Владимир Бондаренко - Бродский: Русский поэт

• Название: Бродский: Русский поэт
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03802-8

Жизнь и творчество выдающегося поэта, нобелевского лауреата Иосифа Бродского вызывают большой интерес не только в России, но и в других странах. Ежегодно выходят новые книги, посвященные ему, — от фундаментальных научных штудий до легковесных и не слишком достоверных мемуаров. На этом фоне известный критик и историк литературы Владимир Бондаренко сумел написать неожиданную и спорную биографию Бродского, высветив в ней моменты, которые многие не замечают или не хотят замечать. В этой книге поэт, часто изображаемый космополитом и оторванным от жизни эстетом, предстает как наследник не только великой русской культуры, но и советской цивилизации, как человек, неразрывно связанный с Россией и ее народом.

знак информационной продукции 16+

---

Это уже было соединение привычной длинной строфы Бродского с китайской саморазвивающейся строфой. Бродский легко и непринужденно отменил все штампованные короткие строфы официальных переводчиков и предложил свой стиль.

В Ленинграде он дружил с ребятами из Института востоковедения, одного из самых вольнодумных научных учреждений Северной столицы. Там он познакомился и с китайцем Цзяном, своим поклонником, который сказал ему: «Иосиф, вы поэт гробарного значения». А потом добавил: «Как у вас там, Иосиф, ни страны, ни костей не хочу выбирать… Вы простите, Иосиф, но у меня с памятником в последнее время не очень хорошо»… Потом нередко Бродский любил шутить над этим своим «памятником гробарного значения».

Воспоминания Татьяны Аист о китайских увлечениях Иосифа Бродского были бы просто великолепны, если бы не ряд неточностей, которые сразу же вызывают сомнения и во многом другом. Воспоминания искренни, но предельно субъективны, хотя стихи и переводы, которые она приводит в своей статье «Иосиф Бродский — переводчик с китайского», крайне важны для понимания творчества поэта. Но почему она называет стихи Иосифа Бродского «Письма династии Тань»? Это ошибка или неточность? Если он так назвал их при чтении Татьяне, она должна была бы пояснить, как пояснила, что в варианте стихотворения, присланного ей Бродским, имеются разночтения с опубликованным вариантом. И почему она приводит только часть присланного стихотворения? Ведь любые авторские разночтения, которые весьма вероятны у каждого поэта, крайне интересны. Вот текст, опубликованный Татьяной Аист:

Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот какие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что
дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса.

Честно говоря, он ничем не отличается от опубликованного оригинала, значит, Татьяна имела в виду, говоря о разночтениях, лишь иной заголовок, хотя определенно этого не сказала. Осмелюсь и я тогда уж высказать версию о причине разночтения. Насколько я знаю, Иосиф был веселым и остроумным человеком. Передавая Татьяне свои новые стихи «Письма династии Минь», он вполне мог из любезности к даме в единственном экземпляре изменить заголовок на «Письма династии Тань» — имея в виду знакомых ему Тань, в том числе и Татьяну Аист. Вот и всё разночтение.

Стихотворение Иосифа Бродского написано от лица влюбленной женщины, придворной красавицы Дикой Утки. Как и положено в жанре «цы», в начале стихотворения указывается точная дата прожитого времени (13 лет как соловей улетел из клетки). Его можно сравнить с временем вылета соловья-Бродского из Советского Союза. Лев Лосев пишет в своей книге: «Китайский исследователь творчества Бродского Лю Вэньфэй указал на сходство „Писем династии Минь“ с легендой периода династии Мин о женщине, возлюбленного которой послали на строительство Великой Стены…»

Я хорошо знаю эту легенду о строителе, которого замуровали в Великую Стену и которого долго искала его возлюбленная. Кроме самого факта разлуки женщины со своим возлюбленным и упоминания о Стене во второй части стихотворения, никакого сходства со стихотворением Бродского я не вижу. Впрочем, интересно прочитать статью Лю Вэньфэя целиком — может, Лев Лосев что-то не понял? Письмо дальнему другу пишет его возлюбленная и одновременно одна из любимых наложниц богдыхана (иначе она бы не объясняла сыну богдыхана природу звезд и вряд ли получила бы рисовую тонкую бумагу от самой императрицы). Сходство со сказкой Андерсена меня мало задевает — поэт имеет право на любое сходство. Возлюбленная буднично пишет о жестокости окружающих ее императорских будней и лишь жалеет, что уже 13 лет не видит своего соловья, одновременно радуясь, что он улетел из клетки. Далее описывается невеселая жизнь героини: зеркала дорожают, садики в упадке, все меньше риса в стране (впрочем, это какая-то излишне мужская деталь). Пожалуй, главная строфа в первой части стихотворения: «Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки / вырвался и улетел…»

Улетел Бродский в июне 1972 года. Стихотворение написано в 1977 году, спустя пять лет. А 13 лет назад он находился в архангельской ссылке, и с ним была его возлюбленная Марина Басманова. Не будем буквоедами, в поэзии все более-менее условно. Но полагаю, что Бродский вел счет одновременно от ссылки и от разлуки с любимой женщиной. Тогда и получается ровно 13 лет. Поэт, конечно, и в 1977 году ждал писем от своей Дикой Утки, но вряд ли дождался. Я бы отнес «Письма династии Минь» к циклу стихов, посвященных знаменитой М. Б., его Лауре или Беатриче.

Но разлука была у поэта прежде всего со своей страной. Смешно сказать, но 13 лет прошло с того самого лучшего в жизни периода, каким Иосиф Бродский считал до конца дней своих архангельскую ссылку. Возлюбленная уже 13 лет молчит, а годы идут. И на самом деле в стране все меньше риса и хлеба.

«Письма династии Минь» откровенно трагичны. И, конечно, говоря о жестокости древней китайской династии, поэт подразумевал жестокость родной страны, выславшей его. Соловей отлучен от друзей и творческой среды, от поэтического воздуха России. Это особенно заметно по другой части стихотворения. Число строчек в обеих частях стихотворения совпадает, как и положено в жанре «цы». Но во второй части уже говорит сам поэт:

Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превышающая многократно
тысячу ли. Особенно, отсчитывая от «о».
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли —
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на ноли.
Ветер несет на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, — туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движение в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
О сухие колосья дикого ячменя.

Страшный иероглиф, страшная стена, страшная бессмысленность. Это уже о России и своей судьбе. Как пишет Лев Лосев: «Две шестнадцатистрочных части стихотворения семантически симметричны: первая строка части I содержит характеристику прожитого времени („тринадцать лет“), а первая строка части II характеристику пройденного пути („тысяча ли“); заключает часть I слово „риса“, а часть II — слово „ячменя“. В то же время „женская“ и „мужская“ части содержательно контрастны: первая насыщена конкретной, предметной образностью, вторая знаковой — слова, цифры, иероглиф…»

Семантически обе части и на самом деле симметричны, но смысл для Бродского всегда главенствовал над семантикой. Тем более сам Лосев нашел и черновики стихотворения на подобную мрачную же восточную тему. «В черновиках отечественного периода сохранилось неоконченное недатированное стихотворение (РНБ. Ед. хр. 63. Л. 68 [22] и № 124):

Высокая бесцветная стена.
На этом фоне человек уродлив
(или прекрасен), точно иероглиф,
[…] письмена.

За той стеной, по-видимому, есть
пространство. Обитаемое или
безлюдное. И бурое от пыли.
Неважно. Все равно не перелезть.

Что ж, это даже к лучшему. Во мне
ни грусти, ни смущенья, ни тревоги,
я против продолжения дороги,
которая и привела к стене».

Пусть извинят меня либеральные бродсковеды, но я предпочитаю вычитывать в стихотворении то, что в нем написано, не уходя от главного смысла. Отчаянная ностальгия и тоска по родимому крову еще более усиливаются от образности стиха. Как это замечательно подмечено, дорога обратно, особенно если она невозможна, превосходит многократно тысячу ли (приблизительно 600 километров). В эмиграцию из Советского Союза уезжали навсегда. Кто-то относился к этому легкомысленно и даже радовался; кто-то, как поэт Иосиф Бродский или прозаик Александр Солженицын, отчаянно переживал. Конечно, это якобы китайское стихотворение — на самом деле о переживании русского поэта, покинувшего свою родину. Вчитаемся внимательно: «Ветер несет на Запад (и Запад написан с большой буквы, как у нас именовали именно западный мир, а не географическую часть света. — В. Б.), / как желтые семена из лопнувшего стручка, — туда, где стоит Стена».