Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны

• Название: Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны
• Автор: Алина Знаменская
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-075067-2

Роман «Рябиновый мед. Августина» – это попытка взглянуть на век минувший глазами женщины.

Маленькой девочкой привозит отец Августину в уездный город с теплым названием Любим. Она ничего не знает о своей матери и мечтает обрести семью.

Станет ли дом исправника Сычева для нее родным? А может быть, она найдет то, что ищет, в большой семье Вознесенских?

В северном лесном краю, на берегу говорливой Обноры, сочиняет юная Августина эпизоды будущего счастья. Мечтают о грядущем и ее друзья.

Через все испытания герои проносят любовь. Каждый – свою.

Любовь к дому. К Родине. К Богу.

Свет любви ведет Августину сквозь первую волну испытаний неласкового двадцатого века.

---

Маша Вознесенская не могла всерьез относиться к ухаживаниям Мити Смиренного. Она знала его всегда. Они вместе учились в церковно-приходской школе, вместе играли в купцов на берегу Учи, ловили бабочек и стрекоз одним сачком. Он даже в куклы с ней играл! И теперь вздыхает, хоть она и запретила ему так смотреть на нее, будто никогда не видел. Несколько раз Митя делал попытки объясниться с Машей, но все эти попытки заканчивались тем, что она прыскала в кулак, а потом и вовсе принималась хохотать, обижая Митю своим смехом.

– Митька, пойми же, глупый, ты мне как брат все равно что! Не могу я тебя представить мужем… а себя женой. Мне смешно это!

– А ты не представляй. Просто стань, – просил Митя, но Маша всячески уклонялась от принятия ответственного решения. Ее даже отец пристыдил:

– Что мудруешь над парнем? Погоди, Мария, найдет он тебе замену – плакать станешь.

– Больно надо – плакать! Да и не найдет.

Дружба Мити всегда была для Машиного отца поводом для шуток. Впрочем, в последнее время все изменилось. С арестом Владимира в доме поселилась тоска. Мама не находила себе места, а отец перестал шутить.

После отъезда Алешки и Аси дом словно оглох. Прежде, пока в этих стенах звенел смех девочки Маруси и раздавался лепет маленького Юлика, матушка еще держалась, но теперь Маша всерьез опасалась за нее – старалась не оставлять надолго одну.

Поэтому, когда Митя после занятий в школе пришел за ней, чтобы пригласить на рыбалку, Маша отказалась:

– Маме нужно помочь. Ты, Мить, сходи один, ладно?

– Ты стала меня избегать. Я прав?

Митя смотрел на Машу в упор, она растерялась. Какая муха его укусила? Обижаться стал, как маленький. Сейчас сделает серьезное лицо, надуется… Ну что с ним делать?

Маша пожала плечами и уже собиралась уйти, когда из-за угла показалась Клава Царева, девушка моложе Маши на три года, но бойкая и развитая. Завидев Машу с Митей, Клава улыбнулась и на щеках ее заиграли две симпатичные ямочки.

– Клава, на рыбалку хочешь сходить? – вдруг спросил Митя. Маша вскинула на него удивленный взгляд.

– С тобой, что ли? – хмыкнула Клава и остановилась.

– Со мной.

Митя с Клавой вел себя свободно, ничуть не смущался. Клава взглянула на Машу.

– Мне пора, – сказала та и сделала шаг в сторону дома. Все же ей было небезразлично, чем закончится разговор Мити и Клавы, и она приостановилась, наклонилась к подбежавшей собаке. Погладила.

– Куда пойдем? – спрашивала Клава, склонив голову набок и отчаянно кокетничая.

Маша нахмурилась. Ей отчего-то стало неприятно наблюдать это, но и уйти она не могла. Любопытно.

– Куда захочешь, – ответил Митя. Клава подпрыгнула, развернулась и крикнув: «Я мигом, только переоденусь», побежала восвояси.

Митя обернулся и несколько вызывающе взглянул на Машу. Она захотела вдруг сказать ему что-нибудь колкое, язвительное. Но не могла придумать что. А когда придумала, то между ними остановилась пустая подвода Кругловых.

Правил Илья, старший брат Сони.

– Погодь-ка! – крикнул он Мите и спрыгнул на землю.

Митя подошел.

– Я из Закобякина еду, – переминаясь с ноги на ногу, доложил Илья.

– Видел моих? – обрадовался Митя. – Как они? Все здоровы?

Круглов переминался и к тому же не смотрел на Митю, в чем Маша усмотрела нехороший знак и сразу заподозрила неладное.

– Батю твоего… это… арестовали, кажись.

– Как это – арестовали? – опешил Митя. Он схватил Илью за руки и тряхнул: – Ты ничего не перепутал? За что – батю-то?!

– Кажись, бандитам помог. Их там полно похватали, за помощь банде Зорина.

– Да что он мог сделать?!

– Молебен, кажись, для Зорина служил.

Митя побледнел.

– Илья, отвези меня, я должен…

– Лошадь устала. Ты погоди, я сейчас Кирьку пришлю, он на другой отвезет. Только в Закобякино тебе ехать не резон, их в Пречистое увезли, в острог. Там у них суд будет.

– Да, я поеду. Пришли брата, только скорее.

– Я с тобой еду! – решительно заявила Маша и, не слушая возражений, побежала домой – предупредить своих.

Отец Федор находился в той же тесной камере, где год назад томился, ожидая своей участи, Владимир Вознесенский. Рядом с дьяконом на лавке сидел молодой парень, который не находил себе покоя и то тихонько поскуливал, кусая костяшки пальцев, то принимался стучать в дверь и кричать:

– Не виноват я! Я не помогал! Меня заставили!

Тогда один из угрюмо сидящих на полу мужиков поднимался и молча оттаскивал молодого от двери:

– Сиди. Меня, что ль, не заставили? Или вон его? Мне Зорин пригрозил: не пойдешь в отряд, дом сожгу. А у меня – ребята. Ты молодой, ни жены, ни детей не оставляешь горе мыкать. А тут… э-эх…

Их привезли утром, а в обед объявили приговор, оказавшийся общим для всех в этой камере: «Приговорить к высшей мере наказания через расстрел».

Все закобякинские теперь знали свою участь и молчаливо, подавленно ожидали исполнения приговора. К вечеру и молодой парень устал от слез и отчаяния, притих и молча наблюдал за дьяконом, который что-то писал на клочке бумаги огрызком карандаша.

– Ты, батя, молился бы лучше святым угодникам, – подал голос бородатый мужик из темного угла. – Пущай они тебя от смерти спасут.

– Недостоин я, грешный, такого чуда, – серьезно ответил отец Федор. – Смалодушничал.

– Это как то есть?

– Мало души проявил. Зачем служил молебен, коли он супротив души? В молитве у Бога всегда просил: «Дай, Господи, чтобы миру служил там, где ненависть…» А сам смалодушничал.

– Убьют ведь нас, отец…

– А и убьют! – встрял до сих пор молчавший мужик в лаптях. – А жить-то теперя лучше? Чем так жить-то…

– А я жить хочу! – встрепенулся парень. – Хоть как, но чтобы жить! – И снова заплакал.

Отец Федор дотянулся и положил руку ему на голову.

– Ничего, ничего… Бог простит, определит, куда надо. – И добавил, помолчав: – Деток жалко – им здесь, в этом аду, оставаться.

Громко лязгнул замок.

– Выходи!

Солдаты с винтовками, одетые бедно и разномастно, по периметру окружили площадь. Арестованным приказали забраться в грузовик, туда же сели вооруженные военные.

Отец Федор твердым голосом читал отходную. Мужики молча крестились, иные плакали. Солдаты молчали.

Приехали к месту, где два перелеска разделял длинный, глубокий, заросший бурьяном овраг. Приказали построиться на краю. Солнце спряталось за лесом, оставив над синей кромкой отдельные алые полоски.

«Письмо не успел передать», – подумал дьякон и взглянул в небо. Последним, что увидел отец Федор в своей земной жизни, был трепещущий в вышине жаворонок.

Когда подъезжали к станции, совсем стемнело. Луна синевой отливала на дорогу, стоящий по одну сторону лес казался неприступной глухой стеной, и, когда от этой стены отделился и заспешил навстречу подводе невысокий сгорбленный человек, лошадь от неожиданности дернулась в сторону, и Кирьке с трудом удалось удержать ее.

– Ну! Не балуй!

Теперь уже человек приблизился, и Маша разглядела в свете луны, что это совсем старый дядька с бородой, с ружьем и палкой, к одному концу которой привязана убитая дичь – несколько уток.

– Доброго здоровьица! – поклонился мужичок. – На станцию, ребята?

– Садись, дед, – отозвался Митя. – Что же ты по темному-то бродишь?

– Думал, засветло управлюсь, – охотно отозвался старик. – Только не вышло. Страху натерпелся нынче, ребятки… Думал, ноги не унесу!

– Что так? Медведя повстречал?

– Кабы медведя… На медведя я хаживал, дорогой, когда вот как ты молодой был. Меня медведем не напужать.

– Что же?

– День бродил, а к вечеру, думал, напрямки, овражком к дороге выйти. Подхожу так, слышу – стреляют. Да не отдельные выстрелы, а сразу… залп. Что, думаю, творится хоть? Подкрался кустами и вижу – мужиков солдатики постреляли и в овраг скидывают. Затаился я, боязно шелохнуться. Один солдатик молоденький скрючился, скукожился и прямо на меня бежит, к кустам. С непривычки, видать, не при барышне сказать, что с ним сделалось. И сопли, и слюни… Ну, видать, пороху не нюхал, впервые это у него. Рыдает он, это, в кустах, а к нему старший подходит и давай отчитывать… Что, мол, ты бандитов пожалел, они, мол, наших не пожалели, весь Совет и сочувствующих власти, мол, поперебили в селе. Как они, мол, нас, так и мы их, куркулей закобякинских, дезертиров.

Я сидел в кустах и все это слушал. Что хоть, думаю, за банда, когда обычные вроде мужики, деревенские. Даже поп средь них. Дотемна в кустах и просидел… А как стемнело, я, начить…

Маша во все глаза смотрела на Митю. У того лицо стало каменное.

– Где это место, дед? Показывай!

– Да ты сдурел, что ли, парень? Не вздумай хоть! Кто ж ночью к мертвецам…

– Показывай! – заорал Митя.

– Дак вон за той горкой. Недалече. Тама сразу овраг.

Кирька развернул лошадь, дед спрыгнул, сгреб свой скарб и торопливо засеменил прочь.