Джалал Баргушад - Обнаженный меч

• Название: Обнаженный меч
• Автор: Джалал Баргушад
• Жанр: История

---

Иногда доносилось позванивание. И халиф, и главный визирь, медленно подняв головы, неохотно оглядывались по сторонам. Это птицы ударялись крыльями о золотую сеть, натянутую над дворцовым садом, но, увы, сколько ни бились, золотая сеть не позволяла им взвиться в бескрайнее небо. Халиф думал: "Это изобретение главного визиря Гаджи Джафара. В свое время он посоветовал натянуть над садом золотую сеть, чтобы птицы не перелетали в другие сады. Тогда визирь советовал и действовал разумно. Откуда мне было знать, что этот дьявол изменит…"

Халиф Гарун, наблюдая за птицами, вдруг заметил на ближайшем дереве два яблока. "Испытаю главного визиря еще раз, — подумал он, — узнаю, насколько он обнаглел". Ветер шевелил яблоки и они во влажных глазах халифа обретали почти сказочный вид.

Главный визирь призадумался: "Кажется, постепенно меня втягивает в пасть дракона… Ну, нет!.. Недаром сказано: "в одной норе змея дважды жалит только глупца". Я не могу стать добычей змеи". После откровенной беседы и шуток с халифом, Джафар не мог взять себя в руки.

Халиф, прищурив хитрые глаза, исподволь поглядывал на главного визиря и, чтобы развеять его опасения, снова не спеша перебирал четки.

Гаджи Джафар был не в себе. Хотя он время от времени и поправлял желтую бороду, падающую на грудь, ветер все же делал "свое дело: спутывал его бороду, как и его судьбу. Длинная шея главного визиря незаметно для него самого склонилась в сторону халифа. Обламывающие других умеют при необходимости и сами сгибаться. Хотя и не лежала душа главного визиря к Гаруну, иного выхода не было. Он еще не знал, удастся ли избежать западни.

Служение без любви к государю требует немалого искусства. Нигде и никогда главный визирь не забывался, знал свое место. Помнил пределы дозволенного и не выходил из определенных рамок при любых обстоятельствах, в любом положении. Так воспитал своего сына Джафара его покойный отец Яхья, будучи главным визирем халифа аль-Мехти. Но Джафару, совершившему паломничество в Мекку и лицезревшему священный Черный камень, за что он и получил звание Гаджи, не очень-то хотелось сдаваться судьбе. Сколько ни старался Гаджи Джафар выглядеть веселым и беспечным, ему не удавалось овладеть собой. Будто какая-то неведомая сила лишила его воли. Гаджи так задумался, что не замечал снега[48], порошившего его голову…

Сведения, добытые Зубейдой хатун и уже известные халифу, давно раскрыли сущность главного визиря. От прежней важной осанки и следа не оставалось. Хотя халиф Гарун был и меньше ростом, и худощав, сейчас он выглядел намного стройней и внушительней главного визиря.

А того одолевали противоречивые мысли: "Река, которая течет бесшумно, всегда бывает глубокой и грозной… Не дай бог никому угодить в ее водоворот!"

Искрящиеся взгляды опять повстречались. В глазах читалось стремление уничтожить друг друга. В глазах халифа — словно меч палача Масрура блестел. Но обладатель этих глаз старался казаться как можно простоватее и равнодушней.

В бассейне акула все еще тиранила своих соседок. Рыбки с "сребристой чешуей, избежав ее острых зубов, резвились, выпрыгивали из воды и на лету ловили капельки воды, оторвавшиеся от струи, вздымаемой фонтаном. Это были очень занятные рыбки. Будто их вырезали из золота и серебра Табризские умельцы.

Халиф подумал: "Этого акульего детеныша надо убить! Не то…"

Халиф, невнятно шепча, все еще перебирал четки:

— Визирь, полюбуйся, что вытворяет этот маленький хищник! Гляди, сейчас проглотит вон ту пятнистую форель!

— Да будет сиять светоч вселенной, что же тут удивительного? Закон жизни таков, — главный визирь многозначительно кашлянул. — В море всегда большие рыбы поглощают маленьких. А в человеческом обществе "золотые люди" проглатывают "серебряных", а "серебряные" — "железных".

Объяснение понравилось Гаруну и он, хлопнув ладонью о ладонь, довольно хохотнул:

— Это ты верно заметил.

Гаджи Джафар печально глянул в бассейн. Его длинная, серая аба, чалма и отделанная золотом рукоять меча так же, как и лицо халифа, были искривлены прозрачной водой бассейна. Главный визирь, который совсем недавно умел заставлять халифа изменять решения, перечеркивать смертные приговоры, сейчас чувствовал себя беспомощным. Он мысленно умолял создателя: "О творец, ты сам свидетель, что я в жизни недостойно не поступал. Каждый год половину своего дохода раздаю калекам, неимущим и сиротам. Если же сестра халифа Аббаса любит меня и я люблю ее, то в чем же наша вина? Разве все происходит не по твоей воле? У самого Гаруна три законных жены и сто пятьдесят наложниц… О создатель, ты подарил мне двух сыновей, рожденных Аббасой. По наущению Зубейды халифу не терпится уничтожить меня. Он из тех, кто только называется мужчинами, а сами живут женским умом. Помоги же мне!.."

Вдруг ему показалось, что халиф сейчас подступит, как говорится, с ножом к горлу и спросит: "Визирь, какую преследуешь ты цель, мирволя мятежным хуррамитам?"

"Если спросит, что мне ответить?.. Разрушать атешгяхи — грех, Мой бог Ормузд. Мое паломничество в Мекку — уловка. Я — огнепоклонник. Почему же мне молчать?"

Дворец и сад халифа раскинулись широко, заняв чуть ли не половину города. За высоким забором виднелись рослые финиковые пальмы, сидровые деревья, а между ними — плоские крыши бесчисленных помещений, где под неусыпным наблюдением целой сотни евнухов содержались жемчужины халифа Гаруна ар-Рашида — его жены и наложницы. С другой стороны возвышались островерхие минареты дворцовых мечетей. В некоторых местах на стене стояли, замерев, вооруженные копьями стражники. Но место, где уединились халиф с главным визирем, было укромным.

Где-то запел соловей. Остальные птахи будто бы только того и ждали. Птичьи голоса слились в единый щебет. Вдруг послышался топот. И халиф, и главный визирь огляделись. Это ветер сбил с дерева несколько яблок. Острый взгляд халифа опять заметил пару роскошных яблок, раскачивающихся на ветке.

— Брат мой, Джафар, взгляни-ка туда! — Рукой, держащей четки, халиф указал на яблоневую ветку: — Гляди, какие прекрасные яблоки у меня в саду. Я, будучи наместником Азербайджана, еще прежде моего покойного друга Езида, привез эту яблоню из Белого сада Барды. Наш старый садовник уверяет, что подобных яблок даже у индийского падишаха нет. Говорят, что и столетние старцы, отведав этих яблок, обретают способность к любовным утехам. Не пойму, отчего ученые, написавшие Книгу царей[49], забыли о яблоке любви? Взберись-ка мне на плечи, да сорви их — съедим.

Главный визирь Джафар с перепугу растерялся. "Взберись мне на плечи… Ну, и попал же в переплет!"

Гарун, потирая руки, шагнул к яблоне. Огляделся. Никто не видел их. Гаджи Джафар застыл неподвижно.

— Джафар, чего стоишь? — сказал халиф Гарун и обнял ствол яблони, охваченный золотым кольцом. — Поспеши, в сад могут войти, встань мне на плечи и сорви яблоки. После кутраббульского вина они доставят истинное наслаждение.

Гаджи Джафар покорно сложил руки на груди. Сглотнул слюну. Будто кто-то, схватив за длинную шею, душил его. Главный визирь боялся, что халиф рассердится. Чтобы предупредить этот гнев, повторял про себя приготовленную витиеватую лесть и поклонился государю:

— Духовного величия повелителя всей земли нам достаточно. Шахом неба является Солнце, а солнце на Земле — халиф. Как осмелюсь я попрать плечи своего солнца?

Халиф притворно обиделся:

— Прощу тебя, разговаривай со мной, как друг. Разве у нас тут прием послов византийского императора Никифора, что ты, восхваляя в их присутствии, уподобляешь меня солнцу? Мы вышли прогуляться. Оставь церемонии. Давай, влезь и сорви яблоки!

Гаджи Джафар не знал, поверить в эту задушевность, или нет. Наклонившись, он шутливо прошептал халифу на ухо:

— Мой повелитель, что я потерял у тебя на плечах, чтоб, свалившись оттуда, сломать себе шею?..

Халиф умышленно повел себя еще проще:

— Ладно! Не бойся, если упадешь, найдем средство помочь твоему горю. Наш многомудрый лекарь Джебраил может воскресить и мертвого. А захочу — повелю — и даже отца Джебраила Георгия Бахтьящу[50], вытащат из могилы и приволокут лечить тебя.

"На что мне главный лекарь Джебраил?.. Что он несет? Прошло то время, когда я раскалывал орехи на куполе!" подумал главный визирь и попытался опять при помощи высокопарного витийства выйти из этой опасной игры.

Но халиф посерьезнел:

— Кончай!

Визирь опять сложил руки на груди и произнес умоляюще:

— Да пребудет с халифом милосердие всевышнего. Служить ему везде и всюду наш долг. Но я уже сказал, что все это время раскаивался в своем непослушании. Но как я смею взобраться на плечи своего солнца и сорвать яблоки? Упавшего с плеч халифа не спасет и сам аллах. Если соблаговолите разрешить, то я, позвав садовника, лестницу…