Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…

• Название: Когда нам семнадцать…
• Автор: Виктор Александровский
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1957

Повесть В. Н. Александровского посвящена жизни школьников в Сибири в 30-е годы. Наряду со взрослыми герои повести — ровесники Октября — живут интересами всей страны, принимают участие в строительстве новой жизни. Учеба и дружба, помощь молодым рабочим местного завода, стремление найти свое место в жизни, — во всем этом проявляются замечательные качества молодых патриотов.

---

— Он в ту же дудку. Технические нормы, говорит, есть и работай. Нормы, мол, — закон производства, и ломать их никому не дозволяется.

— Дай-ка мне чертеж твоей втулки, — попросил я Павла.

Было еще светло, когда я шел на каток. Тропинка вилась через запорошенный снегом парк.

После ледостава на Ангаре установилась тихая морозная погода. Склонив заснеженные ветви, не шелохнувшись, стояли деревья. Но куда бы я ни смотрел, передо мною была огромная накидная гайка с крупной резьбой. «Обязательно с крупной, чтобы не мялась, — думал я. — Надо скорее увидеть Игоря».

Теплушка катка полна народу. Беспрерывно раздаются шутки, смех, грохот коньков по деревянному полу. А вот и Игорь… Он осторожно затягивает ремешок на ноге Милочки Чаркиной.

— Гайка с крупной резьбой! — кричу я ему, усаживаясь напротив.

— Алеша, какая гайка? — недоуменно спрашивает Тоня, поправляя на голове пушистый берет.

Она появляется откуда-то сбоку.

— Вот такая! Для приспособления! — показываю я рукой.

— Ничего не понимаю…

Коньки на ногах. Через раскрытую дверь нас обдает свежестью зимних сумерек. На просторном поле стадиона, точно подгоняемый музыкой, переливается бесконечный поток разноцветных свитеров, шарфов, шапочек…

— Где же наш «паровоз»? — смеется Тоня, прыгая на лед.

И, как бы услышав эти слова, пыхтя и отдуваясь, мимо проносится Игорь.

— Цепляйтесь! — кричит он, чуть-чуть сбавляя скорость и на ходу формируя шумный «состав».

Все быстрей, все стремительней движение. Мчится вперед веселый «поезд». Но на повороте «сцепка» одного из «вагонов» подвела, и весь «состав» кубарем летит под откос. Крушение! И только «паровоз» оказался хитрее всех: вовремя сманеврировав, он умчался по ледяному простору.

Отряхнув снег после «крушения», я догнал Игоря:

— Ты понял, о чем я тебе крикнул в теплушке?

— О какой-то накидной гайке.

— Ну да! Ты понимаешь, мы с Павлом придумали, как сделать приспособление!

— Стоп! — Сделав энергичный разворот, между нами вклинилась Тоня. — Довольно вам летать метеорами. Нам тоже интересно узнать насчет гайки. — Она показала в сторону скамейки под елками.

Я рассказывал и чувствовал, что Тоня радуется за меня.

— Ну вот, теперь затяни мне ремешок на ноге, — сказала она, — и… не скрывай от меня ничего!

Дома меня встретила плачущая Зина. Она ходила по комнате, собирая в узелок вещи Павла.

— Свезли в больницу. Прямо из цеха на операцию…

Операция! Вынимать пулю, застрявшую где-то у самого сердца!

Не раздеваясь, я сел на кровать.

— На вот, отнеси! У меня сил нет, — Зина протянула мне узел. — Тут белье чистое…

Не помню, как я очутился у дверей больницы. На мой стук вышла женщина в белом халате. Она взяла у меня узел, вынесла пальто, одежду и сказала, что больной Павел Рубцов в операционной у доктора Кочкина и что делать мне здесь больше нечего.

Она закрыла дверь. Откуда-то из глубины здания донесся крик. Мне показалось, что это был голос Павла. Я рванул за ручку двери — дверь была закрыта; прыгнул с крыльца, намереваясь найти другой вход, но не мог найти. Тоскливо светились окна больницы, и я стоял один среди пустынного двора. Так было и восемь лет назад, когда умерла мама… Но тогда рядом со мною находились Павел, Зина. Ласково обняв, они повели меня домой.

«Нет, я не могу уйти, пока не узнаю, что с ним». Вот бы доктора увидеть, спросить его, он хороший. Отец Тонн в операционной… Да, но кто меня пустит в это угрюмое серое здание? Поглубже запахнув полушубок, я сел на ступеньку крыльца.

Издали медленно наплывали звуки колокола с пожарной каланчи — семь, восемь, девять… В темноте за больничным забором лаяла собака. Стало клонить ко сну.

Вдруг под самым ухом я услышал жалобное мяуканье. Котенок! Осторожно цепляясь коготками за шубу, он вскарабкался ко мне на колени и ткнулся мордочкой в рукав. Я сунул теплый комочек за пазуху, прижал его. Нам обоим стало теплее.

— Эй, проснись, замерзнешь! — раздался над ухом чей-то громкий голос.

Я открыл глаза. На крыльце стоял доктор Кочкин и тряс меня за плечо.

— Это ты, Алеша?

— Павел… как?

— Что Павел, сам ты чуть не погиб!

Подхватив под руки, доктор втащил меня в небольшую, ярко освещенную комнату и стал раздевать.

— Ишь ты какой! — хмурился он, растирая мои руки, ноги, лицо. — Да еще с котенком! Ладно, обошлось. Ложись, — показал он рукой на койку. — Спи до утра да не стесняйся, это мой кабинет.

— Операция была?

— Спи, Алексей, спи, — вздохнул доктор.

Надев больничный халат и белый колпак, он вышел.

С тревожным чувством я закрылся одеялом. Замяукал котенок, но вскоре затих, а я так и не смог уснуть.

Когда рассвело, в комнатку вошла какая-то женщина в белом.

— Спишь? — погладила она меня по голове.

— Нет. А где доктор?

— В палате. Прислал тебя проведать.

— Операция кончилась?

— Да.

— Ну как?..

Я приподнялся, с трепетом ожидая ответа, но женщина сказала:

— Ступал бы ты, голубчик, домой. Вечером все узнаешь…

В ногах мяукнул котенок. Я приподнял его и, сунув котенка под рубашку, стал собираться домой.

С котенком я и прокоротал весь долгий день.

В сумерках пришла Зина. Увидев меня, она разрыдалась.

— Потеряно много крови… Дышит кислородной подушкой…

Жизнь Павла находилась в опасности. Это было совершенно ясно. Когда совсем стемнело, я пошел в больницу.

И здесь, у крыльца, меня встретила Тоня.

— А я к тебе заходила… Я ведь только сегодня все узнала от папы!

— Отец твой был дома? — спросил я.

— Да, обедал… И снова уехал в больницу.

— Как Павел? Он ничего не говорил?

Тревожные глаза Тони уставились на меня прямо, открыто.

— Крепись, Леша… Не сразу ведь хорошо бывает. А раз папа взялся… Ой, да ты без рукавичек! — дотронулась она до моих холодных рук и тотчас сунула их в свои теплые варежки. — Теперь лучше?

— Да, — ответил я, сжав ее пальцы.

— Вот давно бы так. Ходишь один, переживаешь… Чем ты сегодня занимался?

Я рассказал про котенка.

— Ну вот, котенок… А чертежи приспособления, о которых ты говорил мне на катке?

— К чему они теперь?

— Ты неправ, Леша. Нужно взять себя в руки. Павел Семенович выздоровеет, вернется домой, вот увидишь… Он вернется! Как же ты в трудную минуту забыл о своих верных друзьях?

И вот потекли дни трудного и медленного выздоровления брата. Да, таких дней я еще никогда не переживал. С утра я садился за чертежную доску, которую раздобыл где-то Игорь. Потом, когда приходил мой друг, я уступал ему место, а сам отправлялся проведать брата. Чем радостнее шли вести из больницы, тем быстрее продвигалась наша работа…

К середине каникул чертежи приспособления были готовы, и мы с Игорем принесли их в цех.

— Толково сделали. Должно получиться, — одобрил Василий Лазарев.

— Это что! — вмешался в наш разговор Петрович. — Надо не чертежи, а само приспособление сделать к приходу Павла Семеновича. Вот сюрприз будет!

— А когда делать-то? — покачал головой Лазарев.

— Вот нашел о чем горевать! — посмеялся Петрович. — Да сегодня и начинать. Меня в бригаду берите. — И старый слесарь повел нас в свою мастерскую под лестницей.

Деревянный потолок мастерской просвечивал, и ходившие по лестнице люди могли свободно видеть все, чем занимался старик. Эта особенность потолка и послужила, очевидно, причиной того, что вскоре после нашего прихода в мастерскую в ней появился главный энергетик завода Бойко.

— Почему стоим? Работы нет? — спросил он придирчиво.

— Работы хватает, товарищ начальник, — объяснил Петрович. — Решаем, как «сквозной» способ внедрить…

— «Сквозной»? Что это за слово «сквозной»?

Лазарев расстелил перед энергетиком чертеж и стал рассказывать о новом способе обточки втулок, предложенном моим братом. Инженер слушал токаря рассеянно, лишь изредка по его чисто выбритому лицу пробегала снисходительная улыбка. Не дослушав Василия, он раздраженно махнул рукой:

— Это в вас грузчик еще сидит, Лазарев, а техника не терпит наскока. Для выдумок существуют инженеры, дело рабочего — выполнять наряд.

— Какая ерунда! — не выдержал Игорь. — Люди вносят ценное предложение, стараются поднять производительность труда…

Бойко не без интереса перевел взгляд на Игоря.

— Я где-то видел вас, молодой человек… Вы инженер или техник? — иронически прищурил он глаз.

Мне показалось, что в эту минуту главный энергетик очень похож на Ковборина.

— Я ученик десятого класса подшефной заводу школы, — ответил Игорь.

— Ну, знаете ли, это больше чем дерзость! Мальчишкам нечего делать в цехе! Как вас сюда пропустили? — Бойко повернулся и пошел прочь, небрежно сунув руки в карманы своего кожаного пальто.