Виктор Кондратенко - Без объявления войны

• Название: Без объявления войны
• Автор: Виктор Кондратенко
• Издательство: Издательство художественной литературы Дніпро
• Жанр: О войне
• Год: 1986
• ISBN: К(4702010200-134)/М205(04)-86)134.86

Наиболее примечательная особенность повести «Без объявления войны» состоит в том, что В. Кондратенко меньше всего пишет о себе.

Уже в первую неделю войны он был командирован редакцией газеты в самую горячую точку Юго-Западного фронта — в треугольник между Луцком, Ровно, Дубно, где разыгралось самое ожесточенное танковое сражение в начальный период восточной кампании. Именно там, в лесисто-болотистых бассейнах рек Стырь и Горынь, три механизированных корпуса под командованием генералов Д. И. Рябышева, К. К. Рокоссовского, А. В. Фекленко по приказу Ставки предприняли попытку не только приостановить наступление, но и разгромить мощнейшую танковую группировку Клейста.

Вскоре после возвращения в редакцию из многодневного танкового побоища он оказался в центре одного из кровопролитнейших сражений на Правобережной Украине — в районе села Подвысокое, где сомкнулось кольцо окружения 6-й и 12-й армий.

В начале августа был опубликован Указ Президиума Верховного Сонета СССР о награждении орденом Красного Знамени 99-й стрелковой дивизии. Это было первое крупное воинское соединение в Красной Армии, удостоенное такой высокой награды в Великую Отечественную войну. Подвиг ее заключается в том, что еще на рассвете 23 июня она внезапным и решительным ударом освободила захваченный накануне гитлеровцами Перемышль и совместно с городской боевой дружиной из совпартактива в течение нескольких суток удерживала его. Удерживала, пока после сдачи Львова советское командование не вынуждено было отдать приказ оставить город и прорываться на восток.

Почти месяц с тяжелыми боями выходила дивизия из окружения и, совершив шестисоткилометровый рейд по вражеским тылам, наконец соединилась с советскими войсками в районе Винницы. В дни суровейших испытаний, когда наши части под ударами превосходящих сил противника вынуждены были отступать, боевой опыт 99-й стрелковой дивизии приобретал особое значение и мог стать примером мужества и несгибаемости. Поэтому Политуправление Юго-Западного фронта немедленно создало бригаду из писателей, журналистов и откомандировало ее на Правобережье с заданием рассказать в прессе и по радио о ратном подвиге освободителей Перемышля. В состав той знаменитой творческой бригады был включен и военкор В. Кондратенко.

Ярко и впечатляюще повествует он в книге «Без объявления войны» о долгом и мучительном поиске легендарной 99-й дивизии под нескончаемыми бомбежками, в условиях нарушенной связи по дорогам Черкасщины и Кировоградщины, по которым рыскали уже прорвавшиеся танки Клейста и заброшенные люфтваффе парашютисты-диверсанты. Только на четвертые сутки писательской бригаде посчастливилось отыскать остатки славной 99-й, которая вела неравный бой в районе села Подвысокое на опушке леса. Свой последний бой, как узнает читатель через четыре десятилетия из книги участника тех событий Евгения Долматовского «Зеленая брама». Но об этом, конечно, не ведал тогда военный корреспондент Виктор Кондратенко. Он просто обрисовал картину в канун этого боя, какой она запечатлелась в его памяти.

---

Вечерело. Храпели горячие кони. Скрипели полозья. Я думал об армии, в которую ехал. В редакции «Боевого натиска» узнал, что армия эта молодая, сформирована накануне войны Приволжским округом и сразу направлена была в район Гомеля. Боевые действия в Белоруссии начала в самых невыгодных условиях: часть эшелонов еще находилась в пути, растянувшись от Волги до Днепра, а некоторые дивизии уже заняли позиции от Могилева до Речицы и вели тяжелые оборонительные бои. Армия не только оборонялась. Наступая на бобруйском направлении, успешно обходила Могилевскую группировку противника, отвлекла на себя восемь пехотных дивизий и нанесла им серьезный урон. А во время удара танковой армады Гудериана на Чернигов и Конотоп 21-я, опасаясь окружения, вынуждена была отойти к Десне, и Ставка Верховного Главнокомандования включила ее в состав Юго-Западного фронта. И вот теперь это испытанное в боях соединение оказалось в долине Северского Донца.

Ржавец встретил нас густыми мокрыми хлопьями снега. Село было небольшое. Бревенчатые избы чередовались с облупленными мазанками. Деревья хранили следы артиллерийского обстрела. Сразу же по приезде на КП армии Галаджев провел в политотделе совещание, потребовал, чтобы до конца наступательных действий политотдельцы находились в дивизиях и там, где позволит обстановка, на партийных собраниях, митингах объяснили воинам, что разгром фашистских полчищ под Москвой, Тихвином и Ростовом создал благоприятные условия для атак наших воинов и на берегах Северского Донца.

После совещания помощник начальника политотдела по комсомолу батальонный комиссар Дмитрий Рассохин предложил мне с рассветом поехать на передовые позиции. Я тут же согласился и попросил ознакомить с обстановкой.

— Давай карту, — сказал он. — Смотри, на протяжении пятидесяти верст в лощинах тянутся села. Самые большие — Сажное, Волобуевка, Малиновка, Озеровка. Гитлеровцы превратили их в опорные пункты. Образовался вражеский плацдарм на правом берегу Северского Донца. Его необходимо ликвидировать. Но подступы к нему с нашей стороны неудобны — открытая местность. Противник встречает наступающие части сильным огнем. Завтра будем там. На месте виднее.

На смену двадцатиградусному морозу пришла оттепель. В поле дул теплый южный ветер. Снег за ночь заметно осел и покрылся тонкой, хрустящей под копытами коркой. В мутный рассвет кони шли рысью.

— Едем к Горбатову. Это опытный и храбрый генерал. Дивизия воюет хорошо. Сам он старый кавалерист. Дрался еще с кайзеровцами. Человек суровой и трудной судьбы. На фронт приехал с супругой. Пожилая женщина оставила московскую квартиру, живет в землянке под обстрелом и бомбежкой. Они были вместе в гражданскую войну и сейчас неразлучны. — Рассохин еще долго рассказывал о походе Горбатова по тылам врага, о том, как сам комдив учит бойцов воевать и не бояться противника.

Ехали на звук боя. Вначале слух едва улавливал удары батарей, но вскоре они стали отчетливыми. Кони навострили уши и похрапывали. На опушке небольшой заснеженной рощи батальонный комиссар Дмитрий Рассохин отпустил ездового, и мы по тропке пошли на КП дивизии.

— Где генерал? — входя в землянку, спросил у бойцов Рассохин.

— Ушел вперед. Наши продвинулись. Волобуевку взяли. Малиновку, говорят, тоже.

— А как лучше пройти в Волобуевку?

— Вот тропка. Она приведет в овраг. А потом через поле и в село.

Овраг, словно дымоходная труба, весь черный от копоти. Обнаженная земля выглядит так, будто побывала в когтях хищного зверя. В центре села церквушка, приспособленная гитлеровцами для круговой обороны, разбита снарядами. Связисты проворно тянули провод, и мы с Рассохиным, шагая вслед за ними, безошибочно попали на КП стрелкового батальона. Изба без дверей и окон, но зато есть стол и на нем шмелем жужжит полевой телефон.

— Я шел и думал: кто же взял Волобуевку? Оказывается, ее взял старший лейтенант Тимер Шагеев, — заулыбался Рассохин.

С лавки встал молодой командир с пышной черной шевелюрой, в распахнутом полушубке.

— Взял, товарищ батальонный комиссар, взял. Но теперь удержать надо. Я повадку фашистов знаю. Они непременно пойдут в контратаку. Вы смотрите, как жили фрицы. Сколько под лавками бутылок. Вино французское, шпроты норвежские, сыр голландский, табак...

— Со мной корреспондент. Он напишет об этом. Ты расскажи, как взял Волобуевку, кто у тебя в батальоне отличился.

— Пять минут, честно говорю. Располагаю только этим временем. Чутье меня не обманывает, бой начнется... — Он снял трубку полевого телефона и спросил: — Что там у тебя? Слышен шум танковых моторов? Ничего, держись! — Комбат передал трубку связисту. — Бери телефон. Пошли все в укрытие.

Мы покинули избу и возле плетня стали нырять по одному в «лисью нору». Яма оказалась обшитой досками, с лесенкой и запасными нишами для патронных ящиков.

— Стоять! Артиллеристы умирают на лафете, но не отступают, — послышался чей-то голос.

— Танки! Танки! — пронеслось вдоль улицы.

Из заснеженного леска выкатились густые клубы синего дыма. Не обращая внимания на огонь нашей артиллерии, гитлеровцы уверенно, не спеша, нагло выстраивали четырнадцать машин широким клином, изматывая нервы обороняющихся медленным боевым построением. С каждой минутой ожидание атаки усиливало тревогу. Она еще больше возросла, когда стоявший неподвижно стальной клин вдруг засверкал огнем и стремительно пошел вперед. И тут же вихрем вылетели из леска и замелькали в дыму халаты лыжников. Противник понимал: на снежной равнине скорость — успех атаки. Рывок танков, бросок лыжников. Снег из-под гусениц, снег из-под лыж. Вперед! Только бы зацепиться за разбитые избы. Но не так легко зацепиться... Пушки бьют и бронебойки ухают. Как ни прижимаются к танкам лыжники, как ни отчаянно машут желтыми бамбуковыми палками, а пулеметный огонь отсекает их от стального клина. И немало уже автоматчиков лежит на снегу без лыж и без палок. На поле боя наступает резкий перелом. Лыжный отряд, который так стремительно шел в атаку, разворачивается и уходит в лес.

Горят два танка. Остальные машины останавливаются, бьют с места из пушек и начинают отползать задним ходом.

— Поджали хвост. Теперь часа на три передышка. — Комбат спрятал бинокль в кожаный футляр и вернулся с нами на свой старый КП в избу.

Когда шли на КП дивизии, Рассохин предупредил меня о том, что Горбатов не переносит запаха водки и табачного дыма. За всю свою жизнь он не выпил капли спиртного и не выкурил ни одной папиросы. Это меня не огорчало. Я был небольшой любитель табака. Курил редко и к стопке тянулся не часто.

За ужином Горбатов высказал мысль, что своими наступательными действиями войска 21-й армии сковали немалые силы гитлеровцев, помешали фашистскому командованию перебросить их под Елец и на другие направления. Горбатов был уверен: наши войска выполнят боевой приказ и закрепятся по восточному берегу Северского Донца от Думного до Волчанска. Потом, пожалуй, наступит временное затишье. Весенняя распутица ожидается ранней и дружной. Снега много. Реки разольются бурно. Земля в полях раскиснет, и никто не сдвинется с места. Но о передышке думать нельзя, надо укреплять свои позиции в инженерном отношении, учить войска воевать. Когда же речь зашла о бронебойщиках, то выяснилось, что в пэтээровских ротах находятся не новички, а стойкие бывалые воины-коммунисты и комсомольцы. Но пока им не везет: подбивают танки артиллеристы.

Вторая половина ночи прошла в беспокоящем минометном огне. Противник, видимо, не мог примириться с потерей сел, выгодно расположенных в лощине, изматывал наши войска обстрелом и готовил контратаку. Однако сон сильнее обстрела. С каким бы треском ни ложились мины, а разрывы все глуше, глуше... Землянка вздрагивает, песок осыпается, и такое впечатление, будто шуршат камыши. Рассохин трясет за плечо:

— Вставай, бронебойщики танк подбили.

Сон, что ли? Нет, это не сон... Горбатов, продувая телефонную трубку, настойчиво спрашивал:

— Ты видишь горящий танк? Кто подбил? Чей расчет?

Но гремит бой, слышимость отвратительная. Со связью не ладится, порыв следует за порывом. Наконец неполадки устранили, полевой телефон заработал исправно. Горбатов позвонил командиру роты пэтээровцев и выяснил историю с танком. Его подбили на окраине сада с дистанции восьмидесяти метров бронебойщики Семен Сударов и Иван Скатов. Они — односельчане, тамбовские колхозники. Пуля, посланная Семеном Сударовым, угодила в бензобак, и машина вспыхнула. Танкисты открыли люки, но выбраться из огня не смогли.

Получив такие данные, можно было тут же послать в редакцию информацию о подбитом танке. «В каждом номере газеты должен быть гвоздь!» — вспоминал я наставление Троскунова. Да, материал «гвоздевой». Стоит лишь передать в редакцию — и он немедленно появится на первой полосе. Но я еще не видел противотанкового ружья, как же писать о бронебойщиках?