Нил Гейман - Осторожно, триггеры (сборник)

• Название: Осторожно, триггеры (сборник)
• Автор: Нил Гейман
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-092885-9

«Вообще говоря, триггеры – это то, что выводит нас из равновесия.

Здесь под триггерами я подразумеваю скорее такие образы, слова или мысли, которые распахиваются у нас под ногами, как потайные люки-ловушки, и мы проваливаемся из своего безопасного рационального мира в какой-то другой, куда более мрачный и негостеприимный. Сердце у нас в груди пускается вскачь. Кровь отливает от щек, руки холодеют. И мы стоим, жадно хватая ртом воздух, запыхавшиеся, бледные и потрясенные до глубины души.»

Нил Гейман.

Новый сборник мастера магического реализма состоит из 25 рассказов и стихотворений, которые раскрывают всю силу и мощь воображения.

Жемчужиной сборника является история «Черный пес» – сиквел к культовому роману «Американские боги».

---

Я оглянулся – и не увидел своего проводника. Его больше не было. Но далеко впереди, по ту сторону лабиринта, маячила черная тень на четырех лапах. Она бесшумным шагом шла по периметру квадрата. И размером была с крупную собаку, но двигалась не так, как собаки.

Потом она запрокинула голову и завыла на луну – весело и насмешливо. Огромная столешница холма откликнулась со всех сторон другими голосами, радостно подвывающими на все лады. Левая нога у меня подломилась в колене, натруженном долгой дорогой в гору, и я оступился.

В этом лабиринте была своя система; я ее уже понимал. Полная луна сияла у меня над головой, и было светло как днем. В прошлом она всегда принимала мои дары. И теперь, в ночь расплаты, она меня не предаст.

Раздался рык, и я разобрал в нем слово:

– Беги!

И под его раскатистый смех я побежал, как барашек.

Кое-что о Кассандре

ВОТ ОНИ МЫ, я и Скалли, в париках а-ля Старски и Хатч[8] (плюс бакенбарды), в пять часов утра на берегу Амстердамского канала. В начале вечера нас вообще-то было десять, включая Роба (это собственно жених). Последний раз указанную личность мы видели прикованной к спинке кровати в квартале красных фонарей. Нижние ее регионы были обильно покрыты пеной для бритья, и над ними, помахивая опасной бритвой, нависала некая шлюха. Шлюху, давясь от смеха, похлопывал по крупу будущий Робов шурин. Где-то на этой минуте игрового времени я посмотрел на Скалли, Скалли посмотрел на меня, потом Скалли прошептал: «Решительно отказать?» – и я кивнул, потому что есть в жизни ряд вопросов, на которые совсем не хочется отвечать. Да на них даже ответов знать не хочется, и вопросы невесты по поводу того, как вы, парни, провели мальчишник и как вы теперь объясните вот это, безусловно относятся к их числу. Короче, мы потихоньку смылись, якобы за горячительным, благополучно оставив восьмерых джентльменов в париках а-ля Старски и Хатч (один из них при этом был практически гол и, как я уже говорил, прикован к кровати пушистыми розовыми наручниками – и, кажется, уже начинал сомневаться, так ли уж хороша была, в конце концов, вся эта затея) в комнате, благоухавшей дезинфектантом и дешевыми благовониями.

И изошли они двое, и сели на берегах вод, и выпили изрядно светлого голландского пива, беседуя о днях, давно минувших.

Скалли (на самом деле его звать Джереми Портер, и сейчас люди его так и зовут, но когда нам было по одиннадцать, его величали исключительно Скалли) и свежеиспеченный жених, Роб Каннингем, учились со мной в одной школе. Потом нас разнесло в более-менее разные стороны, потом мы лениво нашлись не то на Френдс Реюнайтед, не то на Фейсбуке, не то еще где-то, и вот мы со Скалли снова встретились – в первый раз с тех пор, как нам минуло девятнадцать. Парики а-ля Старски и Хатч были его идеей. Из-за них мы теперь выглядели братьями из какой-нибудь телекомедии: Скалли был короткий, толстый брат с большими усами, а я – длинный. Учитывая, что со школы я зарабатывал в основном модельным бизнесом, я бы еще уточнил: «Длинный и интересный», – но, увы, невозможно выглядеть интересно в парике а-ля Старски и Хатч, да еще с бакенбардами. К тому же от парика все ужасно чешется.

Вот так мы и сидели у канала; пиво давно кончилось, но мы все говорили и говорили и смотрели, как потихоньку восходит солнце.

Когда я видел Скалли последний раз, ему как раз исполнилось девятнадцать и он был по уши полон грандиозных идей. Он только что поступил курсантом в воздушный флот и намеревался освоить сразу две профессии: летать на самолетах и тайком перевозить наркотики – ну, чтобы и стране послужить, и самому внакладе не остаться. Такими великими планами он фонтанировал всю школу. Обычно у него все разваливалось еще на этапе реализации. Впрочем, несколько раз он успевал попутно втравить остальную часть компании в неприятности.

К теперешней отметке «двенадцать лет спустя» (шестимесячная карьера в военно-воздушных силах безвременно оборвалась из-за неких неопределенных проблем с лодыжкой) Скалли подошел старшим менеджером в фирме по производству окон с двойными стеклопакетами и разведенным владельцем дома (куда более скромного, чем он, по собственному мнению, заслуживал) и золотистого ретривера (в качестве единственного спутника жизни).

Нет, он спал с какой-то теткой из двойных стеклопакетов, но даже не надеялся, что она бросит ради него своего постоянного бойфренда – да и в общем-то считал, что так оно проще.

– Конечно, я иногда просыпаюсь и реву. После развода-то, – признался он мне. – А кто бы на моем месте не ревел?

У меня никак не выходило вообразить его в слезах, тем более что сказал он это с фирменной ухмылкой а-ля Скалли – от уха до уха.

Ну, я, конечно, рассказал о себе: до сих пор работаю моделью, помогаю приятелю в антикварном магазинчике, все больше рисую. Мне везло – людям нравились мои картины. Каждый год я устраивал небольшую выставку в «Маленькой галерее» в Челси, и хотя поначалу на них что-то покупали только мои же знакомые – фотографы, прежние подружки и тому подобный люд, – теперь мои работы уже начали коллекционировать! Мы со Скалли говорили о тех временах, которые помнил уже, наверное, только он – когда мы с ним и с Робом были не разлей вода: неразлучная, непобедимая троица. Мы болтали о подростковых сердечных драмах, о Кэролайн Минтон (ныне Кэролайн Кин, замужем за викарием), о том, как в первый раз просочились на фильм «детям до 18» – хотя что это был за фильм, так никто и не вспомнил.

А потом Скалли возьми да и ляпни:

– Мне тут Кассандра на днях написала…

– Кассандра?

– Ну, твоя прежняя подружка. Кассандра. Не помнишь, что ли?

– Нет…

– Которая из Рейгейта. Ты еще ее имя писал на всех тетрадках.

Я, должно быть, выглядел каким-то исключительно тупым или пьяным, а может, сонным, потому что он принялся терпеливо объяснять:

– Ты с ней познакомился, когда катался на лыжах. Ох, ради бога! Твоя первая баба. Ну, Кассандра же!

– А! – сказал я, вспоминая. – Кассандра!

Вспомнил я, надо сказать, действительно все.

– Ну да! – обрадовался Скалли. – Она мне написала коммент на Фейсбуке. У нее любительский театр где-то в Восточном Лондоне. Ты бы с ней сам поговорил.

– Да ну?

– Я подумал… ну, если читать между строк… она все еще к тебе неровно дышит. Она о тебе спрашивала.

Созерцая воды канала в свете раннего утра, я задумался, насколько он пьян и насколько пьян я. Я что-то сказал, не помню что, потом спросил, не помнит ли Скалли, случаем, где наш отель, потому что я-то забыл, Скалли ответил, что он тоже забыл и что помнить должен Роб, у которого все где-то записано, и что нам бы хорошо пойти и найти его, и спасти, если нужно, из когтей той шлюхи (впрочем, довольно симпатичной) с наручниками и набором для бритья. Что, в свою очередь, было бы куда проще, если бы мы помнили, как попасть туда, где мы его бросили. Обшаривая карманы в поисках хоть какой-то подсказки, где сейчас томится Роб, я обнаружил в заднем карточку с адресом отеля, так что мы туда и отправились. И последнее, что я сделал, оставляя в прошлом гостеприимную набережную и весь этот странный вечер вместе с ней, – это стянул с головы чесучий парик а-ля Старски и Хатч и швырнул его в воду.

Тонуть, зараза, отказался.

– Между прочим, он был под залог, – кротко заметил Скалли. – Не хотел носить, дал бы мне, я бы его сдал… А ты бы написал Кассандре, – добавил он в заключение.

Я потряс головой. Интересно, с кем он вообще там разговаривал, в Сети, учитывая, что это определенно не могла быть Кассандра?

С Кассандрой, видите ли, есть одна закавыка. Я ее выдумал.

Мне было пятнадцать, почти шестнадцать. Я был ужасно неуклюжий. Только что пережив подростковый скачок роста, я вдруг оказался выше большинства друзей – и в полном осознании собственной невыносимой дылдовости. Мама владела небольшой конюшней для проката лошадей, я ей, естественно, помогал, но девушки – уверенные в себе, рассудительные и, как правило, верховые – меня до крайности пугали. Дома я кропал плохие стихи и рисовал акварельки (по большей части пони в пейзаже); а в школе (в которой были только мальчики) играл в крикет (довольно хорошо), немного кривлялся в театре, но в основном тусовался с друзьями и крутил пластинки. Тогда как раз появились компакт-диски, но плееры для них были редки и дороги, зато почти каждый из нас унаследовал от родителей или старших братьев-сестер пластиночный проигрыватель с колонками. Когда мы не трепались о музыке и о спорте, мы трепались о девушках.

Скалли был старше меня, Роб тоже. Им, в общем, нравилось, что я с ними тусуюсь, но и подразнить меня они тоже любили. Относились они оба ко мне как к ребенку, но ребенком я давно уже не был. У них обоих с девушками уже все случилось. Вернее, нет, не так: у них уже с девушкой все случилось – с одной и той же, по имени Кэролайн Минтон, щедро расточавшей свои милости и всегда готовой расточить еще немножко, особенно если у претендента имелся мопед.