Алексей Евдокимов - Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе

• Название: Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе
• Автор: Алексей Евдокимов
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-84369-5

Эта книга будет полезна и тем, кто собирается в Ригу впервые, и тем, кто часто в ней бывает, любит ее и хорошо знает. А также тем, кто подумывает о приобретении недвижимости в самом «русском» государстве Евросоюза, о получении европейского вида на жительство, о ведении бизнеса в стране Еврозоны, где при этом всегда можно объясниться по-русски. Советы, куда сходить, что съесть и чем запить в ходе недолгого визита в латвийскую столицу. Рассказ о том, чем отличаются курортные побережья близ Риги, – для тех, кто захочет провести в Латвии лето. Подробности о состоянии рынка латвийской недвижимости и о том, как получить вид на жительство в Евросоюзе, приобретая жилье в Риге или Юрмале. Все это и многое другое – в книге, сочетающей практическую полезность путеводителя и познавательную ценность страноведческого эссе.

---

Нынче на царском периоде латвийской истории лежит тень сталинской «оккупации», и доброго слова он удостаивается редко. Хотя именно русский царь создал предпосылки для выхода латышской нации на историческую арену. В 1816–1819 годах Александр I отменил в остзейских губерниях крепостное право – за сорок с лишним лет до судьбоносного манифеста своего племянника и тезки, царя-освободителя. Уже тогда Прибалтика в России была на особом счету – «карманному Западу» западные вольности доставались раньше, чем прочим.

Сколь непростой ни была судьба аграрных и образовательных реформ в Курляндии и Лифляндии, судьбу латышских крестьян они изменили. Все больше латышей оказывалось в городах, они появились в университетах.

В Дерптском (Тартуском) университете возник кружок, из которого позднее выросло движение младолатышей, заложившее фундамент национальной культуры. Кстати, члены движения, имена которых остались в учебниках средней школы и в рижских адресах, отнюдь не ставили себя в оппозицию к российской, петербургской, власти – скорее наоборот, видели в ней союзника в борьбе с вековыми угнетателями – немецкими баронами.

Отношение латышей к российской власти стало портиться при Александре III, взявшемся за напористую и бесцеремонную русификацию имперских окраин. Тогда в курляндских и лифляндских школах было велено, начиная со второго класса, учить только на русском. Всевластие немецких помещиков сменилось всевластием русских чиновников.

Конечно, главной мишенью русификаторов здесь были немецкие порядки и немецкий язык. Тогдашние административно-лингвистические коллизии во многом повторятся через сто лет – только при Александре Миротворце в управлении и образовании насаждался как раз искореняемый ныне русский язык. В конце XIX века он – точно так же, как латышский в конце XX – воцарился повсюду: от судебных документов до уличных афиш.

Рига окончательно перестала быть чисто немецким городом – во всех смыслах. С 1880‑х немцы уже не самая большая городская община – их обгоняют, пусть пока и ненамного, активно переселяющиеся из сел латыши. В экономической жизни бурно растущей лифляндской столицы все большую роль играет молодая национальная буржуазия, в культурной – национальная интеллигенция.

Впрочем, в это время Рига – даже не двуязычный город, а настоящий Вавилон. За вторую половину XIX века ее население выросло вчетверо (!); сравнимой по численности с латышской и немецкой общинами была русская, несколько меньшей, но тоже весьма заметной – еврейская. В Риге появились импозантная Большая хоральная синагога и величественный православный Христорождественский кафедральный собор.

Синагогу в 1941‑м латышские полицаи по указанию немецких властей сожгут вместе с пятьюстами запертыми в ней людьми. Собор советский горисполком, уничтожив все фрески и спилив кресты, превратит в 1963‑м в планетарий. По внутренней поверхности его главного купола – полусферического, византийского – я в детстве изучал карту звездного неба. Впрочем, это уже совсем другая история совсем другой Риги.

Многофункциональные стрелки

Если рижанин «забьет вам стрелку у Стрелков», это значит, он будет ждать в центре близ набережной Даугавы, на площади Латышских стрелков (Latviešu strēlnieku laukums), у известного памятника. Три фигуры красного украинского гранита появились здесь в 1971‑м – и тогда назывались, конечно, памятником Красным, под стать камню, латышским стрелкам. Скульптурная композиция была изначально задумана как часть большого комплекса, который включал в себя и построенное за год до того здание музея все тех же Красных стрелков, и просторную площадь вокруг.

В независимые времена все пространство позади музея застроили, сам музей рассказывает нынче не о защитниках советской власти, а об ужасах советской оккупации, но стрелки, как и прежде, на посту. Только без одного слова в названии – теперь они красные лишь по цвету. Выглядит памятник менее торжественно, чем когда-то: прямо к постаменту «причаливают» троллейбусы, рядом стоит киоск-«стекляшка» – и получается, что стрелки вместе с остальными пассажирами ждут на остановке транспорт.

Неподалеку, на перекрестке набережной и улицы 13‑го января – другой монумент советских времен, уцелевший при новой власти: Памятник борцам революции 1905 года (1960). Вряд ли скульптор-соцреалист Альберт Терпиловский предполагал, что когда-нибудь флаг, который перенимает изваянный им демонстрант из рук застреленного товарища, предложат раскрасить в цвета радуги, а всю композицию переименовать в Памятник первому рижскому гей-параду (как это сделал недавно режиссер-провокатор Валтерс Сильшс).

Впрочем, Riga Pride 2005, прошедший сто лет спустя после демонстрации революционных рабочих на набережной, тоже был мероприятием идеологическим и вызывающим. Правда, рабочих 13 января 1905‑го расстреляли (погибли 70 человек), а геев в июле 2005‑го только закидали яйцами; но я в данном случае вообще о другом. О том, почему революционные бури конца XX века пощадили многие советские монументы в честь революционных бурь его начала.

Дело в том, что борьба с царизмом по-прежнему считается в Латвии делом правильным – только трактуется не в классовом, как когда-то, а в национальном ключе. В конце концов, череда революций в России закончилась советской властью, а в Латвии – независимостью. И те же самые латышские стрелковые части были сформированы изначально вовсе не для охраны Ленина и подавления контрреволюции, а для обороны родных земель от наступавших немцев. И формировали их именно по национальному принципу – слово «латыш» стало звучать идеологическим определением лишь после октября 17‑го.

Создавать же эти пехотные части начали в 1914‑м – на добровольной основе из говорящих по-латышски жителей западных губерний. В 1915‑м немцы предприняли большое наступление на Курляндию, что вызвало резкий приток добровольцев – тем более что вести и командование, и документацию в латышских частях было разрешено по-латышски.

Сражались латыши упорно и самоотверженно – под уже упоминавшимся Икшкиле на Даугаве есть «Остров смерти» (Nāves sala), на котором в 1916‑м шли жесточайшие бои. В 1924‑м здесь открыли мемориал, устоявший до наших дней. Другое место боевой славы стрелков – «Пулеметная горка» (Ložmetējkalns), в районе Елгавы (Валгундская волость, хутор Мангали). Здесь, где в декабре 1916 – январе 1917‑го латышские части потеряли больше трети своего состава, теперь – «Музей Рождественских боев» с реконструкциями блиндажей и окопов.

К 1917 году в распропагандированной и не желавшей воевать русской армии латышские стрелки оставались одними из немногих дисциплинированных и боеспособных подразделений. Поскольку многие из них в революционную пору приняли сторону большевиков, те использовали их для самых ответственных дел – латыши принимали участие в событиях октября 1917‑го, формировали отдельную сводную роту, охранявшую Совнарком и лично его председателя, активно подавляли контрреволюционные выступления.

Во время Гражданской войны латышские стрелки воевали и за красных, и за белых – хотя красные стрелки были более многочисленны, более успешны в боях, а многие латыши, служившие в РККА и ЧК, сделали впечатляющие карьеры. Первым комендантом Соловецкого лагеря и первым начальником ГУЛАГа стал бывший латышский стрелок Теодор Эйхманс. Поэтому когда нынешние латышские националисты принимаются в очередной раз подсчитывать ущерб, нанесенный стране советской «оккупацией», некоторые русские правые в полемическом задоре отвечают: да если б не латыши, в России не было бы ни большевиков, ни Гражданской войны, ни репрессий.

Те же латышские полки и латышские деятели большевистской партии, что помогли установить и отстоять советскую власть в РСФСР, не смогли удержать ее в Латвии. Большевистское правительство Петериса Стучки продержалось в Риге всего пять месяцев в 1919‑м. Одна из центральных улиц города, Тербатас (Дерптская), с 1950‑х по 1990‑й носила имя Стучки. А на нынешней Замковой (Pils laukums), некогда Пионерской площади перед нынешним Президентским дворцом, некогда Дворцом пионеров, Стучка стоял сам: на высоченном постаменте, странно шаря возле себя рукой – словно в поисках опоры. В нужный момент опоры не нашлось: эта скульптура смену идеологических вех в 1990‑х, конечно, не пережила.

С первой попытки

Государственной столицей впервые в своей истории Рига стала 18 ноября 1918 года, когда временный парламент, названный Народным советом, в здании русского Второго городского театра (теперь Национальный театр (Latvijas nacionālais teātris); Kronvalda bulvāris, 2) провозгласил независимость Латвии. Ровно за неделю до этого завершилась Первая мировая война: 11 ноября 1918‑го Германия подписала Компьенское перемирие. Правда, Рига к тому моменту была уже больше года оккупирована немецкими войсками, занимавшими части будущей Латвии в бесславных для русского оружия 1915 и 1917 годах. Вышло так, что обе претендовавшие на эти земли империи – Российская и Германская – проиграли войну и рухнули, дав шанс на появление никогда дотоле не существовавшим государствам.