Эмэ Бээкман - Возможность выбора

• Название: Возможность выбора
• Автор: Эмэ Бээкман
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-206-00112-0

Романы «Возможность выбора», «Возможность отречения», «Час равноденствия» посвящены проблемам современной женщины. Создание семьи, воспитание детей, преданность, ревность, любовь, предательство показаны в аспектах и ситуациях, во многом порожденных нравственным и морально-этическим состоянием современного общества.

---

— Мы иногда ходим вместе гулять. Пилле сидит в коляске, отец толкает ее перед собой, я держу Аннелийзу за руку. Не знаю даже, как объяснить Аннелийзе, что Пилле ей не сестра, а сводная тетка. Она бы и не поняла ничего. Наверняка стала бы расспрашивать: почему у других детей тети большие, а у меня такая маленькая? У нее такие странные фантазии, наверно, в отца пошла. Главное, чтобы не застряла в развитии. Ужасно наивный ребенок, а ведь осенью ей уже в школу. Даже жалко учителей — попробуй-ка справиться с кучей таких вот дурачков.

— Рядом с тобой Аннелийза быстро поумнеет, — заметила Сильвия беззлобно. — Еще и циником вырастет, — добавила она с усмешкой.

Кая вздохнула.

— Ты все думаешь, что я оговариваю отца и особенно его временную жену. Город наш вроде бы и большой, но ты не представляешь, какой он на самом деле маленький! Из-за отца я не раз попадала в ужасно неловкое положение. Хорошо, что я не Курман, хоть столько-то пользы от Иво было, что у меня другая фамилия. Его самый большой подарок! В нашем магазине работает подруга той самой Дагмар. В комнате отдыха и мне довелось слышать подробности о заведующем конструкторским бюро Карле Курмане, которого подцепила Дагмар. Поначалу-то об отце рассказывалось как о ценной находке, ну прямо-таки явление! Уже один титул — начальник конструкторского бюро! — звучал так торжественно, словно речь шла о генеральном конструкторе космических кораблей. Каких трудов мне стоило держать язык за зубами! Не раз подмывало вмешаться и крикнуть: он колупается над какими-то приборчиками, да и те по большей части идут коту под хвост! Да они бы на меня всем скопом набросились — замолчи, что ты понимаешь! Вот я удивилась, когда узнала, что у Карла Курмана тугая мошна и машины он меняет, как иной перчатки! Меня это так заинтриговало, что я стала уже нарочно заглядывать в комнату отдыха, чтобы узнать, что еще наболтает подруга Дагмар. Женщины слушали ее с пылающими щеками — жизнь Дагмар всем казалась прямо-таки великосветской. Ну и везет же некоторым, вздыхали они хором. Меня будто ножом полоснуло, вспомнила, как я в свои лучшие годы — на выданье! — клянчила у отца полторы сотни, спекулянтка предложила потрясающе красивые сапоги. Но отец руками развел — хоть убей, негде их взять. Мне это на всю жизнь как заноза в сердце, никогда потом я ничего так не хотела, как эти сапоги с античной патиной. Отец тогда как раз раздобывал новые покрышки для машины, они тоже стоили чертовски дорого, но все-таки. Машина могла подождать, машина не человек.

— Что же ты у меня не попросила?

— Разве я не видела, что все твои деньги съедает хозяйство? Ты себе не могла даже пустячной тряпки купить, из года в год ходила на работу в старой юбке, без конца утюжила ее, но толку-то, она сзади тут же вытягивалась и пузырилась. И вообще, ты слишком самоотверженная. Но мне это послужило хорошим уроком. Меня никакая сила не заставит ишачить на мужа и семью с таким самозабвением. Все равно однажды настанет день — и прощай! А жена останется у разбитого корыта и сможет сколько угодно любоваться своими натруженными руками — сморщенными и безобразными от былого усердия.

— Тебе нет смысла выходить замуж, ты ни с кем не сможешь ужиться. В семье прежде всего думают о других и меньше всего о себе. Это, наверно, и есть любовь.

— И чего ты своей любовью достигла?!

— Мы с Карлом Курманом прожили вместе четверть века. Это основная часть моей жизни. Мои воспоминания.

— Воспоминания? Какой в них толк?

— Ты этого не поймешь. У тебя их нет. Одна только ярость к прошлому. Этак твоя душа когда-нибудь замкнется, и уже ничто ее не отопрет.

— А что я могу поделать, если мне причинили столько зла?

Сильвия смолчала. Ей стало бесконечно жаль Каю. Что она, бедная, испытывала, когда со щемящим сердцем выслушивала унизительные подробности о своем отце! Нет предела человеческой низости. Лучше бы уж доброжелатели глумились над Сильвией, она повыносливее Каи.

— Я знаю почти все про новую жизнь отца, до самого краха.

— Лучше бы тебе забыть все эти разговоры.

— Может, твои воспоминания и сахар, и ты с удовольствием облизываешь свое прошлое. У меня же мозги забиты дегтем. Ты думаешь, его можно отмыть? Ох, как ты ошибаешься! Прилипает к любой мысли. Может, мне, чтобы от этого избавиться, нужно самой рассказывать подругам про отцовские похождения? Вот на это я не способна, хотя ты и считаешь, что у меня о стыде и совести и представления нет.

— Я тебя ни поучать, ни утешать не стану, сама знаешь.

— Конечно, знаю! Мне еще в детстве приелись эти бесконечные поучения. Доброта! Самоотверженность! Порядочность! Вежливость! Терпение! Из меня должна была получиться до мозга костей добродетельная и скромная особа. А вот выкуси! На деле-то мир оказался двуличным и циничным. Именно это ты должна была бы вовремя мне разъяснить, а не туман напускать. А то как получилось: человек вступил с блаженной улыбкой в жизнь и от первого же встречного схлопотал дубиной по голове. Никому ни до кого нет дела!

— Но мне же до тебя есть!

Кая промолчала. Нашарила возле кресла сумку, поставила ее на колени, вынула большую желтую расческу и с неукротимой истовостью принялась расчесывать волосы. Она водила расческой по голове так резко и с такой силой, что казалось, расцарапает голову в кровь.

— В последнее время у меня от волнения начинает чесаться голова, — пожаловалась Кая.

Сильвия открыла рот, но не успела ничего сказать.

— Я знаю, что ты собираешься посоветовать!

Сильвия закрыла рот.

— У Рейна начинает меняться настроение.

Сильвия молча ждала продолжения.

— Я знаю, что ты хочешь сказать!

— Я ничего не хочу сказать.

— Может, нам с Рейном и не стоит жениться. Наденем кольца на палец и скоро осточертеем друг другу.

— Я тебя не заставляю.

— На этот раз могла бы и заставить и помочь.

— Нет. Я по горло сыта твоими брюзжанием и упреками. Потом опять начнется старая песня. Решай сама.

— А мне и решать нечего! Мне уже другие успели подножку подставить, чтобы я носом в грязь ткнулась.

— Кто же?

— Прежде всего — отец. Ты думаешь, Рейну нравится жить втроем в одной комнате? Прокрадываемся с ним вдоль стен, как тени, чтобы и для Аннелийзы места хватило. Отец с Пилле обосновался в другой комнате, но на самом деле у нас не квартира, а цыганский табор. Пилле топает по всей квартире и рвется поиграть с Аннелийзой. А еще у нас жуткая старуха Маре, она нянчит днем Пилле. Вечером ну никак уходить не хочет. Сует свой нос в мою хозяйственную сумку и расспрашивает, что нового в городе. Я ей каждый вечер сочиняю новую историю из жизни городских знаменитостей. Сыновей их сажаю в тюрьмы, дочек делаю шлюхами, а их самих козлами или пьянчужками. Только тогда Маре, задрав нос, уходит, радостная и довольная. А я свободна от нее до следующего дня.

— Разве можно шутить такими вещами! — испугалась Сильвия. — Тебя же могут привлечь к ответственности за клевету!

— Не бойся! Все болтают что в голову взбредет. А как мне иначе избавиться от Маре! Сколько раз я требовала от отца — выгони ты эту противную бабу! Так нет, видишь ли, надо еще немного потерпеть, пока не освободится место в яслях, чтобы можно было засунуть Пилле туда, — Кая фыркнула со смеху. — Отцу туго приходится. Ведь у папаш-одиночек нет тех льгот, что у матерей-одиночек. Вот тебе и равноправие! Скорее бы уж он уладил свои дела, освободились бы хоть от Маре. Она не устает допытываться у Рейна: молодой человек, а вы еще долго здесь пробудете? Она вообще кум королю. Отец ей каждое утро заваривает в термосе кофе. Мне кажется, что у Маре пороков больше, чем мы думаем. Держу пари, что она роется в наших вещах. Во всяком случае, в последнее время я стала перед уходом на работу запирать дверь своей комнаты.

— Ты, наверно, опять преувеличиваешь. Насквозь порочным не бывает ни один человек.

— Ах, брось нести галиматью о человеческой доброте и о скрытых достоинствах!

На этот раз Кае не удалось заткнуть Сильвии рот.

— Я могу предложить тебе выход. Переезжайте с Рейном и с Аннелийзой сюда. Места в доме хватит.

— Ну нет, такой глупости я никогда не сделаю! На всю жизнь потерять самостоятельность! Не сомневаюсь, ты была бы к нам справедлива, но я не хочу жить под постоянным учительским надзором. Прости, но я наперед знаю, что ты примешься нас всех воспитывать, чтобы из милых деток выросли самые умные и самые достойные члены общества. Прежде всего нам пришлось бы выслушивать лекции о здоровом питании. Ребенок, который ест много сдобы и мороженого, вырастает слабеньким. Но мы с Аннелийзой любим пирожные! Кому нравится — пусть грызет морковку, кто хочет — пусть лакомится пломбиром. Человек должен быть хоть в чем-то, хоть немного свободным! Потом ты взялась бы за нашу одежду и обувь. Что в новомодных мокроступах ноги преют, в старости это даст о себе знать, пальцы на ногах отвалятся. Но доживем ли мы до старости? В один не очень прекрасный день какой-нибудь безумец нажмет на кнопку, и в мгновение ока на земле окажется много молодых красивых покойников. Не стоит надеяться, что все будет длиться вечно. А политика — это не для меня! Как видишь, я себя не переоцениваю. Вот и ты посмотри на себя со стороны. Держу пари, что по утрам ты будешь нас поучать, как это делала покойная баба Майга: на улице холодно, надень теплые штаны, повяжи шею теплым шарфом! Но в свое время ты бегала в школу пять километров на своих двоих, а теперь автобус от самого дома! Почему мы должны таскать на себе эту эскимосскую амуницию? Хочешь еще что-нибудь услышать, так слушай, а не хочешь — заткни уши пальцами. Я просто должна привести все свои доводы, чтобы ты потом не качала головой: я всем сердцем, а они! Видишь ли, иногда нам с Рейном хочется пригласить друзей в гости, выпить вина, послушать музыку. А ты бы принялась возмущаться — что это еще за стадо ввалилось! У нормальных людей нормальный слух, зачем же музыке так орать! А без вина вы не умеете веселиться?