Эрик Сигал - Аутодафе

• Название: Аутодафе
• Автор: Эрик Сигал
• Издательство: Изд-во Эксмо
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01389-Х

Традиции и религия порой встают непреодолимой преградой между любящими. Этот роман — сага о возвышенных чувствах и мирских страстях, о долге, который мешает обрести счастье, о детях, взбунтовавшихся против отцов, о ханжестве и всепобеждающей животворной любви, которая поверяется верой.

---

— Хорошо, будь по-вашему — пока. Но не забывайте, я врач и у меня есть право настаивать на ее госпитализации.

Теперь на него устремили глаза все участники миньяна[27]. Я не сомневался, что, если бы нам не был нужен десятый мужчина, его уже давно выставили бы за дверь. Потом все повернулись к моему отцу.

— Что будем делать, рав Луриа? — спросил один.

— Спросите ребе Гершона, — устало ответил отец. Было ясно, что он сложил с себя все полномочия.

— Альтернативы нет, — объявил пожилой раввин. — Мы должны полностью провести церемонию изгнания дьявола — с бараньими рогами, свитками Торы, факелами — все, что полагается. Обстоятельства ужасные, и мы должны предпринять все возможные меры. Вы согласны, рав Луриа?

— Скажите, что вам понадобится, — тихо проговорил отец.

— Во-первых, надо всем надеть киттели. — Заклинатель сделал нетерпеливый знак своему помощнику. — Эфраим, давай быстрей!

Молодой человек порылся в объемистом саквояже и выудил киттели — белые одеяния, которые иудеи надевают по святым дням и которыми накрывают усопших.

Ребе Гершон снова повернулся к отцу:

— Нам будут нужны семь бараньих рогов и семь черных свечей.

— Черных свечей? — переспросил отец в изумлении.

— Я все привез, — пробурчал ребе Гершон. — Сумка у вас в кабинете.

Папа кивнул.

— Дэнни, сходи побыстрей, принеси. Пожалуйста!

Я устремился вверх по лестнице и вошел в небольшой кабинет на втором этаже. Комната выглядела так, словно подверглась набегу вандалов. Повсюду валялись раскрытые книги. Трактаты по мистицизму и демонологии. Несколько книг по мистическим теориям «божественного раввина» Ицхака Луриа, датированные шестнадцатым веком. Я даже не знал, что у отца были такие книги. Хотя, может быть, их привез с собой заклинатель.

Возле стола стоял потрепанный саквояж ребе Гершона. Я уставился на него, объятый страхом перед его возможным содержимым, затем подхватил и осторожно понес вниз.

К тому моменту, как я вернулся в синагогу, все, включая профессора Беллера, уже облачились в белые накидки.

Как только я передал сумку ребе Гершону, отец сунул мне в руки киттель.

— Поторопись, Дэнни… Надо поскорей с этим закончить.

Пока я поспешно одевался, до меня доносились нечленораздельные стоны Рены. Или Хавы?

Теперь ребе Гершон велел семерым из нас взять свитки Торы из святого ковчега. Затем он открыл свой саквояж и сделал мне знак подойти.

— Иди сюда, мальчик, раздай это всем.

Одну за другой он выдал мне семь зловещих свечей.

Отец мерил зал шагами, то и дело хлопая себя по лбу, словно его пронзали невидимые иголки.

Мама с беспокойным видом подошла к заклинателю.

— Ребе Гершон, мы тоже хотим что-нибудь делать. Можно мы хотя бы будем держать свечи? На женской стороне, разумеется.

Старик только отмахнулся. Потом он снова ткнул в меня пальцем. На этот раз я без всяких слов понял, что он приказывает погасить большой свет.

В один миг огромная синагога погрузилась во мрак. Остались гореть только семь ритуальных свечей.

При их неверном свете заклинатель раздал нам семь бараньих рогов. Один достался мне, хотя я не был уверен, что сумею извлечь из него хоть какой-нибудь звук, так как губы у меня совсем онемели.

По следующему сигналу ребе Гершона мы снова окружили Рену, которая продолжала сидеть, сгорбившись и крепко зажмурив глаза.

Заклинатель набрал полную грудь воздуха, встал перед одержимой и с выражением произнес:

— Дух зла, раз нашей молитве ты не внемлешь, мы призываем для твоего изгнания Господа Всемогущего.

И скомандовал:

— Дуйте текиах!

Это означало, что мы должны гудеть все разом.

Меня всегда пробирала дрожь, когда я слышал звук одного-единственного рога по великим святым дням. Я представлял себе этот оглушительный звук как сигнал Высшего Суда Господня. Но рев семи таких рогов одновременно не могу даже описать.

Все глаза были устремлены на лицо Рены. Она снова забилась в корчах, и внутри ее клокотал тот же голос:

— Отпустите меня! Перестаньте меня тянуть! Я не уйду!!!

Рена поникла. Она откинулась к спинке кресла и совершенно обмякла.

Ребе Гершон продолжал ритуал, и в свете свечей блестели капли пота, выступившего у него на лбу.

— Раз ты не повинуешься и высшим силам, то я призову самые безжалостные силы вселенной, которые исторгнут тебя.

Он снова повернулся к нам и приказал:

— Дуйте шеварим!

Пустую синагогу наполнили три низких, ровных гудка. Мы все наклонились к Рене. Демон все еще сидел в ней, хотя заметно ослаб.

— Теперь все силы мира против меня, — пожаловался он. — Меня безжалостно раздирают духи — но, несмотря на боль, я не уйду!

Ребе Гершон отрывисто приказал:

— Положите Тору на место и закройте ковчег.

Все быстро исполнили приказание. Уверен, что так же, как и я, никто не понимал, что еще теперь может сделать заклинатель.

Когда мы снова дружно обступили дыббука — то есть Рену, — старик вышел на середину и, глядя на нее в упор, издал львиный рык:

— Восстань, о Господи! Рассей и обрати в бегство врагов своих!.. Я, Гершон бен Яаков, разрываю все нити, связывающие Сына Тьмы с телом этой женщины.

После небольшой паузы он вскричал еще громче:

— Тебя изгоняет Господь Всемогущий!!!

Жестом показав на рога, он приказал нам:

— Теруах!

Движимые слепым страхом, мы произвели рев, обративший воздух в первобытный хаос. Нам не хватало дыхания, но он велел нам гудеть не переставая. Теперь конвульсии, сотрясавшие тело моей сестры, стали настолько сильными, что ее выгибало и подбрасывало над стулом.

Затем она вдруг упала без сознания.

Ребе Гершон сделал нам знак остановиться. Папа первым подошел к дочери и приподнял ей голову:

— Рена, девочка моя, как ты себя чувствуешь?

Она едва приоткрыла глаза, но ничего не ответила.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, дитя мое, — взмолился отец.

Она молчала, взгляд не фокусировался.

Кто-то легонько тронул меня за плечо. Я повернулся — это был Беллер.

— Подойди к ней! — шепнул он.

Я кивнул и сделал два или три шага к сестре. Каким-то чудом она меня узнала.

— Дэнни… — пролепетала она. — Где я? Что происходит?

— Все хорошо, — успокоил я ее. — И твой муж здесь.

Я показал на Аврома. Он подошел, наклонился и обнял жену.

Реб Айзекс зажег свет, а ассистент ребе Гершона стал собирать потушенные свечи.

По его знаку все сняли белые накидки и вновь обрели мирской вид.

Беллер еще раз проверил Рене пульс и, взяв у доктора Коэна ручку-фонарик, посветил ей в зрачки. Он выпрямился, явно удовлетворенный осмотром.

— Уложите ее в постель и дайте как следует отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы ее навестил врач из клиники.

Я ожидал, что отец возразит, но он ничего не сказал. К моему изумлению, он сам теперь оказался в роли пациента Беллера.

— Могу я с вами поговорить, рав Луриа? — спросил тот.

Папа молча кивнул и отошел с профессором в сторонку. Они шепотом совещались, слов я не слышал. Покивав друг другу, оба вернулись к нам.

Авром продолжал бережно обнимать Рену. Я был глубоко тронут его преданностью.

Затем отец обратился ко всем:

— Как вы видите, Господь услышал наши молитвы. Благодарю вас, ребе Гершон. И вас всех. — И со строгостью, которая меня поразила, добавил: — Но приказываю всем молчать о том, что вы сегодня видели и слышали!

По пути домой я набрался храбрости и спросил Беллера:

— О чем вы с папой говорили?

— О его первой жене, Хаве. О том, как она умерла.

— Вообще-то, я об этом ничего не знал. Он никогда об этом не рассказывал.

— То, что я от него узнал, позволяет сложить целостную картину. Я почти уверен, что она умерла от токсемии.

— А что это такое? — спросил я.

— Одно из загадочных заболеваний, связанных с беременностью. Особая форма заражения крови. Если ребенка извлекают из чрева, губительный процесс тотчас прекращается и мать остается жива. Конечно, если младенец сильно недоношен… — Он вздохнул и продолжал: — У Хавы, по-видимому, был особо сложный случай, а врач по глупости пытался спасти и мать, и дитя — и потерял обоих. Я не сомневаюсь, что решение, что предпринимать и как, ни в коей мере не зависело от твоего отца. Но он все же чувствует за собой вину…

— Вину за что?

— Он слишком хотел сына, Дэнни, — пояснил Беллер. — Он чувствует свою ответственность за смерть Хавы и думает, что утрата мальчика была ему карой Господней.

Несколько минут мы ехали молча. Потом он неожиданно произнес:

— Я в недоумении.

— Вы о чем?

Он посмотрел мне в глаза и сочувственным тоном пояснил: