуму противоречия и внутренние разногласия мешают ему заниматься нормализацией языка целенаправленно и определённо. Социум, если угодно, порой сам не знает, чего конкретно хочет. Люди отягчены заботами, им недосуг всерьёз заняться ещё и тем, для чего существуют специалисты – филологи и педагоги, а до них – образцовые писатели и поэты. Хватает сил освоить лишь преподаваемый в школе литературно образованный язык для общения по делам и потребностям.

Мы замечаем воздух, когда нам нечем дышать. Так и язык мы осознаём лишь при возникновении затруднений, по неуверенному знанию, забывчивости или натолкнувшись на действительный или кажущийся его недостаток. Вопрос «Ну, как это по-русски?» возникает, когда не находится подходящее слово (они лопухнулись – вроде нехорошо, а ошиблись, неверно поступили, не смогли – невыразительно), когда появляется двусмыслица (прекрасный портрет Неменского – это тот, где художника нарисовала его супруга, или тот, где он сам изобразил своего сына).

Люди обычно не требуют доказательств, удовлетворяются мнением авторитета, походя справляются у знакомых, обращаются к справочникам, словарям, учебникам, Интернету. Языковыми неясностями хитроумно завлекает реклама: прохожий, поражённый аршинными буквами хвастливого сообщения у станции метро «Парк культуры» в Москве: «Мы работаем на Льва Толстого», – с трудом разбирает мелкую строчку, которой зазывает к себе Yandex, чей офис находится поблизости, на улице Льва Толстого.

Своё мнение, когда оно всё же складывается, люди чаще оставляют при себе. И только те, кому нечего делать, изливают в заявлениях, обычно сердитых: почему это разбить значит создать (разбили новый сквер) и уничтожить (разбили вазу), зачем браком называть скверную, испорченную продукцию и супружество – самое святое, что есть на свете? За что только лингвистам жалованье платят! Как объяснить, что лингвисты лишь изучают и регулируют данное свыше и сокровенно развиваемое народом?

Втуне остаются предлагаемые социумом решения, по большей части прихотливые и своевольные, без особых обоснований, без взвешенной оглядки на историю и будущее. Редко кто хотел бы изменить грамматику или произношение, но многие часто и с малообъяснимым жаром отстаивают те или иные ударения: только зна́мение, а не «беспардонно безграмотное» знаме́ние. Сторонники узаконения написания «ё» твёрдо стоят за белёсый (он же не белый), манёвры (ну и пусть маневрировать), неохотно допуская обы́денный, совреме́нный с оговоркой, что устаревшие обыдённый, совремённый звучат всё-таки лучше.

Грешат субъективно-личностным неприятием и лингвисты. Многим, в том числе и автору, вопреки одобренной словарями практике, претит употребление глагола представлять / представить в значении «думать, воображать, считать, знать, верить; быть, являться» без сопроводителей себе, собою, из себя. Ведь тогда слово представлять неотделимо от его значения «изображать, играть на театре»: «Не представляю, что такой человек – предатель»; «Он представил, как живут богачи в апартаментах»; «Ничего подобного не представляла: он же просто дурак»; «Она не представляла, как надо говорить в таком обществе»; «Он не представляет ничего интересного»; «Трудно представить, какие были бы последствия, если бомба сработала бы раньше».

По легенде, Д.Н. Ушаков любил сказать, что у него к некоторым употреблениям «индивидуальная идиосинкразия, как к советской колбасе». Живущий за рубежом филолог М. Эпштейн, недовольный тем, что любовь (в отличие от украинских любити и миловати) приложима и к отчизне, и к женщине, хочет ввести в русский словарь новое слово любля. Удивительно охотно это тиражировали наши газеты, радуясь, видимо, тому, что Запад нам поможет и в плотской любви!

Субъективные оценки, противореча друг другу, да и последовательные культурно-психологические настроения общества ориентируются то на обновляющее новаторство, то, напротив, на консервирующий пуризм. Ни безоглядный поиск новшеств, ни безрассудная верность традиции не содействует объединяющей роли языка, а с нею и территориально-государственной целостности, духовности, стабильности экономики, науки, культуры. Утрата золотой середины мешает и нормализации языка в его собственных интересах, направленных на хранение его в системном и составном единстве. Нормальность жизни и языка требует согласия и спокойствия; неустроенность, разногласие идеалов, притязаний большинства и меньшинств ей противопоказаны.

Пуристы, ревнители прошлого остроумно высмеяны в басне Дж. Родари: «Я протестую, – вещал старый Словарь, – космонавты не существуют. Если бы они существовали, то слово “космонавт” нашло бы своё место на моих страницах». Неприемлема и другая крайность, которая потребовала бы исключить из словаря слова, обозначающие переставшее существовать: челобитная, помещик, крепостной или керосинка, примус. В своё время нашумевшая статья А. Вознесенского «Физики в почёте, лирики в загоне» обратила внимание публики и на иную важную проблему – на языковые настроения отдельных слоёв населения, связанные с профессией, социальным положением, возрастом, полом.

Индивидуальные и групповые мнения имеют успех, когда отражают общественные настроения времени. Говорили, например: он уклонился от истины, но ни в коем случае он ошибся, обманул; облегчил свой нос, но не высморкался. Над этой модой потешался И.А. Крылов: «Отправился в страну, где царствует Плутон. Сказать простее – умер он».

После разгульных 20-х годов ХХ столетия воцарился советский язык, пусть и не возвышенный, но отжатый, нейтрально-безличный. Затяжная эпидемия, по определению К.И. Чуковского, канцелярита посягала и на разговорную разновидность языка. Снижение стиля, уход от возвышенного героизма, важной серьёзности всегда связываются со смягчением порядка и дисциплины, с демократией.

В нынешнее время вместо приказного тона мужским голосом: «Поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны», – в Москве говорят проникновенно женским: «Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны». Устрашающую надпись «Выхода нет» заменили доброй: «Выход слева». Вместо запретов: «Посторонним вход запрещён»; «Курение строго воспрещается»; «Карается… Штрафуется…» – мягко предупреждают: «Служебный вход»; «Здесь не курят, курить можно в специально отведённом месте». Слова пожалуйста и спасибо становятся, как в детской сказке и в американском быту, самым частыми в житейских делах, официально-государственных бумагах, научных, образовательных, хозяйственных сферах.

Сегодня вся элитарная, «лучшая часть» общества – писатели, общественные деятели, учёные – склоняется к человечности, откровенной, бесхитростной прямоте общения. Насаждается вежливость, может быть и показная, сниженный разговорный стиль. Общий настрой сказывается на социальной и даже на собственно языковой нормализации намного сильнее случайных групповых, тем более индивидуальных, предпочтений и неприятий самых авторитетных лиц. Он иллюстрируется ярче всего словарём, но сказывается, например, в грамматике, в словообразовании (картинка 7.2).

* * *

В нормализации социум по-настоящему силён и победоносен на крутых поворотах истории, когда не до личностных и групповых разногласий. Не мелочные индивидуальные ссоры, а крушение Российской империи, Гражданская и Отечественная войны, образование СССР, его роспуск, построение нынешней федерации, революции, коллективизация и индустриализация меняли государственное устройство, экономику, идеалы, характер и образ жизни, настроения и вкусы населения, не в последнюю очередь – принципы коммуникации и самый язык.