Ольга Михайлова - Клеймо Дьявола

• Название: Клеймо Дьявола
• Автор: Ольга Михайлова
• Жанр: Ужасы и Мистика

Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор. «Любой подлец обречен и погибнет» — уверен демон зла. «Любой может спастись» — полагает архангел. В итоге — каждый из тринадцати, наделенный свободной волей, творит, что вздумается, каждый — не управляется, но лишь направляется незримыми силами Добра и Зла. В каждом студенте Меровинга — чёрный дар, выделяющий его, и столкновение этих дарований порождает калейдоскопической ряд страстей, смертей, убийств… Но — не только. Ведь каждый свободен, и быть подлецом или не быть им — выбирает он сам… Автор предупреждает, что роман — сложен и несколько заумен, это совсем не «фэнтези для девочек…» Чёртова дюжина персонажей — тоже непростое испытание для читателя, за что автор сразу просит прощения.

---

Однако попытка поставить на место красавца, уже поразившего Фенрица противоестественной для разумного человека дерзостью, не имела успеха. Налетев на него с кулаками в полутёмном коридоре притона, Нергал оказался с невероятной силой отброшенным к стене и, не устояв не ногах, свалился на грязный пол. Вторая попытка закончилась ещё плачевней. Фенриц отлетел к лестнице и, не удержавшись на ступеньках, упал вниз, в кровь разбив голову. Кто бы мог подумать, что этот херувимчик столь силён? Нергал ринулся на него в ярости в третий раз — так бросается волк к глотке жертвы. Из глаз Нергала посыпались искры — ему показалось, что он ударился головой о каменную стену.

Что происходит, чёрт возьми? Фенриц недоумевал до такой степени, что перестал и злиться.

По счастью, вскоре все изменилось. Невер стал появляться всё реже, а, забежав, торопливо расплачивался, лихорадочно суетился, выбирал, не глядя, первую попавшуюся, потом исчезал. Перестал заходить и Риммон. Что касалось Хамала, то он постепенно тоже становился всё более редким гостем, утверждая, что местные гетеры воняют. При этом почему-то опускал глаза и бледнел. Нергал заметил, что и мадам Бове, бандерша, хозяйка притона, умолкала и переставала раскланиваться с посетителями, когда замечала среди них Гиллеля Хамала, и, наконец, в приватной беседе, подслушанной Фенрицем, попросила его… более её заведение не посещать. Лицо Хамала передернулось судорогой, но больше он у «Фазанов» не появлялся.

Девицы волей-неволей начали уделять Фенрицу больше внимания. Довольный этим, Нергал стал галантнее и щедрее и даже иногда, по просьбе барышень, барабанил по клавишам простуженного пианино, горланя арии из «Травиаты». Как считала мадам Бове, очень даже неплохо.

 В этой песне — глубокая правда,
 Её не принять невозмо-о-жно.
 Знай, что все в этом мире ничто-о-жно,
 А важно веселье одно!
 Лови же счастья миг златой,
 Его тяжка утрата,
 Промчатся без возврата
 Дни жизни молодой.
 Любовь не век в душе живёт,
 Года не в нашей воле,
 Цветок, поблекший в поле,
 Опять не зацветё-о-от! —

на этом месте темперамент всегда захлестывал певца, и он, по мнению Клотильды Бове, демонстрировал невероятную красоту и пластичность вокализации вкупе с удивительным изяществом и виртуозным блеском исполнения (о чём она неизменно с восторгом ему сообщала). Между тем, девочки немного пискляво, но очень звонко и дружно подхватывали:

 Ловите ж, ловите ж минуты веселья,
 пока их
 жизнь даёт,
 ах!

Бордельные услады при этом никогда не туманили голову господина фон Нергала, и потому весьма скоро он занялся тем, что увлекало его, решив начать практиковать вместе с дружком Мормо в Меровинге высокие сатанинские ритуалы. Эта блестящая идея давала Фенрицу возможность собрать узкий круг единомышленников, кроме того, позволяла надеяться разобраться в том, что было для него и Мормо загадкой. Красавец Морис. Встреча в коридоре борделя прибавила Фенрицу пищи для размышлений, и породила новые недоумения. Следствием этих недоумений была новая встреча Мориса де Невера в портале у библиотеки с господином Фенрицем фон Нергалом.

После баталии в лупанаре Морис делал все, чтобы даже случайно не столкнуться с мерзавцем, такое отвращение он в нём вызывал, но нынешняя встреча в тёмном холле Меровинга возле книгохранилища была неслучайной: Фенриц явно поджидал его.

Нергал не стал тянуть кота за хвост, и пригласил Невера принять участие в неких тайных ритуалах, которые он почему-то называл «тамплиерскими», отличавшихся, насколько понял Морис, не столько сокровенной исторической достоверностью, сколько откровенной разнузданностью. На первый взгляд, предложение Фенрица звучало заманчиво, но физиономия Нергала была остро неприятна Морису, а, вспомнив, что тот сделал с Эммануэлем, Морис и вовсе почувствовал прилив раздражения. Он не хотел ни видеть этого типа, ни знать его.

Между тем, не дожидаясь его ответа, Фенриц вложил ему в руки книгу с описанием практикуемых церемоний и, заметив на прощание, что они, подлинные патриции, должны отличаться от плебеев высотой духа и пренебрежением к общепринятой морали, откланялся.

Морис долго смотрел ему вслед. Из задумчивости его вывела неожиданно появившаяся в портале Эстель ди Фьезоле. Луч сентябрьского солнца играл прядями её белокурых волос, окрашивая их в удивительный золотисто-розовый цвет. Заглянув в вырез её платья, Невер глубоко вздохнул. О, женщина, мой гроб, мой рок… Его прямой и вожделеющий взгляд смутил и задел её. Она с невысказанным укором жалобно взглянула на него, и неожиданно для самого себя Невер почувствовал себя неловко. Он улыбнулся, — галантно и мягко, словно извиняясь, и низко поклонился. Губы Эстель чуть дрогнули в ответной улыбке. Их немой диалог продолжался считанные мгновения. Глядя вслед удаляющейся девушке, Морис де Невер запретил себе с ней всякие любовные шалости. Он думал об Эстель как о весьма милой крошке и улыбался.

Но, вспомнив о книге, которую всунул ему в руки Нергал, снова помрачнел.

Фолиант Фенрица содержал удручающую смесь самой вздорной глупости с отъявленной мерзостью. Ничего тамплиерского Невер в нём не нашёл. Клубок сатанизма, нимфомании и сатириаза. Читая, Морис временами ощущал необычное и болезненное плотское возбуждение, то и дело сменявшееся отвращением. Иступлённый сумбур вакханалий и неистовство оргий отталкивали не столько его тело, сколько душу. Он не был вульгарен — и не выносил вульгарность. Неброская гармония лунных ночей и летних закатов, трепетные стихотворные строки и мелодичные такты итальянских ариозо волновали его не меньше бело-розовых, лучащихся теплом женских тел. При этом ему казалось омерзительным выставлять напоказ то, что, по его убеждению, должно быть тайной. Тайной спальни и тайной души. Кощунственные, сатанинские пассажи в книге тоже раздражали. Если не веришь в Бога, это ещё не повод кадить дьяволу. Он устал и разнервничался, сам не понимая — почему. Увидел на трюмо небольшой сафьяновый томик Готье, забытый Эммануэлем. Открыл.

  Sur une gamme chromatique,
  Le sein de perles ruisselant,
  La Venus de l'Adriatique
  Sort de l'eau son corps rose et blanc…
  Les domes sur l'azur des ondes,
  Suivamt la phrase au pur contour,
  S'enflent comme des gorges rondes
  Que souleve un soupir d'amour.
  L' esquif aborde et me depose,
  Jetant son amarre au pilier,
  Devant une fasade rose,
  Sur le marbre d'un escalier… [2]

Чарующая красота стихов волной омыла его душу. Эммануэль часто читал эти строки. При воспоминании об Эммануэле Морис почувствовал прилив теплой нежности и одновременно отвращение к себе. Господи, что он делает? С досадой отбросив толстый фолиант на тахту, Невер нервно встал и прошёлся по комнате.

На следующий день он вернул книгу Нергалу, сказав, что прочитанное его не увлекло, и отказался посещать их сатанинские сборища. Нергал смерил его злым взглядом, но ничего не сказал. Невер постарался забыть этот неприятный инцидент и сатанинскую книгу, но некоторые строки и сцены из прочитанного глубоко врезались ему в память и часто вспоминались, вызывая саднящее телесное возбуждение.

Между тем не только студенты Меровинга узнавали друг друга. Преподаватели университета тоже знакомились с учениками — и не могли скрыть удивления. Такого курса ещё не было, отметили несколько недель спустя после начала учебного года в деканате факультета. Студенты как на подбор. Свободное мышление, яркие дарования.

— Великолепные проверочные результаты! — восклицал преподаватель английского языка и литературы профессор Уильямс. — Работа Гиллеля Хамала выше всяких похвал, этот мальчик мыслит как истинный философ! Он излагает выводы, к которым я пришел в пятьдесят, а ведь он ещё так юн! Сочинение Августа фон Мормо выдает зрелый ум, прекрасно рассуждает и Генрих Виллигут, что особенно удивительно, ведь он — сирота из приюта Ленажа. Кто оплатил его обучение? Этого никто не знал. Уильямса поддержал его коллега, историк, профессор Франсуа Ланери. Да, этот курс удивителен. Фенриц фон Нергал обнаружил поразительные знания по палеографии, очень начитан и умён Морис де Невер, Сиррах Риммон вдумчив и рассудителен, Гиллель Хамал просто удивляет знаниями. Профессора Триандофилиди потряс Бенедикт Митгарт. Его работа по греческой грамматике тянет на курсовую! Профессор Вольфганг Пфайфер похвалил Мормо, Нергала и Хамала. Совершенное знание немецкого. Хамал тонко чувствует и литературу. Нет вопроса, на который он не мог бы ответить. Просто изумительно. В Меровинге лишь второй год стали практиковать смешанное обучение — и подумать только! Ни одна из девушек не отстаёт от юношей. Все прекрасно успевают.

Разговор был прерван прибывшим в этом году с блестящими рекомендациями профессором Рафаэлем Вальяно, преподавателем латыни, появившемся в деканате по окончании своих лекций. У него тоже поинтересовались, не правда ли, прекрасный курс? Подняв на коллег странные, аметистовые глаза, преподаватель латыни сдержанно заметил, что может, пожалуй, выделить из общей массы Эммануэля Ригеля.