Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник]

• Название: Срочно нужен гробовщик [Сборник]
• Автор: Дороти Сейерс
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1992
• ISBN: 5-01-003316-Х

В сборник включены произведения английских писательниц, которые можно назвать классикой английского детектива. Герои произведений Д. Сейерс и М. Аллингем — английские аристократы, банкиры и ученые, проходимцы и чудаки — словно сошли со страниц старого, доброго английского романа. События, разворачивающиеся в лондонских предместьях и старинных особняках, необычны и захватывающи, а действующие лица — оригинальны и убедительны. Интересен объект и необычного детективного расследования в романе Дж. Тей — это легендарный Ричард III. Что происходит с героями этих романов, какие события вовлекают их в детективный сюжет — об этом читатели узнают, прочитав до конца новый сборник.

---

— Я тебя разбудила, Алан?

— Нет, я не спал.

— Я, похоже, собралась подарить эскимосу холодильник, — сказала она, небрежно опустив книги рядом с другими, отвергнутыми. — Надеюсь, мои тебе понравятся больше. Как тебе показался этот букварь для подростков? Наша Лавиния превзошла самое себя. Неужели ты даже не открыл книгу?

— Я ничего не могу читать.

— Что, очень больно?

— Я страдаю. Но руки и ноги тут ни при чем.

— А что тогда?

— Кузина Лора называет это «шипами скуки».

— Бедный Алан. Твоя Лора права. — Она вынула нарциссы из вазы, слишком большой для них, уронила их в раковину умывальника великолепным актерским жестом и поставила в вазу сирень. — Говорят, скука — это непреодолимое, граничащее со страстью стремление зевать, а между тем это просто мелкая, гнусная пакость.

— Гнусное ничто, пакостное ничто. Словно тебя секут крапивой.

— Ты бы чем-нибудь занялся. У тебя есть время думать.

— «Осмысли счастья миг»?

— Осмысли, что с тобой происходит. Подумай о душе. Займись философией, йогой, например, или чем-нибудь в этом роде. Хотя, кажется, аналитический ум не склонен к абстрактному мышлению.

— Я уже подумывал об алгебре. Но мне так надоела геометрия проклятого потолка, что никакую математику душа не принимает.

— Ну что ж. Вырубные картинки человеку, лежащему навзничь, тоже не предложишь. А как насчет кроссвордов? Если хочешь, я могу достать целую книгу.

— Боже избави.

— Тогда ты можешь сам составлять кроссворды. Говорят, это еще интереснее.

— Возможно. Только словарь весит добрых пару килограммов. А потом я никогда не любил заглядывать в справочники.

— Ты в шахматы играешь? Я что-то не помню. Шахматные задачки, а? Мат в три хода, белые начинают и выигрывают?

— Шахматы представляют для меня только художественный интерес.

— Как художественный?

— Ну да, короли, слоны, пешки или как их там, они очень красивы. Изысканно красивы.

— Замечательно. В следующий раз принесу тебе шахматы, играй на здоровье. Ну ладно, ладно, как хочешь, можно без шахмат. Тогда займись теоретическим расследованием. Как в математике. Найти решение какой-нибудь нерешенной задачки.

— Ты имеешь в виду преступление? Все эти случаи я знаю наизусть. Ни к одному из них не подступишься. Тем более в моем положении.

— Я говорю не о полицейских делах. Можно взять нечто более значительное, так сказать, классическое. Загадку, над которой целый мир несколько веков ломает голову.

— Например?

— Скажем, «письма из ларца».

— Ну нет, только не Мария Стюарт!

— Почему же? — Марта, как все актрисы, смотрела на королеву Шотландии сквозь романтическую дымку.

— Меня может заинтересовать дурная женщина, но никогда — глупая.

— Глупая?! — произнесла Марта низким контральто Электры.

— Очень глупая.

— Алан, как ты можешь?

— Если бы не корона, ее судьба никого бы не волновала. Всех прельщает ее головной убор.

— Думаешь, в полотняном чепце она не стала бы жертвой страстей?

— Не в короне или чепце дело, страсть ей просто неведома.

Какое горестное недоумение выразил укоризненный взгляд Марты! Да, десять лет работы в театре и ежедневные упражнения перед зеркалом не пропали даром.

— Почему ты так думаешь?

— Из-за ее роста. Ведь более ста восьмидесяти сантиметров. А очень высокие женщины обычно холодны. Спроси любого врача.

Интересно, подумал Грант, почему мне никогда не приходило в голову объяснить теми же причинами известное равнодушие Марты к сильному полу? К счастью, Марта не приняла его слова на свой счет, мысли ее были заняты любимой королевой.

— Зато она была мученица. Этого у нее не отнимешь.

— Почему же мученица?

— Она пострадала за веру.

— Если ей от чего-то и пришлось пострадать, так только от ревматизма. В брак с Дарнлеем она вступила без разрешения папы, а бракосочетание с Босуэллом и вовсе было совершено по протестантскому обряду.

— Еще немного, и ты скажешь, что и заточения не было.

— Вся беда в том, что тебе представляется маленькая комнатка с зарешеченным окном в самой высокой башне замка и старый верный слуга, который вместе со своей королевой молится об избавлении. А на самом деле у нее было около шестидесяти придворных. Мария горько сетовала, что ее свита была сокращена наполовину, и чуть не умерла с досады, когда ей оставили двух секретарей, несколько камеристок, вышивальщицу и одного-двух поваров. И за все за это Елизавета должна была платить из своего кармана. Двадцать лет она содержала двор Марии Стюарт, и двадцать лет Мария Стюарт предлагала по дешевке корону Шотландии кому ни попадя в Европе — в награду за восстание, пытаясь либо вернуть трон утраченный, либо сесть на трон, занимаемый Елизаветой.

Он взглянул на Марту и встретил ее улыбку.

— Ну что, полегчало?

— Ты о чем?

— О «шипах скуки».

Грант засмеялся.

— Да. На пару минут я совсем о них забыл. Спасибо Марии Стюарт за единственное ее доброе дело.

— Откуда ты столько о ней знаешь?

— В школе, в последнем классе, я писал о ней сочинение.

— И она тебе не понравилась?

— Мне не понравилось то, что я узнал.

— Значит, ты не считаешь ее трагической фигурой?

— Вот и ошиблась. Но ее беда не в том, за что ее привыкли жалеть. Трагедия Марии Стюарт в том, что она, по образу мышления заурядная мещанка из предместья, родилась королевой. Пытаться восторжествовать над соседкой, миссис Тюдор, — занятие безобидное, даже, может, забавное; правда, потворство своим прихотям приводит к неумеренным покупкам в кредит, но, в конце концов, при этом страдаешь только ты сам. Та же тактика в масштабах целого государства — всенародное бедствие. Мария Стюарт поставила на кон страну, чтобы взять верх над соперницей, и расплатилась за это крушением и полной изоляцией.

Грант помолчал, задумавшись, а через минуту добавил:

— Из нее получилась бы замечательная классная дама в женской школе.

— Противный!

— Я ведь без всякой задней мысли. В школе она пришлась бы ко двору, а девчонки ее просто обожали бы. Вот что я понимаю под трагедией Марии Стюарт.

— Ну ладно. Значит, «письма из ларца» не годятся. Что тогда? Железная Маска?

— Я ничего о нем не помню, а потом мне нет дела до того, кто трусливо прятался за какой-то жестянкой. Чтобы заинтересоваться человеком, я должен видеть его лицо.

— Да, правда. Я забыла о твоем увлечении физиономистикой. В роду Борджиа[120] были удивительные лица. Если копнуть, в их истории наверняка найдутся две-три тайны. Или, например, Перкин Уорбек[121] Самозванец — что может быть увлекательнее! Он действительно был герцогом? Или нет? Интересно. Попробуй найди точный ответ: то одно перевесит, то другое. Вот загадка так загадка.

Дверь распахнулась, и в проеме показалась голова миссис Тинкер, увенчанная шляпой, которую она носила с незапамятных времен. В ней она впервые появилась у Гранта в качестве приходящей экономки, и он просто не мог вообразить ее ни в чем другом. Грант знал, что у миссис Тинкер есть пр крайней мере еще одна шляпа, которую она носит с синим костюмом. Синий костюм надевался только в особо торжественных случаях; она ни разу не появилась в нем на Тенби-Коурт, девятнадцать. Синий костюм был частью ритуала, мерилом исключительности события. («Ну как, Тинк, вам понравилось? Заслуживает внимания?» — «Ничего особенного, не стоило надевать синий костюм».) Она надевала синий костюм на венчание принцессы Елизаветы и в дни дворцовых торжеств, а как-то раз он был увековечен в кинохронике, мелькнув на экране в тот миг, когда герцогиня Кентская перерезала ленточку на открытии какой-то выставки.

— Меня предупредили, что у вас гости, — сказала миссис Тинкер, — я хотела было уйти, но услыхала мисс Халлард, голос-то знакомый, и подумала про себя: «Да ведь это только мисс Халлард, одно слово — знакомая» — вот ведь что я подумала, ну и вошла.

Миссис Тинкер принесла с собой множество всяких кулечков, пакетиков и букетик лютиков. В свое время она служила костюмершей в театре и не питала преувеличенного почтения к кумирам театрального мира; с актрисой она поздоровалась как с обычной женщиной, бросив искоса взгляд на сирень. Марта, правда, ее взгляда не заметила, но, увидев лютики, все поняла и как по нотам разыграла маленькую сценку.

— Я трачу состояние на белую сирень, а миссис Тинкер приносит «лилии полей», и мне с моими цветами приходится уступать.

— Лилии? — повторила экономка с сомнением в голосе.

— Ну да, те самые, которые Соломон во всей своей славе… Ну, те, что «не трудятся, ни прядут»[122].

Миссис Тинкер ходила в церковь только на свадьбы да на крестины, но она принадлежала к поколению, которое воспитывалось в воскресных школах. С пробудившимся интересом она взглянула на букетик, который держала в руке, обтянутой шерстяной перчаткой.