Виталий Коротич - Кубатура яйца

• Название: Кубатура яйца
• Автор: Виталий Коротич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Публицистика
• Год: 1978

Известный украинский поэт Виталий Коротич около двух месяцев провел в Соединенных Штатах Америки. Эта поездка была необычной — на автомобиле он пересек Штаты от океана до океана, выступая на литературных вечерах и участвуя в университетских дискуссиях.

Автор ведет свой рассказ о самых разных сферах американской жизни, убедительно и ярко показывает противоречия буржуазного общества. Он пишет о желании простых американцев знать правду о Советской стране и о тех препятствиях, которые возникают на пути этого познания.

---

Если принять все это за образ Америки, то слишком все красиво, на самом деле может показаться, что видишь чужой сон — видения впечатлительного мальчика, который начитался чьих-то легкомысленных сочинений и поверил, что бывают страны, где на улицах бесплатно играют счастливые саксофонисты, а Микки Маус раздает детям конфеты на углу — опять же бесплатно. Если все это принимать всерьез, то мигом спутаются воедино астронавт Нейл Армстронг, ступающий на Луну, крокодил, пытающийся заглотать лодку, поющие куклы, медведь, играющий на гитаре, и циркорама, где ковбои мчатся по изумрудной траве прерий, а самолетик с банкой кока-колы на хвосте пытается сесть на бетонную вершину горы Маттерхорн. Моя впечатлительность направлялась экскурсоводом Деллой, которая, уловив некоторую славянскую ироничность в моем восприятии ликующего вокруг мира, сказала: «А в пропагандистские павильоны ходите сами, кому хочется. Айда к привидениям!»

Мне очень понравилось, как нас впечатляли здешние привидения: все они были очень веселыми, подпрыгивали на каменных плитах, под которыми, наверное, жили днем, играли на лютнях и приветственно взмахивали треуголками. Часть привидений общалась с визитерами, не вылезая из рам, — в прямоугольниках портретов было достаточно места, чтобы вращать глазами и приветственно махать ручками в нетленных лайковых перчатках. Замок, населенный потусторонними силами, был огромен, экскурсия по нему двигалась сидя — каждый в собственном креслице, сквозь темноту, где кажется, что ты один на свете, но в общем-то с такими симпатичными привидениями можно хорошо провести время и впотьмах.

Все диснейлендовское веселье сбито в тугие связки, так, что некогда оглянуться.

Только что пообщался с тенями британских лордов, а уже тропическое болото насылает на тебя кибернетических бегемотов из пластика, которые совсем как настоящие. Сразу же после бегемотов тебя ожидает гигантское дерево баобаб, где четыреста тысяч листиков и много птиц, поющих всамделишными птичьими голосами, хоть птицы и листики все ненастоящие, но какая вам разница, раз они шелестят и поют. Или вы хотели попасть под настоящий пиратский обстрел, когда ваша лодка (можно не замечать, что она едет по рельсу, проложенному под водой) оказалась между бортами кораблей, вовсю палящих друг в друга; одноглазый пират на палубе тоже был механическим, но рычал вполне натурально. Устав от птичек, пиратов и привидений, можно пойти на концерт, где механические бобры, медведи, лоси и еще кто-то поют — прекрасно поют! — и рассказывают разные лесные байки, да так хорошо, что не хочется от них уходить. Но уйти нужно — ведь в соседнем павильоне лягушки исполняют самую знаменитую американскую песню «Янки дудл», — лягушки, как и все остальные участники представления, работают на транзисторах, но выглядят до того натурально, что хочется ощупать себя, так как кажется, что они намного задорнее и живее, чем удивленно созерцающие слушатели.

Это веселая Америка, веселая Калифорния, веселый земной шар; Уолт Дисней запроектировал все как продолжение собственных фильмов — его персонажи знамениты и популярнее иных генералов; в лондонском музее восковых фигур, заведении традиционно солидном, Микки Маус стоит между Черчиллем и Рузвельтом, и я сам видел, как посетители, входя в зал, улыбались, а поворачиваясь к витрине, первым узнавали мышонка и говорили: «Вот и Микки Маус!»

«Вот и Микки Маус!» — сказала Делла, когда мы вышли на улицу, и прищурилась от солнца. Мышонок в черном жилете поднял свою растопыренную пятерню в белой перчатке и поздоровался: «Хелло, Делла!» — «Хелло, Микки! — подмигнула моя провожатая и улыбнулась. — Жарко?» — «О-о-о!» — протянул со страданием откровенный мышонок, но выражение лица его не изменилось, потому что это была маска. «Надень очки, — сказал я Делле. — Солнце слепит». — «Нам нельзя, — ответила она очень серьезно. — Нам надо не терять визуального контакта с посетителями».

Что касается визуального контакта, то все стало ясно. Это были трое высоких канадцев в олимпийских майках и с олимпийскими сумками, да еще и с великолепным, совершенно олимпийским спокойствием, которое посещает очень молодых и очень здоровых парней с полным к тому основанием. «Хелло, Марк, — внезапно изменившимся голосом проворковала Делла, — ты с друзьями?» — «Ты тоже, — отметил один из парней и почему-то взглянул на меня дружелюбно. — Пошли пиво пить!» — «Спасибо, — заулыбался я в ответ, — что-то подагра у меня разыгралась…» — «Мы с Деллой будем вон там», — показал Марк на кафе, стилизованное под новоорлеанское, все в цветочных кружевах из чугунного литья.

Я уже знал, что не приду. Делла работала в Диснейленде экскурсоводом по пять часов ежедневно; она изучала делопроизводство в Лос-Анджелесе и хотела выбиться в секретарши или выйти замуж. Судя по всему, обе перспективы равно ей улыбались, а знакомые канадцы, японцы, аргентинцы и кто угодно создавали вокруг моей провожатой тот самый фон, который необходим всякой нормальной девушке для ощущения того, что она обаятельна и красива. С ребятами мы познакомились еще утром — они терпеливо ждали, пока я пропитаюсь Диснейлендом и они с Деллой укатят на пляж. Может быть, утром были другие ребята, но очень похожие, тоже канадцы в майках и сумках, — здесь какие-то соревнования, студенческие игры, что ли, — но все Диснейленды на свете конечно же не годятся в подметки Тихому океану, плещущемуся совсем рядом.

Я помахал веселой братии на прощанье, подумал о том, что механические бегемоты не исчерпывают собой всех прелестей жизни, и полез в нагрудный карман за сигаретой. Краем глаза мне удалось увидеть нечто белое, передвигающееся совсем рядом, — при ближайшем рассмотрении белое оказалось довольно крупным дядей с метлой, и я окончательно переключил внимание на него. Причина моего интереса была продиктована табличкой, белеющей у дяди на белой груди. По табличке были рассыпаны черные буквы: «Лука Демчук». Когда я подумал, что непривычно читать столь славянские имя и фамилию, начертанные латинскими литерами, мои размышления по поводу странностей Диснейленда потекли совершенно иными руслами. Демчук, опершись на свою метлу, немного поскучал по Львову, немного поспрашивал о том, как выглядит город после войны, немного поприглашал меня в гости, но сейчас он должен был работать, а завтра буду работать я — мир зашевелился под ногами у нас, и я ощутил, что сижу в поезде, мчащемся в экскурсию по американской истории, а Лука Демчук машет мне с перрона белой шапочкой.

….Поезд вез пассажиров сквозь очень темный туннель, а по обе стороны вагонов происходили неописуемые механизированные чудеса: стреляли динозавры, ревели ковбои, индейцы играли на клавесинах, первые эмигранты втыкали себе перышки в парики, мустанги дрались за самородки, губернатор мчался, вскидывая копыта, по зеленому ковру прерий. Впрочем, может быть, все было как-то и не совсем так, но я запомнил, что было очень много всего, очень ярко, очень динамично и шумно. Поезд примчался, куда ему и следовало примчаться («Леди и джентльмены! Взгляните налево! Посмотрите направо!»), и я вдруг понял, что даже среди здешних чудес до меня постоянно доцарапывались коготки разных мыслей, к чудесам непричастных.

На стоянке В 15 среди асфальта, пальм и других примет Калифорнии загорал мой автомобиль, Делла прыгала в океан, а дежурный в гостинице «Хаятт», расположенной напротив Диснейленда, раздавал желающим приглашения на вечернее шоу в баре. Неподалеку подмигивали сиянием окон голливудские холмы, населенные кинозвездами, — ничего особенного, богатые виллы и несколько очень хороших актеров не в лучших из вилл (я хотел спросить у модного сейчас и красивого Уоррена Битти, с которым мы познакомились как-то и выпили, пообедав в московском Доме литераторов или еще где-то, почему он снимался голышом для легкомысленного дамского журнальчика «Плейгерл», но у каждого актера свои собственные творческие обязательства). Голливуд светился — там снимали кино и во всех лавчонках торговали памятками о фильмах, большинство из которых я не видел; ничего удивительного — я даже не все фильмы Киевской киностудии пересмотрел. Тем временем кинозвезда Марлон Брандо выступал в защиту индейцев, а кинозвезда Боб Хоуп горевал о президенте Никсоне, хоть с тех пор власть уже дважды переменилась. Я решил, что если заговорю в этой главе о кино, то лишь к случаю, потому что, начав рассуждать о голливудских проблемах, ни о чем другом уже не напишешь, а я ведь все больше о другом…

Но если и принципиально глядеть в сторону, противоположную Голливуду, ситуация не становится проще; ведь только Лос-Анджелес занимает площадь в тысячи квадратных километров — представляете, сколько самых разных событий там случается в одно время, сколько несхожих решений люди принимают одновременно!