Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов

• Название: Генералиссимус князь Суворов
• Автор: Александр Петрушевский
• Издательство: Типография М.М. Стасюлевича, Вас. Остр., 2 лин.7
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1884

Перед вами книга, не издававшаяся в России более 100 лет. Это удивительно потому, что интерес к Суворову во все времена велик, а данная книга, состоящая из 3 томов общим объемом почти в полторы тысячи страниц, признана историками лучшей биографией величайшего русского полководца. И неудивительно, потому что по прочтении этой книги складывается образ гения, не укладывающийся в официальные рамки.

Издание представляет собой фундаментальное исследование жизни и военной карьеры генералиссимуса, наиболее полное и подробное из существующих монографий.

Первое издание этой книги, вышедшее в 1884 году, состоит из 3 томов приблизительно по 500 стр. каждый. В 1900 году вышло второе, переработанное издание - 1 том объемом около 800 стр. Оно содержит некоторые уточнения частных фактов биографии Суворова но, конечно, не может соперничать по объему фактического материала с первым изданием. 

Эта книга — первое издание.

Осенью 2005 года второе издание было переиздано издательством "Русская симфония". К сожалению, малым тиражом - всего 1000 экземпляров. Тем не менее, лед тронулся. Спасибо людям, вспомнившим о лучшем русском полководце.

Книга написана известным историком 19 века Александром Фомичем Петрушевским, генерал-лейтенантом русской армии. Биография составлена на основе анализа источников, по большей части рукописных и остававшихся неизвестными к тому времени, а также практически всей изданной литературы о Суворове. В конце 3 тома приведен полный список источников с краткой их характеристикой. Петрушевский советовал перед прочтением книги ознакомиться с этими источниками. Последовав его совету, действительно, многие вопросы, возникающие при прочтении, отпадают сами собой. Автором было изучено огромнейшее количество документов, но, как признается сам Петрушевский, его жизни не хватило бы для внимательного и всестороннего изучения всех материалов, которыми он располагал. На книгу у автора ушло 8 лет усидчивого труда.

 Труд сей, будучи весьма серьезным по содержанию, написан живым языком и легко усваивается каждым человеком, военным и невоенным, историком и даже системным администратором. Петрушевский ставил перед собой задачу беспристрастного жизнеописания Суворова. Это удалось ему совершенно.

---

Поляна представляла собою местность неровную, покрытую кустарником; перед фронтом турецкого лагеря тянулась лощина. Подойдя к этой лощине, Суворов выставил подоспевшие к тому времени 10 полевых орудий, в продолжение некоторого времени обстреливал лагерь и затем повел атаку, с кавалериею впереди.

В турецком лагере господствовал совершенный хаос, результат быстрого перехода от напряженного одушевления к отчаянию. Рейс-эфенди старался привести свои расстроенные войска в порядок, но никто и по думал слушаться. Одни обрубали постромки у артиллерийских лошадей, чтобы добыть себе коней для бегства; другие с этою же целью стреляли во всадников, один выстрелил даже в самого репс-эфенди. В разгаре этой суматохи раздались выстрелы русской артиллерии, и ядра стали ложиться в лагере. Тогда смятение мусульман дошло до последнего предела; брошены палатки, орудия, обоз, и все устремилось в бегство в разные стороны.

При закате солнца, Суворов беспрепятственно занял турецкий лагерь. Добыча досталась войскам очень большая, вместе с трофеями, состоявшими из 29 орудий и 107 знамен. Потеря Турок людьми исчисляется различно; самый умеренный счет показывает 500 убитых и 100 пленных, но судя по упорству и продолжительности боя, истинная цифра должна быть выше. Урон Русских определяется слишком в 200 человек убитых и раненых, но это исчисление следует признать также ниже действительности.

Несмотря на крайнее утомление войск, Суворов с кавалериею и частью пехоты преследовал Турок, пока пала ночь. В этот трудный день он был все время на коне, часто в огне и даже в ручном бою.

В таком виде представляется дело при Козлуджи, насколько возможно добиться истины из сопоставления разных авторов с официальным донесением. Сам Суворов в своей автобиографии говорит: «ни за реляцию, ниже за донесение свое я по слабости своего здоровья не отвечаю». Резон конечно натянутый и даже забавный, но верно то, что слава победы принадлежит Суворову. Каменский только содействовал успеху ни притом в ограниченном размере: главной роли, которая ему принадлежала по праву, не имел и был, так сказать, втянут Суворовым к второстепенному участию в деле. Суворов видимо уклонялся от своего. зависимого положения, тем более тяготясь им, что недавно, в марте, был произведен в генерал-поручики, т.е. состоял в одном чине с Каменским, который сам получил это повышение лишь в прошлом году. Как ни мелким кажется это обстоятельство в применении к такому крупному человеку, как Суворов, но значение чина в военной службе настолько велико, что им дорожит каждый. А для Суворова значение чина было больше, чем для кого другого, потому что военно-иерархическая лестница служила ему препятствием к приложению его дарований в широком размере, и это препятствие неудержимо понуждало его искать выхода из подчинения начальникам неспособным или меньше его способным. А кто же был способен не только больше, но и наравне с Суворовым?

Едва ли нужно доказывать, что выходки Суворова по отношению к Каменскому заслуживают полного осуждения. Он грешил против самого себя; его поведение прямо противоречило принципам, на которых он сам строил образование и воспитание войск, и служило дурным примером для других. Он доказывал осязательно, что в некоторых отношениях нисколько не возвышается над общим уровнем и что дисциплина в высших рядах русской армии заставляет еще желать многого. Не было ли в самом деле одинаковым тому доказательством и неоднократное неисполнение графом Салтыковым распоряжений главнокомандующего, и поведение Суворова относительно Каменского? Грех действительно существовал, и если смотреть на дело глазами беспристрастного современника, то Суворов подлежал строгому осуждению, если не юридическому, ради одержанной им победы, то по крайней мере нравственному.

Но такому приговору не может быть места теперь, через сотню с лишком лет. Столкнулись две неподатливые натуры. Крутой, горячий до неистовства, неуступчивый Каменский обладал недюжинным умом и военным дарованием; он не мог в глубине души не признавать в Суворове большого над собой превосходства и чувствовал к нему затаенную зависть. Суворов был одарен качествами, не только не смягчающими жесткие проявления натур в роде Каменского, но скорее их раздражающими. Столкновение должно было произойти и произошло. Но от него никто не пострадал, кроме военно-служебного принципа, а дело выиграло. Нисколько не вдаваясь в праздные предположения, можно сказать, что Каменский не в состоянии был бы так повести и кончить дело при Козлуджи, как Суворов, и что победа эта есть именно продукт личных Суворовских качеств. Несправедливо говорят некоторые, будто Суворов был увлечен в самом начале своею запальчивостью; недостаток этот в нем несомненен, но в настоящем случае действовала не запальчивость, а желание найти, настигнуть и разбить Турок самому, не уступая этой славы Каменскому. Потомство не может ставить в укор Суворову такие побуждения. Если все покрывает и извиняет достигнутый успех, даже случайный, то тем менее мы имеем право быть строгими ввиду победы не случайной, а составляющей звено в победной цепи. Если в человеке есть непоколебимая уверенность в своем победном призвании и уверенность эта подтвердилась всем его поприщем, то в случае, подобном настоящему, суд потомства изменяет критерий суда современного, и приговор выходит другой. Современники еще не видели и не могли видеть, что Каменских встречается в военной истории сотни, а Суворовых — единицы. Мы это видим и потому прилагать к первым и вторым одну и ту же мерку суждения не можем; это было бы узким доктринерством, которое существует во все времена естественно и логично, но в приговоры истории не переходит.

Легко себе представить, как недоволен был Каменский самовольными поступками Суворова. Представляя реляцию о козлуджинской победе и рекомендуя наиболее отличившихся, Каменский в особенности хвалил Суворова; но это доказывает лишь сказанное выше, т.е. что официальное изображение военных действий иногда только силится прикрыть настоящую действительность. Да и как было Каменскому не выставить Суворова, когда именно Суворов и одержал победу? Оборотная сторона медали осталась не видна и сказалась в том, что Каменский и Суворов остались на всю жизнь если не врагами, то, по крайней мере, в отношениях неприязненных; признаки этого обнаруживаются даже через 25 лет, в 1799 г. 9. Находиться в подчиненном у Каменского положении Суворов больше уже не мог и в скором времени уехал в Букарест. Но до его отъезда случилось обстоятельство, по-видимому незначительное, на самом же деле заслуживающее внимания и исследования.

После решительной победы при Козлуджи, наступление к Шумле было самым естественным и настоятельным шагом, особенно в виду паники, которой отдавались Турки после каждого значительного поражения. К тому же, как вскоре оказалось, из Шумлы были высланы к Козлуджи почти все наличные силы, которые и рассеялись после 9 июня в разные стороны, и под Шумлой визирь оставался всего с 1,000 человек. Наступление однако не было, предпринято Русскими; они остались невдалеке от Козлуджи в продолжении шести дней, по причине чрезвычайно трудных дорог и недостатка провианта, которого имелось лишь до 1 июля. Обстоятельства эти представлялись на столько важными, что Каменский собрал военный совет из 6 подчиненных генералов; в числе их был и Суворов. Совет постановил -дать на 6 дней войскам отдых. в ожидании подвоза провианта, а потом отступить за позицию между Шумлой и Силистрией, чтобы отрезать последнюю от сообщений со внутренностью страны и содействовать переправившемуся тогда через Дунай главнокомандующему.

Граф Румянцев был взбешен таким решением, что и высказал Каменскому довольно откровенно. «Не дни да часы, а и моменты в таком положении дороги», писал он 13 июня: «недостаток пропитания не может служить извинением, ибо от вас же зависело отвратить оный» 10.

Все это по отношению к Суворову не совсем вразумительно. Жизнь человека, состоит из цепи фактов, не подвернувшихся случайно, не навеянных извне судьбою, а выросших из внутреннего мира этого человека. В поверке фактов жизни по духу человека и обратно, в оживотворений этим духом его деятельности и заключается главная задача жизнеописания. Если при каком-нибудь случае одно не вяжется с другим, то тут должна быть фальшь, которая требует разъяснения. Это отнюдь не значит подгонять факты под уровень предвзятой мысли; меркою тут должен быт сам человек, и весь вопрос сводится лишь к тому — верно ли человек понят. Отрицать же внутреннюю силу, выражающуюся в направлении событий, значит не признавать жизненных законов и все, большое и малое, относить к категории случайностей.

Не говоря о Суворове будущем и ограничиваясь Суворовым прошедшим, все-таки приходится недоумевать на счет дней, следовавших за победою при Козлуджи. Его военные принципы, его предшествовавшие действия в Польше и Турции, — все это однородно и гармонично, а постановление военного совета при Козлуджи является диссонансом. Это подтверждается собственными словами Суворова, хоть не совсем прямо. В 1792 году, т.е. 18 лет спустя, он говорит: «Каменский помешал мне перенесть театр войны чрез Шумлу за Балканы». Около того же времени Суворов пишет записку, без адреса и числа, в которой между прочим значится: «Семь батальонов, 3 — 4,000 конницы были при Козлуджи, прочие вспячены Каменским 18 верст, — отвес списочного старшинства. Каменский помешал графу А. Суворову Рымникскому перенесть театр через Шумлу за Балканы». Конечно тут есть преувеличение: Каменский не «вспячивал» при Козлуджи войска, а сам Суворов ушел от него вперед; но и слова Суворова, и записка его свидетельствуют, что у него было предположение вести энергические наступательные действия после Козлуджи. Правда, желание это было, так сказать, платоническим и не имело в себе почти ничего реального, ибо своих войск Суворов имел слишком мало и они были совершенно изнурены, так что дальнейший немедленный с ними поход представлялся немыслимым. Суворов надеялся, что ему удастся увлечь Каменского своими смелыми планами, подчинить его себе нравственно и фактически, распоряжаться его отрядом, как своим. Подобное подчинение принца Кобургского в 1789 году Суворову удалось, и под свежим впечатлением этого обстоятельства, он говорил и писал в 90-х годах, как выше сказано. По Каменский был человек иного склада и не только не думал идти за Суворовым на помочах, но требовал от него самого повиновения. Наступательное движение не состоялось 11.