Мэри Рено - Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

• Название: Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
• Автор: Мэри Рено
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-10841-7

Трилогия знаменитой английской писательницы Мэри Рено об Александре Македонском, легендарном полководце, мечтавшем покорить весь мир, впервые выходит в одном томе.

Это история первых лет жизни Александра, когда его осенило небесное пламя, вложив в душу ребенка стремление к величию.

Это повествование о последних семи годах правления Александра Македонского, о падении могущественной персидской державы под ударами его армии, о походе Александра в Индию, о заговоре и мятежах соратников великого полководца.

Это рассказ о частной жизни Александра, о его пирах и женах, неконтролируемых вспышках гнева и безмерной щедрости.

И наконец, это безжалостно правдивая повесть о том, как распорядились богатейшим наследством Александра его соратники и приближенные, едва лишь остановилось сердце великого завоевателя.

---

«Отступают беспорядочно?» – спросил Феаген. «В полном порядке, но спешно. Они уже отошли за высоты справа, афиняне их преследуют». – «Преследуют? Что? Они оставили свои позиции, не получив приказа?» – «Ну, по приказу или нет, но афиняне уже на равнине; они гонятся за самим царем».

Феаген, выругавшись, ударил себя кулаком по бедру. Филипп! Глупцы, ненадежные, бестолковые, тщеславные афинские глупцы! Что станется с фронтом наверху? Там, должно быть, брешь величиной с ипподром. Феаген отправил гонца с приказом заполнить все дыры и прикрыть левый фланг. Во всех остальных местах – ни малейшего признака отступления, враги дерутся еще ожесточеннее прежнего.

Военачальник коринфян получил приказ. Наилучшим образом защитить фланг можно, лишь поднявшись на надежное возвышение, где стояли афиняне. Ахейцы, чувствуя себя лишенными прикрытия, потянулись за коринфянами. Феаген развернул собственное войско. Пусть афинские бумагомараки увидят, как выглядят настоящие солдаты. На почетном правом фланге перестроился Священный Союз: быстро, точно, попарно.

Феаген оглядел длинную мечущуюся цепь людей, ослабевшую, не защищенную с одного конца. Перед ним, высотой с настоящие деревья, вздымался густой лес сарисс, не давая рассмотреть тыл врага. Из-за сарисс, да еще из-за облака пыли ничего не было видно. Мысль ужалила Феагена, как судорога. Ни слова о юном Александре. Где он? С гарнизоном в Фокиде? Незамеченным трется в рядах копьеносцев? Да где же он?

Внезапное затишье, почти безмолвие по сравнению с предшествующим шумом, сковало ряды македонцев: угрожающее спокойствие природы в минуту перед землетрясением. Потом фаланга отшатнулась в сторону, шумно, но слаженно, как под чудовищным порывом ветра.

Дверь оказалась открытой. Фиванцы не двинулись, ожидая тех, кто должен был из нее выйти. Священный Союз, прежде чем замкнуть линию щитов и поднять копья, выстроился попарно, раз и навсегда.

На стерне, среди растоптанных маков, Александр поднял руку с мечом, выкрикивая первые слова пеана.

Сильный раскатистый голос, поставленный Эпикратом, пронесся над рядами всадников. Они подхватили пеан, слова стали неразличимы в своем полете, превратившись в свирепый крик стаи дерущихся ястребов. Крик этот подстегнул лошадей сильнее любых шпор. Еще прежде, чем ила показалась глазу, фиванцы почувствовали, как трясется от конского топота земля.

Оглядывая своих людей, как пастух на горной тропе оглядывает стадо, Филипп ожидал новостей.

Македонцы отступали: угрюмо, осторожно, борясь за каждую пядь земли. Филипп объезжал ряды, отдавая приказы, указывая наилучшее направление. Кто бы в это поверил, думал он. Был бы жив Ификрат или Хабрий…[64] Но сейчас полководцев назначают ораторы. Что же, что же. Поколение… Прикрыв глаза ладонью, Филипп испытующе смотрел на свою армию. Атака началась. Это все, что он знал.

Александр жив; если сын падет в бою, новость полетит быстрее птицы. «Проклятая нога: я должен быть вместе со своими солдатами, они к этому привыкли. Вся жизнь прошла с копьем в руках. Никогда не думал, что воспитаю начальника конницы. Черт, молоту необходима наковальня. Если Александр справится с этим спланированным отступлением… Он понял приказ. Все складывается удачно. Удачно, но только наполовину. До чего же он похож на свою мать».

Мысли Филиппа унеслись далеко, быстро сменяющие друг друга образы спутались, как клубок змей. Он видел гордую голову, лежащую в крови; погребальный обряд; гробницу Эгии; выбор нового наследника; ухмыляющееся лицо кретина Арридея. «Я был пьян, когда зачинал его. Птолемей? Теперь слишком поздно признать в нем сына, я был мальчишкой, что я мог поделать? Что такое сорок четыре года, я все еще могу зачать дитя…» Приземистый темноволосый крепыш летел к нему с криком «Отец!..».

Раздался топот копыт, к царю подскакал вестник:

– Александр прорвал их ряды, государь. Фиванцы еще держатся, но они отрезаны от реки, правый фланг смят. Я не говорил с ним, Александр велел мне скакать к тебе сразу же, как только это увижу; ты ждал новостей. Но я видел твоего сына в головном отряде, видел белый гребень его шлема.

– Слава богам. Привезший такую весть достоин награды. Подойди ко мне после.

Царь подозвал вестника и какое-то мгновение, как рачительный селянин во время жатвы, обозревал поле, с которого, благодаря тщательному уходу, осталось только в нужный срок снять урожай. Резервная конница показалась из-за холмов, прежде чем коринфяне смогли прийти в себя. Отступавшие гоплиты растянулись цепью в форме серпа. Ликующие афиняне оказались зажатыми с двух сторон.

Александр дал приказ к атаке.

* * *

Горстка юношей продолжала сопротивляться. Они захватили каменный загон для овец, высотой примерно по грудь, но сариссы свистели над их головами. На затоптанной земле скорчился парнишка лет восемнадцати, прижимая к щеке выбитый глаз.

– Нам нужно уходить, – нетерпеливо сказал из середины загона тот, что был постарше. – Нас отрежут. Взгляните! Посмотрите же вокруг.

– Мы останемся здесь, – ответил юноша, принявший на себя командование. – Иди, если хочешь: здесь ты или нет – разницы никакой.

– Зачем губить свои жизни? Они принадлежат городу. Мы должны вернуться и посвятить себя защите Афин.

– Варвары! Варвары! – закричал юноша, с ненавистью вглядываясь в окружившее их войско. Македонцы ответили каким-то невнятным боевым кличем. Улучив минутку, он продолжил, обращаясь к своему товарищу: – Защите Афин? Скорее мы погибнем вместе с ними. Филипп сотрет город с лица земли. Демосфен предрекал это.

– Ничто не определено, можно принять их условия… Смотри, они окружают нас; ты безумец, ты напрасно губишь наши жизни.

– Афины ждет не рабство, а полное уничтожение. Так говорил Демосфен. Я был там, я слышал его.

Сарисса, пущенная из гущи нападающих, вонзилась юному командиру в шею чуть ниже подбородка и, дробя кости, перебила основание черепа.

– Это безумие, безумие, – пробормотал самый старший из афинян. – Я больше не участник в этой игре.

Кинув щит и копье, он полез через стену, по дороге срывая с себя шлем. Только один из защищавшихся, беспомощный, со сломанной рукой, смотрел беглецу вслед. Остальные продолжали сражаться. Кто-то из македонских военачальников, приблизившись, крикнул, что царь пощадит афинян, если те сдадутся. Тогда воины сложили оружие. Их погнали к толпе пленных, по полю, усеянному трупами и умирающими. Один из афинян сказал:

– Кто был этот жалкий человечек, сбежавший, когда бедняга Эвбий цитировал Демосфена?

И тогда человек со сломанной рукой, до этого хранивший молчание, ответил:

– Это был Демосфен.

К пленным приставили охрану; раненых, начиная с победителей, на щитах уносили с поля. Это заняло многие часы, день уже сменялся ночной темнотой. Побежденные лежали, надеясь на милость тех, кто находил их; многие ненайденные к утру, скорее всего, умрут. Мертвые тоже не были равны. Побежденные останутся здесь до тех пор, пока их города не попросят вернуть тела павших; эти трупы, о которых после взмолятся их семьи, были формальным признанием того, что поле боя принадлежит победителям.

Филипп, в сопровождении свиты, с юга на север пересекал бесконечную мертвую равнину, похожую на усеянный обломками кораблекрушения берег. Стоны умирающих отдавались в его ушах как заунывный свист ветра среди горных лесов Македонии. Отец и сын почти не разговаривали. Иногда какой-то виток битвы вызывал у Филиппа вопрос: он пытался в точности представить себе картину сражения. Александр все еще был во власти Геракла, ему нужно было время, чтобы от нее освободиться. Сын сделал все возможное, чтобы не оскорбить отца, который обнял его при встрече, ожидая приличествующих случаю слов.

Наконец они достигли реки. Здесь, на прибрежной полосе, не осталось следов панического бегства или борьбы за жизнь. Мертвые лежали грудой, ощетинившись оружием во все стороны, за исключением той, где их спины защищала река. Филипп посмотрел на тесно сдвинутые щиты.

– Ты прошел здесь? – спросил он Александра.

– Да. Между ними и ахейцами. Ахейцы хорошо сражались, но эти стояли насмерть.

– Павсаний, – позвал Филипп. – Сочти их.

– В этом нет необходимости, – запротестовал Александр.

Подсчет занял какое-то время. Многие воины были погребены под телами убитых ими македонцев, их пришлось извлекать из-под трупов. Убитых оказалось три сотни. Весь Союз лежал здесь.

– Я крикнул им, чтобы они сдавались, – сказал Александр. – Они ответили, что не понимают языка варваров.

Филипп кивнул и снова погрузился в свои мысли. Один из телохранителей царя, который считал павших, человек, кичившийся своим остроумием, положил два мертвых тела одно на другое и отпустил мерзкую шутку.