Виктор Полторацкий - След человеческий (сборник)

• Название: След человеческий (сборник)
• Автор: Виктор Полторацкий
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В своей книге Виктор Полторацкий живописно, с любовью и нежностью рассказывает о красоте мещерской природы и добрых людях, которые живут и трудятся, оставляя добрый след на этой земле.

---

В августе 1918 года Зотов погиб при ликвидации кулацкого контрреволюционного мятежа, вспыхнувшего в соседней волости. Председателем Совдепа вместо него стал пожилой, угрюмоватый на вид шлихтовальщик Никифор Гусев. В отличие от шумного Зотова Гусев был скуп на слово, говорил неторопливо, раздумчиво. Прежде выслушает всех, изредка кивая большой, лысеющей головой, потом снимет очки в железной оправе, откашляется, проведет жесткой ладонью по столу, будто расправляя бумагу, и скажет:

— Значится, так…

Выложив коротко, что думает и как должно быть, переспросит:

— Так, значится?

И, если возражений не последует, обращается к Велиховой:

— Значится, Татьяна Матвеевна, пиши…

Чаще других с Гусевым схватывались военный комиссар Бережков и женская делегатка от прядильной Пелагея Ягодкина, которую весь поселок называл не иначе, как Поля Ягодка. Бережков обычно требовал категорических и жестких решений, а Поля Ягодка, обращаясь к председателю, упрекала:

— Ты что все молчишь? Ты бы с женщинами митинг провел, речь сказал бы, женщины от слов мягче становятся.

Но обычно с предложениями Гусева соглашались единогласно.

Осень в том году пришла холодная и голодная. Хлебный паек рабочим срезали до четверти фунта на день. Детям выдавали всего осьмушку. Фабрика работала с перебоями из-за отсутствия хлопка. Подвезти его было неоткуда. Юг был охвачен гражданской войной. Стекольный заводишко находился не в лучшем положении. Его печам не хватало топлива. Летом на заготовку дров выезжали рабочие дружины, и дрова были заготовлены, но вывезти из лесу их было не на чем. Конный двор пришел в полный упадок. Осталось три лошади для наиважнейших нужд. Остальные пошли на мясо…

Мужчин в поселке становилось все меньше. К первой годовщине Октября здесь был сформирован коммунистический рабочий отряд для отправки на фронт. Отряд провожали с музыкой, с песнями и со слезами.

В конце ноября ударили морозы, прочно лег снег, и Поля Ягодка организовала женский обоз для доставки топлива. Каждое утро вереницы женщин с саночками отправлялись на лесосеку и на себе возили дрова. Но сколько они могли вывезти?

Облицованные кафелем печи Дома коммуны давно уже не топились. Из слишком просторного зала Никифор Гусев переселился в прежний кабинет управляющего. Там поставили железную печурку, которую экономно топили щепой и обломками старой мебели.

Тяжело приходилось Совету. Сюда тянулись со всякими нуждами, а нужд с каждым днем становилось все больше и больше, и все они были на виду, и все были главными и неотложными.

В уезде появилась банда некоего Юшки. Однажды Гусеву передали пакет, неизвестно кем оставленный на крыльце Дома коммуны. В пакете была записка, написанная печатными буквами: «Большевицкая сволочь! На новый год мы устроим тебе елку с илюминацией».

Прочитав записку, председатель Совдепа нахмурился:

— Значится, угрожают. — И вдруг усмехнулся: — А елку-то мы, пожалуй, сами устроим. Давай, Татьяна Матвеевна, оповести насчет экстренного заседания Совета. Вызывай всех.

Вечером на экстренном заседании Гусев ошарашил товарищей предложением: под Новый год устроить в Доме коммуны елку для красноармейских детишек.

— Ты что, Никифор, случаем не того? — удивленно спросил военный комиссар Бережков и постучал костяшками пальцев по лбу.

— Значится, нет.

— Право слово — с ума сошел. Время ли теперь елки устраивать? Люди с голоду пухнут, а он про елку.

Но Гусева неожиданно поддержала Поля Ягодка.

— А что такого? — выкрикнула она. — Хоть чем-то детишек порадовать… Я баб приведу, полы в зале вымоем, по поленцу дров принесем, печки истопим…

Предложение Гусева приняли большинством. И даже добавили: до Нового года всем работникам Совдепа, ЧК, милиции, а также членам партии отчислять от хлебного пайка половину на гостинцы детишкам.

Хлопоты об устройстве елки взяли на себя Велихова и Поля Ягодка.

— Ой, батюшки, беда-то какая, — сокрушалась Ягодка. — Ни одного гармониста в поселке не осталось. А без музыки какая же елка.

— Да что тебе гармонист, вон в зале рояль стоит. На ней и играй, — успокоил Гусев.

— А кто играть будет?

Вспомнили, что на рояле может играть жена доктора Брянцева Ольга Ивановна. Для переговоров ее вызвали в Совдеп.

Встревоженная вызовом, докторша пришла вместе с мужем.

— Значится, к вам у нас просьба, — начал Никифор. — Вот такое-то дело…

Узнав, о чем ее просят, Ольга Ивановна согласилась, но пожелала проверить инструмент. Ее проводили в холодный зал. Открыв рояль, докторша побренчала по клавишам и объявила:

— На этом инструменте играть невозможно.

— Буржуазии было возможно, а для пролетарских детей нельзя? — багровея лицом, сурово выговорил начальник ЧК Золотов.

— Рояль совершенно расстроен.

— Это, должно быть, Сашка Сильченко доконал ее, — сконфуженно объяснил Гусев. — Он, значится, одним пальцем «Интернационал» тут разучивал.

— А настроить вы можете? — спросили у докторши.

— Нет, тут нужен настройщик.

Но человека, который мог бы настроить рояль, в рабочем поселке не было. Тогда решили послать секретаря Союза коммунистической молодежи Сильченко, как главного виновника порчи рояля, в губернский город Владимир за настройщиком. Мастера привезли, и за два фунта хлеба он наладил инструмент. Сильченко же вызвался привезти из лесу елку. Ее установили в зале. Татьяна Матвеевна и Поля Ягодка начали убирать зеленое деревце гирляндами, склеенными из разноцветной бумаги, стеклянными шариками, которые для такого случая выдули заводские стеклодувы. Работники Совдепа по нескольку раз в день заходили поглядеть, как украшается елка.

— Тут, значится, свечки нужны бы, — мечтательно говорил Гусев. — Да где их возьмешь теперь?

— Свечки я, пожалуй, достану, — обнадежил начальник ЧК. — С попом поговорить надо.

Какой разговор состоялся с попом, Золотов оставил при себе, но два десятка тоненьких церковных свечей передал Поле Ягодке.

Вечером 31 декабря Дом коммуны сиял всеми окнами. С утра натопленные печи источали сладостное тепло. Матери привели ребятишек. В прихожей, на первом этаже, навалом лежали пальтишки. Поля Ягодка, повязанная новой красной косынкой, разрумянившаяся от волнения и словно помолодевшая, кричала: «Постойте, постойте… Сейчас я свечки зажгу!»

И вот распахнулись двери просторного зала. Нарядная елка, сверкающая огнями, вызвала шумный восторг. Ольга Ивановна, ударив по клавишам, заиграла «Турецкий марш». Сам Никифор Гусев сказал приличествующее торжественному моменту слово. И забурлило веселье. Татьяна Матвеевна и две молоденькие учительницы завели хоровод. Пели «Смело, товарищи, в ногу», «Каравай» и протяжно-жалостливую «Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля». Потом одна из учительниц спросила:

— Дети, кто из вас знает стишок или песенку?

— Я знаю песенку, — сипло отозвался черноглазый малыш лет шести в ситцевой синей рубашке и смущенно потупился.

— Вот и отлично, — похвалила учительница. — Как тебя зовут, мальчик?

— Леха.

— Это же Ленька Маринцев! — обрадованно выкрикнула Поля Ягодка. — У него отец в Красной Армии.

— Леня, так спой же нам песенку! — сказала учительница.

Осмелевший мальчик шагнул вперед, шаркая большими подшитыми валенками, уставился ясными глазами на елку и, шумно шмыгнув носом, запел:

Тятька с мамкой на полатях,
А я, мальчик, на полу.
Тятька мамке греет спину,
А я, бедный, никому.

В зале громыхнул хохот. Поля Ягодка, схватившись руками за живот и будто переломившись, смеялась до слез. По лицу учительницы пошли красные пятна.

— Вот это, значится, удружил! — качал головою Никифор Гусев.

— А я еще знаю, — окончательно осмелел отважный певец.

— Нет, нет. Довольно, — сказала Татьяна Матвеевна. — Теперь, дети, давайте петь хором. Ну-ка! — И, как регент, взмахнув руками, начала неестественно тонким голосом:

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла…

Тут в дверях зала появился чем-то взволнованный Сильченко. Беспокойно пошарив глазами, он нашел Гусева и, протиснувшись, зашептал ему на ухо.

Никифор нахмурился, кивнул головой одному, другому и озабоченно направился к выходу.

— Куда? — шепотом спросила у него Поля Ягодка.

— Ты, Пелагея, значится, займись тут. А мы — по делу…

Татьяна Матвеевна продолжала петь про зеленую елочку, детишки нестройно вторили ей, а докторша старалась подобрать мотив на рояле, что было не так-то просто. Веселье било ключом. Лишь Поля Ягодка все оглядывалась на дверь.

Гусев вернулся минут через сорок.