Артур Гайе - Сафари

• Название: Сафари
• Автор: Артур Гайе
• Издательство: Печатное дело, Принт-Ателье
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1995
• ISBN: 5-88762-006-4

Немецкий писатель Артур Гайе до четырнадцати лет служил в книжном магазине и рано пристрастился к описаниям увлекательных путешествий по дальним странам. По вечерам, засыпая в доме деспотичного отчима, он часто воображал себя то моряком, то предводителем индейских племен, то бесстрашным первооткрывателем неведомых земель. И однажды он бежал из дома и вскоре устроился юнгой на китобойном судне, отходившем в Атлантический океан.

С этой минуты Артур Гайе вступил в новую полосу жизни, исполненную тяжелого труда, суровых испытаний и необычайных приключений в разных уголках земного шара. Обо всем увиденном и пережитом писатель рассказал в своих увлекательнейших книгах, переведенных на многие языки Европы и Америки. Наиболее интересные из них публикуются в настоящем сборнике, унося читателя в мир рискованных, головокружительных приключений, в мир людей героической отваги, изумительной предприимчивости, силы и мужества.

В сборник включена также неизвестная современному читателю повесть Ренэ Гузи «В стране карликов, горилл и бегемотов», знакомящая юного читателя с тайнами девственных лесов Южной Африки.

---

Мое желание стало окончательным решением, когда я увидал роскошную книжку с картинками Шиллинга, под названием: «С аппаратом и ружьем». Она так сильно подействовала на меня, что всю ночь я не мог заснуть, и, несмотря на утомительный денной переход и на особенно продолжительную перестрелку с туземцами, я всю ночь пролежал на своей койке с книжкой в руках и сжег почти весь запас керосина, имевшийся у нас. Предо мной проносились роскошные степи Восточной Африки с ее красочным животным миром. Шиллинг писал о том, как он опасается, что так называемая машина цивилизации погубит всю эту роскошь. Этот рай зверей должен пасть! И я решил помочь ему запечатлеть этих зверей на фотографиях для юношества и для подрастающего поколения, тем более, что любящий сенсацию читатель «Часов досуга» также заинтересуется моими охотничьими похождениями. Пусть кто-нибудь другой дает им описания путешествий и новых мест, я же хочу остаться здесь, в мире животных, и заняться более серьезным делом, чем описание своих «кругосветных путешествий». У меня в голове крепко засела эта мысль.

С каждым днем на душе у меня становилось веселее: было заметно, как ландшафт постепенно меняется. Из песчаной иссохшей пустыни он постепенно превращался в поросшие густой травой луга, в густые тенистые рощи, в темной зелени которых щебетали пестрые птицы и прыгали длиннохвостые обезьяны. Иногда видны были тропинки, проложенные стадом слонов, проходившим через лес; следы антилоп и бизонов попадались нам по пути, и часто мимо нас в ярких солнечных лучах мчалось стадо страусов. Теперь видны были возделанные поля овса и пшеницы и деревни, окруженные колючей изгородью в защиту от диких зверей. Случалось, что туземцы даже бесплатно давали нам воду. Они не были похожи на сомалийцев: у них были большие толстые губы и короткие курчавые волосы. Они были маленького роста и говорили на мягком быстром наречии.

Когда мы отъехали от итальянской границы на значительное расстояние, то Аб-дер-Рахман, все время молча ехавший рядом со мной, погруженный в свои мысли, вдруг сказал, указывая копьем на холм красного песка:

— Шуф-саба[26].

Я с трудом мог различить на песке следы львиных лап. Остановив мула, я долго с интересом и даже любовью разглядывал их.

— Айова! Эс-саба, — пробормотал факир, как бы про себя, затем его строгий взор остановился на мне. — Берегись льва — это страшное животное. Не забывай моего совета и следуй ему. Завтра мы должны будем расстаться с тобой, наши пути расходятся здесь в разные стороны, я еду отсюда к своему другу в Юба. Если ты можешь обойтись без Хамиса, то я был бы очень рад, если бы ты отпустил его завтра со мной, но если он тебе необходим, то он, конечно, проводит тебя до Киссимайо, как было условлено.

— Я могу отпустить его завтра, но скажи, почему ты советуешь мне опасаться львов в этой стране, которая кишит и другими опасными животными?

— Я не могу ответить тебе на этот вопрос, потому что сам не все знаю: я говорю то, что приходит мне на ум, и мои слова почти всегда исполняются. Пожалуйста, дай мне папиросу!

Это были последние слова, которые я от него услышал.

На следующий день, когда мы остановились для полуденного отдыха в тени небольшой рощицы, я отсчитал Хамису его заработок и, дав ему сверх всего хороший бакшиш, отпустил его с миром. Несмотря на его дикость и мрачный вид, он был все же отличным проводником и прекрасным поваром. Вещи Аб-дер-Рахмана были уже упакованы, но он не шел прощаться со мной, — я сидел рядом с англичанином, которого он с самого начала почему-то невзлюбил, и нелюбовь была взаимной. Тогда я подошел к его лошади и пожал ему руку. Не подымая головы, он тихо произнес:

— Селям-алейкум, — и сняв с пальца узкий серебряный перстень, надел его на мой палец. Я долго смотрел ему вслед, пока он не скрылся в солнечных лучах. Он подарил мне, «неверному» магометанское кольцо с надписью: «Нет бога, кроме бога…»

Я это кольцо вскоре потерял.

Когда я вернулся к Буртону, то он сказал:

— Слава богу, что этот старый колдун вместе со своей гориллой наконец убрался отсюда. Вы заметили, как он водил глазами по земле, как человек, потерявший кошелек, а выступал он с такой важностью, что можно было подумать, что это пэр сомалийского государства!

— Возможно, что он и был чем-то в этом роде, — ответил я с неудовольствием.

На следующее утро мы увидели голубое, как бирюза, море, плескавшееся о красные глинистые берега. Дальше виднелись зеленые пальмы и озаренные лучами солнца темные крыши Киссимайо, а через полчаса после этого Буртон, развалившись в бамбуковом кресле на террасе маленькой гостиницы, громко приказал:

— Два виски-сода, и как можно скорее!

Я же устроил себе праздник, отправившись в ванну, и, основательно вымывшись после путешествия по сомалийской грязи, заснул волшебным сном, без сновидений. Когда я проснулся, то снова отправился купаться, но на этот раз в море.

Ярко-красные солнечные лучи бросали пурпуровый отсвет на воду, и волны, как расплавленное золото, набегали на берег и на росшие у самой воды финиковые пальмы, а песок блестел под лучами солнца, как бронзовая пыль.

С усталым телом, но бодрой душой, бродил я по улицам этого городка, наслаждаясь красотой тропической ночи; пройдя последние остроконечные хижины, я очутился в открытом поле и остановился под вековым хлебным деревом. Когда я поднял голову, то увидел над собой звездное небо, как купол возвышающееся над землей. Вдруг до меня донесся какой-то странный звук, похожий на тихое урчанье; он становился все громче, и в конце концов грозное рычанье, как раскат грома, пронеслось в тишине ночи. Нагнувшись вперед, я прислушивался к рычанью льва, этого царя пустыни, и, отвечая на его зов, крикнул:

— Я иду!

Приключения каннибала Хатако

I

Над бесконечным пространством лесов Конго царит тропическая ночь. Сквозь плотную толщу ночной тьмы виднеются трепещущие рои светящихся жуков, гордых сознанием того, что они похожи на алмазы. Многомиллионный хор цикад то взрывает тишину, то внезапно умолкает, и тогда можно явственно слышать падение водяных капель, хмурое ворчание хищника или вскрик ночной птицы.

Широкая лента реки, в которой звезды отражаются тысячами искр и стрел, прорезает лесную чащу. Это река Луалаба, впадающая в Конго на расстоянии пятидесятидневного пути на запад. Вот наступает очередная пауза в мелодии цикад, и в наступившей тишине слышится тихий-тихий шорох, легкое шлепанье босой ноги в прибрежном иле и глубокий вздох человека, освободившегося от тяжелой ноши. Темная фигура в сером переднике облегченно распрямилась.

— Хатако, зачерпни немного воды, меня мучит страшная жажда, — прохрипел голос с земли.

Тот, к кому были обращены эти слова, быстро наклонился к лежащему.

— Тише, брат! Белые, наверное, поставили у берега часовых. Потерпи…

Он отвязал тыквенную флягу от ремня, переброшенного через плечо, окинул взглядом берег, потом бросил горсть ила в реку и прислушался. Убедившись, что крокодилов поблизости не было, он вошел в воду, осторожно исследуя ногами глубину, наполнил флягу и неслышно проскользнул назад к лиановой завесе. Раненый приподнялся и стал пить быстро и жадно.

— Лежи тихо, а я пойду посмотрю, где челноки, — прошептал Хатако.

— Оставь здесь свой передник, он виден в темноте, — посоветовал раненый.

— Ты прав, брат, — ответил Хатако.

Он снял передник, и теперь его голое темное тело почти слилось с ночной мглой. Затем он поставил флягу рядом с раненым, погладил на прощанье его плечо, схватил свой длинный, похожий на меч нож и исчез быстро и легко, подобно хищному зверю.

У группы пальм небольшой поток воды ответвлялся по направлению к лагуне. Там должны были находиться челноки. Медленно и бесшумно продвигалась фигура дикаря к самому краю отвесного берега. Зацепившись рукой за пальмовую ветку, он нагнулся над водой. Несколько раз закрывал и открывал он глаза, чтобы лучше видеть. Там, среди корней гигантского дерева стоял челн, который своими расплывчатыми очертаниями напоминал гигантскую черепаху. В нем сверкал едва заметный огонек трубки; свет звезд матовым блеском пробежал по оружию, которое кто-то шевельнул. Послышалось негромкое покашливание.

— Что ты говоришь? — спросил человек, голова которого виднелась на другом конце челнока.

— Ничего. Толкни Нунду, мне кажется, что он спит, — пробормотал курильщик.

Наверху голова наблюдавшего бесшумно спряталась.

«Их трое… мы не можем пробраться к челнокам… мы должны плыть… это будет нелегко моему брату», — шептал он на обратном пути.

Еще тише прежнего ступал Хатако, все время оглядываясь и что-то ища. Около одной пальмы он остановился, пригнул к себе ветку и стал ее ощупывать. Затем он дважды надрезал ее и содрал с нее горсть длинных бастовых[27] лент. Он подошел к раненому, сел у его ног и спросил: