Льюис Уоллес - Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима

• Название: Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима
• Автор: Льюис Уоллес
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8474-0204-X

Эта книга открывает новую серию «Всемирная история в романах».

Первый выпуск посвящен величайшим трагедиям мировой цивилизации — гибели и разрушению великих империй.

Современный читатель впервые получает возможность познакомиться с романами английских писателей Л. Уоллеса и Л. Грена, рассказывающих о последних днях Византийской империи и Израильского царства.

---

Много лет прошло с тех пор, когда лавочник слышал эту историю, и еще более со времени последнего посещения Константинополя таинственной личностью. Но он не умер! Он снова возвращался. Это было так странно, что трудно верилось такому необыкновенному событию. Во всяком случае, легко было убедиться в справедливости того, что сообщалось в письме: стоило только сравнить золотой медальон, хранившийся в шкафу, с восковой печатью.

Сын Иадая понял это и, сделав знак гонцу, вышел из лавки во внутреннюю комнату.

— Присядь здесь, — сказал он по-гречески, — и подожди, пока я вернусь.

Гонец улыбнулся и с поклоном сел. Тогда Уель надвинул на брови свой тюрбан и, взяв письмо, быстро отправился домой.

Он шел так скоро, что почти бежал. По дороге ему встретились знакомые, но он не обращал на них внимания; и если они с ним заговаривали, то он не слышал их слов. Достигнув дома, он вбежал в дверь с такой поспешностью, словно его преследовала толпа. Очутившись перед шкафом, он стал торопливо перебирать различные предметы на второй полке, но как он ни перевертывал их, медальон не находился.

— Боже мой! — воскликнул он, ломая себе руки. — Медальона нет. Он потерян. Как я теперь доищусь до правды!

Сын Иадая был вдов, и его молодая жена, умирая, оставила ему маленькую девочку, которой во время появления странного гонца было тринадцать лет. Для ухода за ней и для ведения хозяйства он завел экономку, очень почтенную дщерь Израилеву. Естественно, что в своем смущении по поводу утери золотого медальона он вспомнил об этой особе, но в ту самую минуту отворилась дверь, и в комнату вошла его дочь.

Она напоминала мать чистым, светло-оливковым цветом лица и нежными улыбающимися черными глазами, в которых так светилась любовь, что не надо было выражать ее словами. Девочка была веселая, ласковая, приветливая и пела с утра до вечера. Часто, смотря на нее с любовью, он примечал в ней задатки всех достоинств покойной жены, которую он считал совершенством.

Несмотря на свое смущение, он посадил к себе на колени девочку и стал целовать ее в обе щеки. Неожиданно его глазам представился золотой медальон, висевший у нее на шее. На его вопрос она объяснила, что экономка дала ей этот медальон как игрушку. Сняв медальон со шнурка, на котором он висел, Уель подошел к окну и после тщательного сравнения его с печатью в письме убедился, что они совершенно одинаковы.

Он немедленно вернулся в лавку и, взяв Сиаму, отвел его в свой дом, где поместил в комнате, отведенной для гостей, а на следующий день приступил к осуществлению плана его господина. Отыскать подходящий дом оказалось нетрудно, и он вместе с Сиамой выбрал двухэтажный дом на улице, огибавшей гору, на которой стояла небольшая христианская церковь.

Обращенная на восток, она находилась на самой границе между кварталами греков, отличавшихся чистотой, и евреев, славящихся неопрятностью. Ни гора, ни церковь не препятствовали обширному виду с крыши дома, откуда можно было видеть многие красивые жилища греков, церковь Пресвятой Девы на Влахерне и императорский сад за этой церковью. Ко всем этим удобствам присоединялось еще одно: дом находился прямо против его собственного — небольшого, но уютного деревянного жилища.

Уель был очень доволен, что Сиама аккуратно платил за все купленное. С ним было очень легко объясняться. Его глаза заменяли недостающий слух, а знаками, жестами и взглядами Сиама ловко разыгрывал целую пантомиму. Это особенно забавляло дочь Уеля, и она с любопытством следила за безмолвными разговорами.

Наконец все было готово, и отремонтированный, обставленный мебелью дом ждал своего хозяина.

II. Паломник в Эль-Катифе

Барейнская бухта находится на западном берегу Персидского залива, и на самой северной ее оконечности возвышаются белые, одноэтажные мазанки города Эль-Катифа. Так как в Аравии ничто не изменяется, то эта бухта и этот город были известны в эпоху нашего рассказа под теми же именами, которые они носят и теперь.

Этот город в старые времена имел значение главным образом из-за дороги, которая шла оттуда на запад через безводные песчаные пустыни с одной стороны в Медину, а с другой — в Мекку.

Когда ежегодно наступало время паломничества в священный город, то об Эль-Катифе говорилось почти столько же, сколько о Мекке среди паломников из Ирана, Афганистана, Индии и других стран далекого Востока.

По закону Магомета паломники должны быть в Мекке во время рамазана, когда сам пророк совершил первое паломничество. Из Эль-Катифа можно было достигнуть священного города в шестьдесят дней, делая в день средним числом двенадцать миль. Собравшись предварительно в Константинополе, Каире, Дамаске и Багдаде, паломники составляли обширные караваны и на пути останавливались в удобных местах, где устроены были торговые центры. Одним из таких центров был Эль-Катиф, и в нем преобладали торговцы лошадьми, ослами и верблюдами, а окружающая его страна представляла бесконечную ферму, на которой откармливали баранов и другой скот. Тут паломники могли получать все, что им было нужно: седла, вьюки, сандалии, одежду, палатки и т. д.

Среди тысяч паломников, прибывших в Эль-Катиф в конце июня 1448 года, находился один человек, который обращал на себя всеобщее внимание. Он прибыл с юга на восьмивесельной галере с индусскими матросами и три дня стоял на якоре, прежде чем выйти на берег. Его судно не было военным или торговым, оно не было вооружено, в воде сидело очень неглубоко, следовательно, не имело груза. Прежде чем были спущены паруса, на корме была раскинута пестрая, блестящая палатка. При виде этого на берегу было решено, что владелец судна был один из князей Индии, чрезвычайно богатый и явившийся сюда с целью доказать паломничеством в Мекку, что он истинный мусульманин.

Три дня он не показывался на берег, но лодка постоянно возила на судно и обратно поставщиков верблюдов, фуража и продовольствия.

Последние описывали его человеком лет шестидесяти, хотя ему могло быть и до семидесяти пяти, среднего роста, чрезвычайно энергичным и решительным.

Он говорил по-арабски, но с индусским акцентом. Одежда на нем была индусская и состояла из шелковой рубашки, короткой куртки, широких шаровар и громадного белого тюрбана с пером, украшенного такими крупными драгоценными камнями, которые мог иметь только могущественный раджа. Свита его была немногочисленная, но великолепно одетая, и она безмолвно, раболепно исполняла все его желания. Один из слуг постоянно находился за ним и держал над его головой громадный зонтик. Чужестранец говорил мало, но каждое его слово было толковое и деловое. Ему требовалось двадцать вьючных и четыре под верх верблюдов. Высказывая эти требования, он пытливо смотрел на поставщиков и, к их величайшему удивлению, ни разу не спрашивал о цене.

— А как велика твоя свита, князь? — спросил один из шейхов.

— Четыре человека.

— О Аллах! — воскликнул шейх, подняв руки. — Зачем тебе четыре верблюда под верх и двадцать вьючных для четырех человек?

— А разве ты хочешь, чтобы я явился с пустыми руками в святейший из городов и ничего не роздал бедным? — отвечал спокойно чужестранец.

Наконец нашелся поставщик, который взялся устроить все, что было нужно, и на четвертый день своего прибытия в Эль-Катиф князь Индии сошел на берег и осмотрел приготовленный для него в окрестностях города паломнический стан, состоявший из четырех палаток, а также приведенных лошадей и верблюдов. За все была уплачена уговоренная плата, и тридцать нанятых им слуг, из которых десять были вооружены, немедленно приступили к выгрузке из судна багажа и распределению его по верблюдам. Палатку, предназначенную для князя Индии, выкрасили снаружи в зеленый цвет, а внутри разделили ее на два помещения: приемную и спальню, украшенные диванами, коврами и драгоценными шалями.

Наконец все было готово и оставалось только назначить день для отбытия, но об этом дне князь Индии никому не сообщал, так как он был, по-видимому, человеком необщительным и любившим одиночество.

III. Желтый воздух[1]

Однажды вечером князь Индии сидел перед своей палаткой. Солнце закатилось, на небе уже виднелись звезды. Верблюды спали, вытянув свои длинные шеи, а часовые, расставленные вокруг стана, так же как все слуги князя Индии, творили вечернюю молитву, обращая свои лица к Мекке. Их господин также молился и делал те же движения, как правоверные мусульмане, но его молитва была совершенно иная.

«О Господь Бог Израилев, — говорил он про себя, — все окружающие меня молят о жизни, а я молю Тебя о смерти Я искал ее на море и не нашел, а теперь я пойду в пустыню навстречу ей. Но если мне суждено жить, о Господи, то даруй мне счастие служить во славу Твою… Тебе нужны орудия добра, и прими меня в число их. Дозволь мне совершить великие дела во славу Твою и тем заслужить блаженный покой. Аминь».