Виктория Угрюмова - Огненная река (Кахатана - 3)

• Название: Огненная река (Кахатана - 3)
• Автор: Виктория Угрюмова
• Жанр: Научная Фантастика

---

Сражение кипело прямо в воде. Ручей окрасился кровью, и теперь уже розовая вода стремилась в земли Хартума. Сайнанг Эльбеской увидел, что всадник на гнедом скакуне, предводитель вражеского войска, угрожает Каэтане, и ринулся было на помощь, но его остановил высокий рыцарь в богатых доспехах - Ариано Корваллис, казначей ордена, чья должность отнюдь не была признаком его неопытности или слабости. В ордене унгараттов все так или иначе были убийцами по призванию. Сайнанг понял, что противник сильнее его, когда они обменялись первыми ударами. Но выхода не было. Эльбеской вспомнил предсказание таурты, но умирать не собирался, ибо все еще было впереди - и битва, и победа. Его помощь была так необходима друзьям. Он нанес несколько ударов практически вслепую и вдруг почувствовал, как остро резануло под правой лопаткой. И сразу прошло. Сайнанг не обратил на это ощущение никакого внимания, тем более что сражаться оно не помешало. И только когда перед глазами вдруг все поплыло, а мир закачался, будто положенный кем-то на чашу весов, юноша понял, что его ранили. А когда меч стал неподъемно тяжелым и небо вдруг оказалось прямо над его лицом, низкое, теплое, уютное, как пуховая подушка, в которую хотелось зарыться и закрыть глаза, он понял, что ранен смертельно. А самой смерти он не заметил она была милостива и пришла осторожно и легко, чтобы не нарушить яркий, цветной и радостный сон, в котором он показывал Каэтане своих ручных соколов...

Банбери Вентоттен и Могаллан одновременно поняли, что с их повелительницей вот-вот случится беда. Она сражалась не как обычно, а слишком осторожно, явно чего-то опасаясь. Они хотели прийти ей на помощь, но такой возможности не было ни у одного, ни у другого. Унгаратты и хассасины теснили воинов Сонандана. Их было слишком много, чтобы мастерство и умение могло решить исход сражения в пользу сангасоев.

Рыцари Катармана Керсеба наседали со всех сторон, и Банбери с ужасом заметил, как Каэтана едва уклонилась от удара руки магистра, в которой было зажато нечто, чего она явно боялась.

Трое воинов, охранявших Барнабу, были втянуты в общее сражение, толстяк остался абсолютно беззащитным перед лицом наступавшего врага. Двое бородатых хассасинов бросились к нему, размахивая клинками...

Каэтана успела пронзить одного из унгараттов, подвернувшихся под клинок, и изувечить другому правую руку, выведя его из строя. Но Катарман казался действительно Непобедимым. Не успевала она приблизиться к нему, как он выставлял вперед руку в латной рукавице с зажатым в ней камнем Шанги, и она моментально ослабевала, начинала терять контроль над своими действиями и была вынуждена отступать. Бежать от него также не имело смысла: он мог подобраться в тот миг, когда она будет окружена его рыцарями, и тогда ее уже ничто не спасало.

Спасти могло только вмешательство бессмертных. Но они находились по другую сторону реки времени, и эта река сейчас полыхала огнем: никаким богам ее было не преодолеть. Она бы попросила их о помощи, она позвала бы Тиермеса и Траэтаону, га-Мавета, Арескои или Джоу Лахатала, но в той дали, в которой сейчас находились они, ее голос остался бы неслышным... Она уже ни на что не надеялась, и ее воины потеряли надежду, сражаясь из последних сил. Отступал, пятясь, насмерть перепуганный Барнаба. Пытался пробиться к повелительнице могучий Куланн, но его топор был перерублен вражеским мечом, и сангасой с трудом отбивался от наседающих рыцарей. И уже покатился грозный победный клич по окровавленному полю, возвещая успех унгараттов, когда в битву вмешались те, для кого времени не существовало...

Они вышагнули из распахнувшихся ворот пространства, за которыми Барнаба успел разглядеть диковинного вида мост, уходящий в никуда. Они выпрыгнули прямо в гущу сражения, и оно на миг замерло, прежде чем закипеть с удвоенной силой.

Их было шестеро, таких разных и непохожих, таких родных и знакомых. И не было такой силы, которая сейчас могла остановить этих шестерых, пришедших из запредельности одной только волей неистовой своей любви. Разве какая-то армия может сравниться с вечностью и смертью?

Талисенна Элама, лучший воин аллоброгов, заступил дорогу хассасинам, преграждая им путь к Барнабе. Они еще не поняли, с кем имеют дело, и попытались атаковать его одновременно. Через несколько секунд они, хрипя, лежали в сочной траве. И последнее, что им запомнилось в этой жизни, - изумленное лицо толстяка. Гораздо более изумленное, чем может быть у человека, чудом избежавшего смерти...

А высокий рыцарь в серебряных доспехах врубился в толпу врагов. Двое огромных волков, седых, мощных, невиданных доселе на Имане, прыгали на горло коням, валя их одним страшным ударом. А затем алые волчьи пасти нависали над помертвевшими лицами всадников, и все заканчивалось - быстро и красиво. Так, как и привыкли "возлюбленные Смерти".

Смешливый, изящный красавец в строгом, изысканном наряде, неуместном на поле брани, вступил в поединок сразу с четырьмя унгараттами и как-то незаметно уложил их всех, покончив с ними одинаковыми ударами. Когда он отыскал себе следующих противников, те попятились, но бежать им было некуда...

Маленький альв с обнаженным кинжальчиком подрезал сухожилия тем скакунам, которые оказывались в опасной близости от него. Он был такой крошечный, такой смешной и мохнатый - почему же не подходили к нему близко закованные в железо рыцари, почему старались обойти стороной его сородича, которого он явно защищал, закрывая своим телом?

А Катарман Керсеб, размахивая камнем Шанги, наступал и наступал на бледную как смерть женщину с двумя мечами. И плевать ему было, что она богиня. Он слишком ненавидел ее и имел слишком серьезные шансы уничтожить виновницу своего поражения и недавнего позора. Он оттеснил ее к такому месту, где сбились в плотную кучу два или три десятка сражающихся, и Каэ не могла никуда податься. Позади и по сторонам кипело яростное сражение, а впереди сверкал клинок, который она отразить не могла. Непобедимый приготовился к последнему, блестящему удару и был изумлен, когда его меч натолкнулся на секиру.

Откуда он возник, этот исполин в черных доспехах, разрубленных на груди чьим-то страшным ударом? Могучий чужак, не похожий ни на одного из рыцарей Иманы. Спокойный и величественный. Громадная секира, перышком летавшая в его могучих руках, рассекала воздух с ревом, который свидетельствовал о ее непомерной тяжести. Побледневший унгаратт подумал, что статуя атлета Арескои, стоящая во дворе главного замка и изображающая идеал унгараттов, выглядела бы жалким заморышем на фоне этого великана.

Гигант легко размахнулся и всадил лезвие секиры в покрытое стальной броней правое плечо Непобедимого. Страшное оружие пробило панцирь, вонзилось в ключицу и сокрушило кости. Катарман Керсеб дико закричал, и изо рта у него струёй хлынула темная, густая кровь. Вторым ударом черный исполин снес ему голову.

Стальной шлем, украшенный соколиными крыльями, покатился со своим страшным содержимым в сторону ручья и был поглощен, моментально покрасневшей в этом месте водой.

Кажется, в эту секунду стало стихать сражение...

В тот солнечный, ясный день один из младших жрецов, имевших обыкновение ходить в священную рощу Салмакиды, чтобы отдать дань уважения спутникам Кахатанны, примчался оттуда с невероятным сообщением. Он-де лично видел, как замерцали и растворились в воздухе статуи Эйи и Габии, Джангарая и Ловалонги, Воршуда и Бордонкая.

Не желая возникновения ненужных слухов, Нингишзида отправился сам посмотреть на беспокойные памятники, исполненный уверенности в том, что они окажутся на месте. Он уже раздумывал над тем, какие причины могли толкнуть милого и кроткого жреца, всегда нравившегося ему своей рассудительностью и порядочностью, сочинить такую небылицу, а также пытался измыслить соответствующее этому проступку наказание - не слишком строгое и вместе с тем внушительное. Он был настолько поглощен собственными мыслями, что не сразу заметил, что уже переходит ручей. Только тут верховный жрец Истины начал озираться в поисках статуй, но их действительно не оказалось на привычных местах. Ни одной. И даже памятничек Воршуду, стоявший по другую сторону ручья, отсутствовал.

Страшная мысль потрясла его: неужели зло стало таким могущественным, что кто-то осмелился кощунственно отнестись к святыне, которую сама Ингатейя Сангасойя почитала больше, нежели свой собственный храм. Похищение или уничтожение статуй было бы страшным ударом для нее, и жрец начал сходить с ума от горя. Он даже не подозревал, какой огромной трагедией это может быть для него самого.

Он в растерянности топтался на месте, надеясь на чудо, и чудо свершилось. Нингишзида увидел, как прозрачный воздух сгустился в нескольких местах, уплотнился, потемнел - и вот уже все они на месте, все шестеро, словно и не девались никуда. Только, странное дело, шапочка у Воршуда сдвинута на правое ухо, а не на левое и ворот на рубашке у Джангарая расстегнут до конца, словно ему стало жарко. И шерсть на боку Габии, каменная шерсть, испачкана чем-то похожим на кровь.