Виллем Гросс - Продается недостроенный индивидуальный дом...

• Название: Продается недостроенный индивидуальный дом...
• Автор: Виллем Гросс
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

«Продается недостроенный индивидуальный дом...» — второй роман эстонского писателя Виллема Гросса, издаваемый на русском языке. Герой романа Рейн Лейзик четыре года воевал с фашистами. Уже после окончания войны он был ранен в схватке с бандитами. Рейн — молодой человек, перед ним открыта большая жизнь, и вдруг он превращается в стяжателя, мещанина, обывателя. Строительство собственного дома заслоняет весь мир — Рейн отдает этому строительству не только физические, но и нравственные силы. Хуже того, он уже начинает обо всем судить с позиций собственника, становится на путь разного рода махинаций, все дальше и дальше отходит от своих товарищей — рабочих. Деньги и строительные материалы — только это волнует его теперь. Автор рассказывает не только о падении своего героя, но и о том мучительно трудном пути, по которому Рейн Лейзик идет к своему нравственному возрождению, к духовному возмужанию.

---

— Ее жалость мне не нужна.

— Я говорю не о том, нужна или не нужна. Я просто высказываю свое мнение: сочувствие — единственное, на что ты можешь поставить свою последнюю карту. Сочувствие — это совсем не так уж и плохо. В твоем положении я бы не отказывался от него, хотя такую женщину, как Урве, я бы вообще не подпустил к себе близко. Плохой характер.

— Да, это верно. Легкомысленная...

— Отнюдь нет. Она волевая, и она беспощадна, если ей чего-то хочется.

— А вы там еще защищаете ее.

— Что?

— Сам же сказал, что на обсуждении был бой из-за нее.

Эсси с сочувственной усмешкой посмотрел на друга, сидевшего с потерянным видом.

— Ты словно ребенок. Дом поставил, а думать не умеешь. Это разные вещи: талант и характер. Кто тебе сказал, что талант присущ только хорошему человеку. Очень часто именно способные люди самые большие эгоисты по отношению к своим близким. Но они ценны своим талантом. Как часто именно способных людей упрекают за то, что они самоустраняются от неинтересных им поручений, стараются переложить их на кого-то, становятся заносчивыми. Урве пока не такая. — Эсси усмехнулся. — Сейчас она добросовестно редактирует нашу стенгазету, по собственной инициативе едет на уборку урожая, добровольно участвует в комсомольских рейдах. Возможно, в будущем и она начнет считать, что все эти задания мелки для нее. Тогда мы не станем защищать ее, а одернем. Быть может, созовем собрание и скажем, что Урве Лейзик возомнила о себе, что у нее головокружение от успехов. Сейчас в этом нет нужды. Человек работает, растет, учится. Она пока ничем не старалась отгородить свой талант, разве только сказала, что не хочет тебя, что ты ей не пара, что рядом с тобой она задохнется. Ага, теперь мне ясно, откуда это новое качество в последнем очерке Урве. Ристна. Прости, но Ристна подходящий муж ей, потому что Ристна, будь он проклят, умеет задумываться о жизни.

Эсси открыл было рот, чтоб продолжать, но умолк. Не пытался ли и он за суровыми словами скрыть сочувствие, в котором его друг ни на йоту не нуждался. Еще летом, когда они втроем праздновали пятую годовщину со дня марша корпуса через Таллин, можно было предположить, что в семье появилась трещина. Это должно было случиться. Не появись Ристна, рано или поздно появился бы кто-то другой... Они же не горлинки, которые вьют общее гнездо. Началось у них, как обычно у всех начинается. Познакомились. Хороший парень, вернувшийся с войны, был для молоденькой школьницы авторитетом. Где-то их пути скрестились. А теперь один из них тесно связал себя с общественной жизнью, а другой бьется, чтобы получить маленькую собственность на окраине города, и эта собственность губит его. Был интересным парнем, а стал серым, как будни; школьница же превратилась в женщину с запросами, которая выбирает себе спутника не только по внешности; впрочем, внешность Ристны могла, конечно, тоже сыграть свою роль.

— Развода я ей все-таки не дам, — Рейн зацепился за эту мысль, как утопающий за соломинку.

Эсси пожал плечами.

— Задача судов бороться против легкомыслия. Легкомысленным развода не дают. А те, кто могут обосновать необходимость развода, получают его.

— Урве поступает сейчас именно легкомысленно, и я это докажу суду.

— В суде выступит и Урве. Думаю, она возьмет адвоката, который умеет доказывать не хуже тебя.

— Я тоже возьму адвоката.

— Послушай, я не юрист и не знаком даже с терминологией, но, будь я в теперешней ситуации адвокатом Урве, поверь, выиграл бы дело без малейших усилий.

— У нас сын!

— Мальчуган принадлежит матери.

— По какому праву? Она уходит, и она же еще отнимает у меня сына! Такого закона нет!

— Ты можешь доказать, что Урве морально разложившаяся женщина?

— Морально, — передразнил Рейн. — Какая это мораль, если она теперь с этим дьяволом Ристной...

— Она любит его. Знал бы ты, как увивались мужчины вокруг твоей жены. Сейчас один отвергнутый рыцарь набрасывается даже на ее очерки... Нет, что касается морали твоей жены, то тут тебе придраться не к чему. Кроме того, доходы у новой семьи солидные, ребенок не пострадает. Таковы юридические позиции. Думаешь, мне весело говорить тебе об этом, но что поделаешь. Попытаемся трезво ориентироваться в обстановке.

— Урве никогда так не любила парня, как я.

— Послушай, не начинай злить и меня. Ты родил его, да? Сам разрушил семью...

— Я разрушил?

— А кто же? Если ты видел, что с женой твоей что-то происходит, почему продолжал сумасшествовать на стройке, почему...

— Как же я мог бросить стройку?

— Не знаю. Я, очевидно, бросил бы... Чтобы потом не плакать. Ты стоял перед выбором — жена или дом. Ты выбрал дом. Я же предчувствовал это. Но неудобно совать свой нос в чужие дела, когда тебя не просят. Ты был в таком азарте со своим домом.

— В азарте, это верно.

Эсси немного подумал, вылил в стопку остатки коньяка и пододвинул ее приятелю.

— Помоги допить, не то я опьянею, а мне к вечеру сдавать театральную рецензию.

Рейн махнул рукой, но стопку все же осушил.

Мужчины замолчали.

Эсси думал о прошлом. Ему вспомнились девушки, которым больше всех из их роты нравился веселый стройный солдат Лейзик. И это тот самый человек? Тот парень, у которого был такой богатый выбор невест...

— Все-таки больше всего жаль Ахто, — сказал Рейн, угрюмо глядя в пол. Он ощутил тяжелую неизбежность случившегося, будущее перед ним было как в тумане. Из этого будущего с укоризной глядело суровое лицо отца и больная мать, улыбающаяся вымученной улыбкой. — Лучше бы мне исчезнуть с этой планеты...

— Слушай, друг, не становись сентиментальным. История крайне неприятная, но ты же еще не старик. За урок ты заплатил, конечно, дорого, но слова твоих страданий не облегчат. Время, время...

— Этой раны время не залечит, — скривил рот Рейн.

— Вот что — захочется тебе облегчить душу, приходи сюда. Можешь даже жить у меня, пока не достроишь свою несчастную «индивидуалку» и не въедешь в нее. У меня теперь ордер на эту комнату... так что, если хочешь, позаботься о раскладушке и...

— Раскладушка у меня уже есть...

— Тем лучше. Значит, договорились. Я сказал все, что думал. А ты поступай так, как велит тебе твое чувство. Наш Паюр хороший парень, но немного суховат. А в институте парторгом сейчас...

— Ах, к черту! Было время, когда и со мной говорили о вступлении в партию. А теперь я собираюсь искать партию, когда подо мной горит. Ты прав. Я не стану выяснять. Поговорю еще раз с Урве.

— Обязательно, и не откладывай.

— Сегодня утром она сказала мне — поздно. Она все время повторяет — поздно, поздно.

— А ты на нее парнем воздействуй. Это ведь серьезное дело. Как ты себе представляешь будущее? Тебе ясно это? Как вы жить станете, если она с тобой помирится? Может, есть смысл бросить стройку хотя бы на год?

— Она уже... не поверит мне. Я говорил с ней, но Урве сказала, что если я буду учиться только из-за нее — она не хочет.

После ухода Рейна Эсси долго еще сидел в насквозь прокуренной комнате. Непрочная пробка от бутылки в его тонких пальцах раскрошилась. Урве права, говоря, что так она не хочет. Ведь притворство только прибавило бы страданий. Все равно остались бы сомнения, ревность, недоверие...

Когда Урве могла сказать так?

Странно, человек прав и рассуждает как будто логично, но почему это оставляет такой неприятный осадок? Не потому ли, что этот человек, будучи еще девчонкой, вернувшись из школы с туго набитым портфелем в одной руке и хлебом в другой... Как побледнело ее лицо, когда она схватила письмо, и как она растерялась под взглядом незнакомого солдата, даже не поблагодарила его сразу, а крикнула «спасибо» сверху, когда он уже спустился... Вот ты сейчас осуждаешь ее, но будь до конца честен. Зачем ты стараешься вырвать из памяти то теплое чувство, которое могло окрепнуть и стать большим и сильным, если бы ты безжалостно не подавил его.

Эсси смахнул кусочки пробки в корзину для мусора и стал собираться в редакцию. Но на площади Виру внезапно принял другое решение и сел в трамвай, идущий в Кадриорг.

Ристна был в кабинете директора института. Пятнадцать минут вполне достаточно для того, чтобы подготовить первую фразу для предстоящего резкого разговора. Но Эсси так и не осуществил своего намерения. Чем дольше он следил за машинисткой, быстро отстукивавшей текст на большой пишущей машинке, тем яснее ощущал бессмысленность своего прихода. Возможно, он так бы и ушел, не повидав Ристну, останься тот в кабинете директора подольше.

Ристна вышел из кабинета, подошел к секретарше и протянул ей какой-то сильно выправленный план.

— Спешно, как всегда. К завтрашнему дню, в трех экземплярах, пожалуйста.