Нина Молева - Граф Платон Зубов

• Название: Граф Платон Зубов
• Автор: Нина Молева
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011661-6

Новый роман известной писательницы-историка Нины Молевой рассказывает о жизни «последнего фаворита» императрицы Екатерины II П. А. Зубова (1767–1822).

---

Вскрикнуть младенец не успел, как исчез. Папа еще и с Бецким договорился. Быстро язык общий нашли. Папа, когда нужно, все мог. А ночи те, первые, не повторились… Так уж вышло. О Самозванке пришлось снова Орловых просить. Алексею Григорьевичу флот Средиземноморский поручен был — ему сподручнее. Вот только как поверить ему было? Как поверить… Разговор вышел нелегкий. Все обиды старые заколыхались. Вида не подала, а память как муравейник развороченный. Одно поняла: сам на былое место брата вернуться бы рад. Показалось? Нет, пожалуй. Марья Саввишна чайку попить пригласила. Ввечеру. Дверку приотворила. Легонько — будто сквозным ветром потянуло. Не растерялся. Неделя как день один пролетела, благо папа в Москве делами занимался, а главнокомандующему к своему флоту торопиться приходилось. Неделя… Такое не забудешь.

Из рассказов Н. К. Загряжской[10] А. С. Пушкину.

Орлов [Алексей Григорьевич] был [палач] в душе, это было как дурная привычка. Я встретилась с ним в Дрездене в городском саду. Он сел подле меня на лавочке. Мы разговорились о ком-то. — «Что за урод! Как это его терпят?» — Ах, батюшка, да что же прикажешь ты делать. Ведь не задушить же его. — «А почему же и нет, матушка?» — Как! и ты согласился бы, чтобы твоя дочь Анна Алексеевна вмешалась в это дело? — «Не только согласился бы, а был бы очень тому рад». — Вот какой был человек!

Забыть! За каждым разом о чем-нибудь просил, какое-нибудь дело охлопатывал. Орловы от рождения хозяева хорошие — еще раз убедилась. Потому и волновалась: что решит с Самозванкой, какую выгоду для себя рассчитает; По донесениям искал. Людей рассылал доверенных. Найти намеревался. Да все мимо получалось. От других корреспондентов иные сведения приходили. Писать о ней все газеты писали. Задумала замуж выходить. Не за кого-нибудь — за претендента на Голштинию. За князя Лимбургского. У него с деньгами не получалось — в качестве собственного приданого выкупила княжество Оберштайн и дала будущему супругу доверенность на управление им. Одна мысль покоя не давала: флот! Флот Российский в руках Алексея Орлова! От такого сумасброда всего дождешься. Мог ведь не государыню законную — Самозванку поддержать. Его воля! Гришу бы на такое не хватило, Алексей Григорьевич — другое дело. К тому же рядом папа был. Таких врагов поискать! Ненавидели друг друга с незапамятных времен. Так правды и не дозналась, кто папу искалечил — глаза одного лишил. Разное толковали. Но и Алексея Орлова поминали. В драке будто. Не нужен стал папа. Не нужен! Избавиться бы от него вернее было. После родов причины всякие находить стала. Дверка раз откроется, раз Марья Саввишна, добрая душа, грозу отведет. Понял ли папа? Или сам высчитал, откуда ветерок потянул. Только в чувства великие играть не стал. Частенько говаривал: жизнь — не театральное представление. В ней ролю и изменить можно.

Верность — вот что ценить следует.

И изменил. Да как! Сам первый сказал: государыня-матушка, пуще смерти боюсь, не надоел бы тебе. Не Аполлон я какой, не красавец писаный. Всех моих заслуг перед тобой — любовь верная, неколебимая. Такой государыне служить, живота для нее не жалеть — иного счастья не надо. Жениться — никогда не женюсь. В дом к себе ни одной хозяйки не введу. Для тебя одной жить стану. А сейчас гони ты меня, покуда хорош я для тебя. Не избыл доброты твоей и милости.

Ушам своим не поверила. Другую нашел? Никто слова единого сказать не мог. Разве что с девками дворовыми утеху имел.

А он на своем стоит: гони меня, государыня! Сегодня гони, тогда всю жизнь верить будешь. Всю жизнь думать дружески о слуге своем сможешь. Не хочу постылым для тебя быть. Надоедным стать не хочу. Ведь оба знаем, матушка, амурные дела как вода в песок уходят, сами собой иссякают. Сразу не решишь, вперед подумай.

Да и дел ты мне препоручила — делать их надо ко славе державы твоей. Вот назначила главным командиром Новороссии, значит, ехать туда бесперечь придется. Сердцем к тебе рваться стану, какой из меня начальник. Ведь от одной ночи, что рабу своему даришь, неделю земли под ногами не чуешь. Другой такой, как ты, быть не может. Венус и Афина в одном лице — каждый скажет, а уж я-то из-за счастья своего неслыханного, ничем не заслуженного тем более.

Хитер папа. Ещё как хитер. Свой расчет имел, а романы — его правда — в жизни не живут. Могла удержать — не стала. Руки развязал.

В то же утро нарочным велела Алексею Григорьевичу о переменах сообщить. Анна Степановна специально дознавалась: не было у папы ни полюбовниц, ни метрессок. Игру большую повел, мухлевать не стал. Вот только пережить — пережить непросто было.

…Развиднелось совсем. Не люблю белых ночей. Каждая морщинка видна. Лицо серое. Глаза западают. Годы — что! Добрый куафер справится. Если свечи горят. Если свет теплый.

Только теперь поняла, почему императрица покойная дня боялась: каждый год свой след проявит. А уж в ночи белой и вовсе. Вот и вставать можно. За ленту потянуть — перетерлась уже, залоснилась. Переменить — нет, пусть послужит. До конца послужит. Никак дверь отворилась — ведь не дернула еще звонка. Известно, Марья Саввишна. Эта не заспит. Ровно на часах всю ночь стоит. «С добрым утром, государыня! Погода нынче отменная. Праздник в боскетах удаться должен. Я уж велела от гнуса всякого куртины окурить. До Лукерьи-комарницы пощады от него не дождешься». Спросить?.. Не спросить?.. Не любит Протасова Красного кафтана. Могла со злости и приврать. Марья Саввишна знать должна. Не оттого ли тараторит без умолку.

— Рано встала, Марья Саввишна. — «Не утерпела, государыня. Лукавый попутал. Гостинчик мне фельдмаршал вчерась передал — конфекты французские. Вскочила с кофием отведать».

— Конфекты. Погоди, погоди, тебе их не тот корнет принес, что вчерась ввечеру чаем у себя потчивала? — «Он самый, государыня. Платон Александрович Зубов. Уж такой скромный, стеснительный такой. Никак порога покоев моих переступить не решался. Мол, не обеспокою ли. Может, не ко времени пришел. Еле уговорила».

— Откуда только кавалергарды такие берутся! — «Шутить, государыня, изволите. А ему не до шуток было. Разговорила я его, и как ему во дворце нравится, и какая у нас монархиня красавица — глаз не оторвешь. Богиня, что с Олимпа сошла, как есть богиня. Мне, говорит, близко к ее величеству стоять не доводилось, да я бы, кажется, и чувств лишился, кабы довелось до такого счастья дожить. Еще о портрете, что Лампий с государыни написал. Не понравился ему, совсем не понравился».

— Это еще почему? Все хвалят. — «А вы, государыня, послушать извольте. Ее императорское величество, говорит, куда моложе. Как можно, говорит, лик такой лучезарный старить. На портрете, мол, лучше должно быть, чем в натуре, а тут наоборот. Вот как!»

— Знаток! Мне тоже, впрочем, по сердцу не пришелся. Подбородок тяжел. Все выражение злое какое-то. — «И опять вам бы насмехаться над молодцом, государыня, а он от чистого сердца. А уж как ваше величество в коридоре через приоткрытую дверь увидел, полчаса слова выговорить не мог. Своим глазам не верил».

— Не глядела я на него. Впрочем, показалося — недурен. — «Где там недурен, государыня! Красавец писаный. Высокий. Статный. Ловкий. Глаза, глаза-то какие — карие, с поволокой, не оторвешься; и здоровьем похвастать может». — А это откуда взяла? — «Доктор Роджерсон Иван Самойлович сказывал».

Который день прошел, не решилась. Что себе-то врать: не решилась у Марьи Саввишны спросить. По былым временам минуты бы не ждала — всех к допросу вызвала. Теперь не то. Покою хочется. Чтобы все надежно было. А тут…

Нынче, как ко сну убирали, хотела Марью Саввишну задержать, а она из кармана портретик миниатюрный достает: не соблаговолите ли взглянуть, государыня. Посмотрела: тот корнет хорошенькой, что конфекты ей приносил. С чего это, спрашиваю, персоны молодых людей носить стала. Со мной ведь никак обручилась, аль забыла? Слово дала, мне одной служить, обо мне одной думать, а тут — корнет!

Смеется. Похвастать, мол, пришел. Первый в своей жизни портрет списал — похож ли? Подивилась: откуда бы мысль такая у корнета? Марья Саввишна руками замахала: не у корнета! Где ему! Анна Степановна присоветовала. Левицкого подсказала. Портрет вышел и впрямь преотличный.

Анне Степановне-то что? Или все племянниц сватает? Перекусихина снова руками замахала: нешто Анна Степановна за такого девиц своих отдаст. Ей деньги да титулы подавай, а тут… Что тут? Не дворянин, что ли? Безродный какой?

Марья Саввишна вскинулась: дворянин! Конечно, дворянин! Салтыков мне во всех подробностях рассказывал. Смоленские они. Со времен Грозного, смоленские. Род свой от дьяка Игнатия Зубова по прозвищу Ширяя ведут. Оно не Бог весть что, но служба царская. И цесарских послов доводилось встречать царским именем, и в Поместном приказе сидеть.