Стэн Барстоу - Сегодня и — завтра

• Название: Сегодня и — завтра
• Автор: Стэн Барстоу
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1973

---

— Вот как! — Молодой человек взглянул на миссис Хэттон, и та изобразила на лице снисходительную улыбку.

— Мы и понятия об этом не имели до самого сегодняшнего утра, когда пришло письмо.

— Вы хотели, чтобы никто не знал?

— В общем, да. По-моему, если ты прежде никогда не писал, все, что вышло из-под твоего пера, кажется очень личным. И тебе страшно это показать. Наверно, тут играет роль стремление пощадить себя.

— Но в данном случае роман, как видно, оказался достаточно удачным, и его приняли к публикации.

— Да. Должно быть, мне повезло.

— Я думаю, вы слишком скромны, мисс Хэттон. Ведь у издателей высокие требования.

— Я тоже так считаю, — сказала ее мать. — Мы все очень горды ею.

— Кстати, а как называется книга?

— «Сегодня и — завтра».

Репортер повторил за ней название и написал его буквами, резко выделявшимися среди стенографической записи в блокноте.

— А могли бы вы вкратце рассказать, о чем он, ваш роман?

Она ожидала этого вопроса и весь день, едва выпадала свободная минута, думала, как на него ответить, но ни к какому решению так и не пришла.

— Видите ли… это не очень легко.

— Я не прошу вас пересказывать сюжет. Но что это — любовный роман, приключенческий или что-то историческое?..

— Сюжет можно изложить в двух словах. Скорее всего это роман о любви. — Да, конечно, ее роман — о любви. И о наивном молодом существе. О потребности верить и о неизбежной беззащитности доверчивого существа перед лицом предательства.

— Значит, романтическая история?

— О нет. Под эту рубрику он не подходит.

Категоричность ее ответа подхлестнула его интерес.

— Вы хотите сказать, что ваша книга слишком откровенна?

— Я бы предпочла сказать, что она честная.

— Ну а герои? На каком фоне разворачивается действие?

— Моя героиня — девушка, впервые уехавшая из дому. Она учится в колледже.

— Как вы?

— Нет, не совсем.

— Значит, это не автобиографическая вещь?

— Нет. Послушайте, писатель ведь описывает ту обстановку и те условия жизни, которые хорошо знает, и дополняет это с помощью наблюдений и воображения.

— Понятно. Значит, вы не хотите, чтобы читатель отождествлял вас с вашей героиней.

— Надеюсь, что этого не произойдет. Если бы вы прочли книгу, я не сомневаюсь, что вы не задали бы мне этого вопроса.

— Вот как? А почему?

— Потому что девушка в моем романе делает аборт.

Вот сейчас она зашла уж слишком далеко, открыла гораздо больше, чем намеревалась. Она почувствовала на себе взгляд матери. Показалось ей или нет, что в нем промелькнула тревога?

И Рут быстро произнесла:

— Послушайте, я была бы вам признательна, если бы вы этого не упоминали. Вне контекста это звучит очень сенсационно.

— Нет, конечно, не буду, раз вы просите. — Репортер явно огорчился: он терял пикантную деталь, вокруг которой можно было построить очерк. — Но это слово вряд ли шокирует наших читателей.

— Да знаю я ваших читателей, — сказала Рут. — Среди них столько же пуристов, лицемеров, ханжей и просто невежественных людей, как и в любом другом месте, и я бы не хотела, чтобы обо мне или моей книге заранее составилось неправильное суждение из-за того, что вы упоминаете о столь волнующем моменте. У меня-то все оправдано контекстом, но, чтобы это понять, надо сначала прочесть книгу.

— По-моему, вы все-таки не правы. — Молодой человек нахмурился. — Хорошо поданная реклама только помогает продать книгу.

— Мне такая реклама не нужна.

— Конечно, нет, — вставила миссис Хэттон. — Нам ведь жить в этом городе.

— Несомненно. Но… — Рут казалось, что она слышит, как он договаривает: «Но не я же виноват в том, что ваша дочь написала книгу, о которой стесняется говорить».

И она решила положить конец интервью.

— Вы все выяснили, что вам нужно для статьи?

— Пожалуй, да. Может быть, еще несколько биографических сведений. Ваш отец — мистер Хэттон — зубной врач? Есть у вас братья или сестры?

— У Рут есть старшая сестра — она работает в фирме по продаже недвижимости, — сказала миссис Хэттон. — А моя старшая дочь замужем за офицером — он служит сейчас за границей.

— Так — заметано. Большое спасибо. — Молодой человек поднялся, чуть не опрокинув чашку с чаем, стоявшую у его локтя. — Извините, я совсем забыл про чай. — Он взял чашку и, видимо желая показать, что в самом деле хотел пить, так резко наклонил ее, что по его куртке побежали капли. До печенья, лежавшего на блюдце, он так и не дотронулся.

— Ваша статья появится в эту субботу? — спросила миссис Хэттон.

— Если все будет в порядке. Кстати, вы не знаете, когда выходит книга?

— Понятия не имею. — Рут усмехнулась. — Право же, по-моему, все это несколько преждевременно. Я ведь еще не подписала контракта.

— Ну, я уверен, что тут все будет в порядке, — сказал молодой человек. — С нетерпением буду ждать, когда смогу прочесть вашу книгу.

Она проводила его до дверей и вернулась в гостиную. Мать стояла на коврике у камина.

— А тебе не кажется, что пора бы дать мне прочесть твой роман?

— Если ты в самом деле хочешь…

— Конечно, хочу. Во-первых, мне это интересно, а во-вторых, уже в понедельник знакомые начнут останавливать меня на улице и расспрашивать о нем, должна же я все-таки знать, что сотворила моя дочь, правда?

Рут сказала:

— Я сейчас его принесу. — Она поднялась к себе в комнату и вернулась с рукописью. Мать взвесила стопку листов на руке.

— Ого, сколько!

— Да нет, книга не будет толстой.

— Во всяком случае, читать в постели ее неудобно. Надо же было столько страниц напечатать, а я-то и знать ни о чем не знала.

— Перепечатка — самое пустое дело, — сказала Рут. — Когда добираешься до последней страницы, даже смешно становится.

Миссис Хэттон пробежала глазами несколько страниц.

— Рут… но это… словом, тут нет ничего сенсационного? Я хочу сказать: сейчас в книгах можно обнаружить такое, чего я не потерплю в своем доме.

— Мама, я написала роман, — сказала Рут. — Это не сказочка и не сочинения, где грязь показана ради грязи или ради денег. А что это такое, прочтешь и увидишь.

Молодой репортер позвонил на следующее утро и попросил фотографию Рут. Миссис Хэттон дала ему портрет, снятый еще в ту пору, когда Рут училась в колледже. Рут это отнюдь не пришлось по вкусу. Она знала, что не такая уж она уродина. Ей не раз говорили, что у нее красивые ноги, и было время, когда, увидев себя в зеркале, она замирала и подолгу любовалась своей гладкой кожей и узкой талией, подчеркивавшей высокую грудь, испытывая чувственное наслаждение от сознания, что кто-то будет поклоняться всему этому, и радуясь, что она сможет кому-то это подарить и кто-то с благодарностью примет ее дар. Ведь было же… Но с этой фотографии смотрело бледное лицо в очках, с вялой полуулыбкой — лицо человека, не способного ни на что яркое, разве что сидеть за учебниками, сдать экзамен, написать книжку. Ну что же, с кривой усмешкой подумала она, в этом есть доля правды.

Мать читала рукопись днем, пока была одна дома. Рут обнаружила, что напряженно ждет ее реакции, и попыталась что-то угадать по поведению матери. Но та ничем не выдавала своих чувств, и они не обменялись по этому поводу ни словом, пока миссис Хэттон не дочитала до конца.

— По-моему, это хорошо написано. Хотя не знаю, что подумают другие. — Рут молчала. — Во всяком случае… видишь ли, я как-то не ожидала, что ты напишешь такую книгу.

— Вот как?

— Ты… ты знала кого-нибудь в колледже, кто делал аборт?

— Можно ведь узнать что угодно, если держать глаза и уши открытыми, разговаривать с людьми, слушать, что они рассказывают, и дополнять недосказанное воображением.

— Но эта девушка, которую ты описываешь, у которой роман… Разве так уж необходимы были все эти подробности?

— Мне хотелось написать возможно жизненнее и правдивее.

— Да, но… должна признаться, меня не раз бросало в краску. Собственно, там есть такие вещи, о которых даже я толком не знаю.

— Ну что ты, мама. Ты же родила троих детей.

— Во всяком случае, не знала, пока не вышла замуж.

— Времена меняются.

— Да. Значит, я должна примириться — видимо, ничего другого мне не остается, как примириться с тем, что ты уже…

— Мама, — решительно прервала ее Рут, — книга — это книга, а моя личная жизнь никого не касается.

— Все равно, как подумаю, что ты подвергала себя смертельному риску… А я-то считала, что так хорошо воспитала тебя — всех вас троих.

— Извини, мама, но если ты называешь хорошим воспитанием то, что ты научила своих дочерей варить, жарить и шить, следила, чтобы они были сыты и одеты, заставляла их раз в неделю посещать церковь, но почти ничего не рассказала им о важнейших сторонах жизни, чего же тут удивляться, что они подвергаются смертельному риску, как только выходят из дома.