Сюань Лин - Путь к Заоблачным Вратам. Старинная проза Китая

• Название: Путь к Заоблачным Вратам. Старинная проза Китая
• Автор: Сюань Лин
• Издательство: Правда
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1989

В сборник вошли лучшие образцы повествовательной прозы древнего и средневекового Китая разных эпох от I до XVII века: новеллы, воссоздающие мир исторических преданий с благородными героями-разбойниками, которые сражаются со злом; повести о судьях и судах, изображающие нравы средневекового города, с элементами фантастического и бытового детектива; рассказы о необычайном — о духах, лисах-оборотнях с чудесными превращениями и др. Эти произведения, всегда поучительные и занимательные, рисуют яркую картину жизни старого Китая.

---

Цзин Кэ поехал в Цинь в сопровождении У Яна.

Он отправился в путь, не дожидаясь счастливого дня{27}. Наследник и близкие его друзья в скромных холщовых одеждах{28} и простых шапках проводили его до реки Ишуй. Здесь Цзин Кэ остановился, чтобы поднять чашу за долголетие Даня, а потом запел:

Ветер суров, вода в Ишуй холодна,
Храбрец уйдет и не вернется вовек…[1]

Гао Цзяньли подыграл ему на тринадцатиструнной цитре, а Сун И вторил цитре в лад. Когда звуки цитры были мужественны, то волосы у храбрецов вставали от гнева, вздымая шапки. Когда цитра печалилась, достойные мужи плакали.

Вот двое поднялись на колесницу и уж более ни разу не оглянулись назад. Когда они проезжали мимо провожавших, Ся Фу перерезал себе горло, напутствуя тем самым храбрецов.

Цзин Кэ и У Ян проезжали через селенье Янди. Цзин Кэ решил купить мяса. Он заспорил с мясником, сколько весу в куске. Мясник оскорбил Цзин Кэ. Тогда У Ян замахнулся на мясника, но Цзин Кэ остановил его руку.

Они явились в Цинь с запада и прибыли в столицу Сяньян. Когда вошли во дворец, придворный по имени Мэн доложил о них Циньскому князю:

— Яньский наследник Дань, убоявшись могущества великого князя, подносит ему голову Фань Юйци и чертеж земель области Дукан и обещает стать нашим вассалом на северных границах.

Циньский князь обрадовался. В сопровождении множества сановников и нескольких сотен стражников, вооруженных рогатыми копьями, он вышел к яньским послам. Цзин Кэ почтительно держал в руках голову Фань Юйци, У Ян — чертеж. Когда согласно зазвучали барабаны и колокола, а толпа сановников провозгласила: «Десять тысяч лет великому князю!» — У Яна одолел страх: ноги словно приросли к земле, а лицо стало пепельно-серым, как у покойника. Циньский князь удивился. Тогда Цзин Кэ бросил на У Яна пристальный взор, выступил вперед и извинился:

— Мы, подлые люди, выходцы из северных и южных племен, никогда прежде не видели Сына Неба{29}. Уповаю, что проявите снисхождение к нашей оплошности и дозволите завершить церемонию.

Циньский князь приказал Цзин Кэ:

— Возьми чертеж и подойди ближе.

Князь стал разворачивать чертеж и вдруг увидел острие короткого меча. Цзин Кэ левой рукою ухватил князя за рукав платья, а правой изготовился ударить мечом в грудь. Но прежде чем убить князя, он стал перечислять его вины:

— Много дней прошло с тех пор, как ты провинился перед яньским наследником, теперь ты жаждешь подчинить все земли, какие ни есть среди Четырех морей, и не ведаешь ты в жажде власти ни удержу, ни меры. Фань Юйци не совершил проступка, но ты истребил весь его род. Ныне Цзин Кэ намерен покарать тебя, дабы отомстить за всю Поднебесную. У яньского наследника больна мать, и это заставляет Цзин Кэ торопиться. Если удастся, он захватит тебя живым, если нет — убьет!

Циньский князь ответил:

— Вижу, что надлежит мне подчиниться вашей воле. Молю лишь об одном: дайте мне послушать цитру, и я умру.

Позвали наложницу государя. Та прикоснулась к струнам, и цитра запела:

Платья легкотканного рукав
Можно потянуть и оборвать;
Ширму высотою в восемь чи
Можно перепрыгнуть и бежать;
Меч, что за спиною прикреплен,
Можно быстро вынуть из ножен.

Цзин Кэ не понял песни. Князь же внял цитре и выхватил меч из ножен. Затем с силой вырвал свой рукав, перепрыгнул через ширму и побежал. Цзин Кэ метнул в князя кинжал. Но кинжал угодил в бронзовую колонну, лишь задев князю ухо. Из колонны во все стороны посыпались искры. Тут князь внезапно обернулся и единым взмахом меча отсек Цзин Кэ обе руки. Цзин Кэ прислонился к колонне и засмеялся. Затем он сполз на землю, став похожим на совок для мусора. В сердцах выругался и сказал:

— Не рассчитал, дал мальчишке себя провести. И за яньского наследника не отомстил, и дела великого не свершил.

Лин Сюань Неофициальное жизнеописание Чжао — Летящей ласточки

Государыня Чжао, прозванная Фэйянь — Летящей ласточкой, была дочерью Фэн Ваньцзиня. Дед ее Дали изготовлял и отлаживал музыкальные инструменты, исправляя должность настройщика при дворе князя в Цзянду. Сын его Ваньцзинь не пожелал наследовать семейное занятие и занялся музыкой, он сочинял скорбные плачи по усопшим. Своим песнопениям он дал название «Мелодии из мира смертных». Всякого, кто их слышал, они трогали до глубины сердца.

В свое время внучка старого князя в Цзянду, владетельная госпожа земель Гусу, была выдана за Чжао Маня, чжунвэя{30} из Цзянсу. Этот Чжао Мань до того возлюбил Фэн Ваньцзиня, что, если не ел с ним из одной посуды, не насыщался. У него рано объявился тайный недуг, почему он к жене своей не приближался. Фэн Ваньцзинь вступил в связь с госпожой Чжао, и та забеременела.

Чжао Мань был ревнив и вспыльчив. В страхе перед ним госпожа Чжао сослалась на недомогание и переехала во дворец старого князя. Здесь она разрешилась от бремени двойней. Девочку, которая появилась на свет первой, назвали Ичжу, вторую нарекли Хэдэ. Их отослали к Фэн Ваньцзиню, а дабы скрыть обстоятельства рождения, дали им фамилию Чжао.

Уже в детском возрасте Ичжу отличалась умом и сообразительностью. В семье Фэн Ваньцзиня хранилось сочинение старца Пэн-цзу «Различение пульсов»{31}, и по этой книге она овладела искусством управлять дыханием. Повзрослев, стала она осанкою изящна, в поступи легка, поднимет ножку — будто вспорхнет, за что и прозвали ее Ласточкой.

Хэдэ телом была гладка, словно бы умащена притираниями, когда выходила из купальни, всегда казалась сухой. Была она искусна в пении, голос ее, приятный для слуха, лился медленно и нежно. Сестры были несравненными красавицами.

После смерти Фэн Ваньцзиня семья его разорилась. Фэйянь с младшей сестрой вынуждены были перебраться в Чанъань{32}, где в то время их знали еще как побочных дочерей Чжао Маня. Они поселились в переулке рядом с неким Чжао Линем, начальником стражи во дворце правителя Янъэ{33}. Надеясь на его покровительство, сестры не однажды подносили ему в дар узорные вышивки. Он всякий раз смущался, но подношения принимал. Вскоре девушки переехали к нему, и их стали считать за дочерей Чжао Линя. Некогда родная дочь Чжао Линя служила во дворце, но заболела и умерла. Фэйянь назвалась ее именем и вместе с Хэдэ стала служить во внутренних покоях дворца. С замиранием сердца, забывая о еде, они могли целыми днями слушать песни. Еще в бытность свою служанками сестры начали постигать искусство пения и танцев, украдкой подражая танцовщицам и певицам. К тому времени они узнали крайнюю нужду и в деньгах и в платьях, так как почти все сбережения растратили на пустяки, покупая без всякой оглядки на цену притирания, благовония для омовений и пудру. В доме не было ни одной служанки, которая бы не сказала, что девицы с придурью, ибо на двоих у них было одно-единственное одеяло.

Между тем Фэйянь свела знакомство с соседом, императорским ловчим. Как-то снежной ночью она ждала этого ловчего подле дома. Чтобы не замерзнуть, она стала реже дышать. Ловчий удивился, что Фэйянь не только не дрожит от холода, но еще и теплая. Он пришел в изумление и почел ее за небожительницу. В скором времени благодаря влиянию своей госпожи Фэйянь попала в императорский дворец, и император тотчас призвал ее. Ее тетка Фаньи, дама-распорядительница высочайшей опочивальни, знала, что у Фэйянь что-то было с императорским ловчим, вот почему при этом известии у нее похолодело сердце.

Когда государь прибыл почтить Фэйянь благосклонностью, Фэйянь обуял страх, и она не вышла навстречу государю. Она зажмурила глаза, прикрыла руками лицо и плакала так, что слезы стекали у нее даже с подбородка. Три ночи продержал он ее в своих объятиях, но так и не смог с нею сблизиться. Однако у него и в мыслях не было корить ее. Когда однажды дворцовые дамы, ранее бывшие в милости у государя, как бы ненароком спросили о ней, тот ответствовал:

— Она столь роскошна, будто в ней всего в избытке, до того мягка, словно бы без костей. Она и медлительна и робка, то как бы отдаляется от тебя, то приближается вновь. К тому же Фэйянь — человек долга и благопристойности. Да что там, разве идет она в сравнение с вами, которые водят дружбу со слугами и лебезят перед ними?

В конце концов государь разделил с Фэйянь ложе, и киноварь увлажнила циновки. После этого Фаньи завела как-то с Фэйянь беседу с глазу на глаз:

— Выходит, ловчий и не приближался к тебе?

Фэйянь ответила:

— Три дня я практиковала способ сосредоточения на своем естестве, отчего плоть моя налилась и набухла. Будучи телом грузен и могуч, государь нанес мне глубокую рану.

С того дня государь особо выделял Фэйянь своей благосклонностью, а ее соперницы стали именовать Фэйянь не иначе как государыней Чжао.