Донна Тартт - Маленький друг

• Название: Маленький друг
• Автор: Донна Тартт
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088752-1

Второй роман Донны Тартт, автора знаменитого “Щегла”, вышел в свет в 2002 году. Девятилетнего мальчика Робина находят повешенным во дворе родительского дома. Убийцу найти так и не удалось. Когда случилась эта трагедия, сестра Робина Гарриет была совсем маленькой. Теперь она – упрямый, волевой, решительный подросток. Она решает во что бы то ни стало найти и покарать убийцу, но и не догадывается поначалу, какую опасную игру она затеяла.

---

Он ворвался в комнату без стука. Гарриет лежала на кровати, и пульс Хили, и без того учащенный, и вовсе разогнался, когда он увидел белую впадину ее подмышки, ее грязные загорелые ноги. Была всего-то половина четвертого, но Гарриет уже переоделась в пижаму, а ее шорты с майкой, скомканные и вымазанные чем-то черным и липким, валялись на коврике у кровати.

Хили отшвырнул их ногой, пыхтя, шлепнулся на кровать, в ногах у Гарриет.

– Гарриет! – От волнения он едва мог говорить. – В меня стреляли! Кто-то стрелял в меня!

– Стреляли? – Дремотно скрипнули пружины, Гарриет перекатилась на другой бок, поглядела на него. – Из чего?

– Из ружья. Ну, то есть стреляли почти в меня. Понимаешь, я там сидел, на берегу, и вдруг – пиу! – вода во все стороны. – Он что было сил замахал руками.

– Как это – стреляли почти в тебя?

– Ну, правда, Гарриет, я не вру. Пуля просвистела прямо у меня над головой. Я в таких колючих кустах спрятался! Ты только посмотри на мои ноги! Я…

Он испуганно смолк. Гарриет глядела на него, опершись на локти, глядела внимательно, но спокойно и уж точно безо всякого сочувствия. Поздновато он осознал свою ошибку: восхищения от Гарриет не дождешься, конечно, но давить на жалость не стоило вовсе.

Он спрыгнул с кровати, прошагал к двери.

– Я швырнул в них камнем, – храбро сказал он. – И стал на них кричать. Тогда они убежали.

– Из чего они стреляли? – спросила Гарриет. – Из воздушки, что ли?

– Да нет же, – Хили расстроенно помолчал: ну как же так объяснить, чтоб она поняла – это не шутки, ему угрожала опасность. – Ружье было настоящее, Гарриет. И пули были настоящие. Негры как кинутся врассыпную. – Он вскинул руку, не находя подходящих слов, чтобы все описать – палящее солнце, мечущееся между берегами эхо, хохот, панику.

– Ну почему ты со мной не пошла? – прохныкал он. – Я так тебя просил.

– Если они стреляли из настоящего ружья, то очень глупо было с твоей стороны кидаться в них камнями.

– Нет! Я этого не.

– Именно это ты и сказал.

Хили глубоко вздохнул и вдруг почувствовал, что выдохся – навалились усталость и безнадега. Он снова присел на кровать, взвизгнули пружины.

– Разве тебе не интересно, кто стрелял? – спросил он. – Это было так дико, Гарриет. Просто… дико.

– Ну, конечно, мне интересно, – сказала Гарриет, хотя по ней так и не скажешь, что это ее волнует. – Кто стрелял? Подростки баловались?

– Нет, – обиженно ответил Хили. – Взрослые. Здоровые мужики. По поплавкам палили.

– А почему они в тебя стреляли?

– Да они во всех подряд стреляли. Не только в меня. Они. Гарриет встала, и он умолк. Только сейчас до Хили дошло, что она в пижаме, что руки у нее вымазаны чем-то черным и что ее перепачканная одежда валяется на коврике.

– Эй, подруга. Это что за дрянь такая черная? – сочувственно осведомился он. – Случилось чего?

– Я нечаянно оторвала птице крыло.

– Фу-у. Как так вышло? – спросил Хили, на миг позабыв о своих неприятностях.

– Он увяз в битуме. Он все равно бы умер или его бы кошка съела.

– То есть дрозд был живой?

– Я пыталась его спасти.

– А с одеждой как быть?

Она рассеянно, удивленно глянула на него.

– Ты его не ототрешь. Битум не оттирается. Ида тебя отлупит.

– Ну и плевать.

– Посмотри, и вот тут. И тут. Да весь ковер в пятнах.

Несколько минут в комнате стояла полнейшая тишина, которую нарушало только гудение оконного вентилятора.

– У мамы дома есть книжка про то, как выводить разные пятна, – тихонько сказал Хили. – Я там искал, как вывести пятна от шоколада, когда забыл батончик в кресле и он растекся.

– Вывел?

– Не целиком, но если б мама увидела, каким пятно было до этого, то вообще бы меня убила. Давай сюда одежду. Отнесу ее домой.

– Вряд ли в книжке будет про пятна от битума.

– Ну тогда я ее просто выброшу, – сказал Хили, радуясь, что хоть теперь Гарриет обратила на него внимание. – Глупо же будет совать ее в ваш мусорный бак. Давай, – он подбежал к кровати с другой стороны, – помоги мне ее передвинуть, тогда Ида пятен на ковре не заметит.

Одеан, горничная Либби, приходила и уходила, когда ей вздумается, вот и теперь она ушла, бросив на столе в кухне раскатанное тесто для пирога. Когда пришла Гарриет, стол был припорошен мукой, завален яблочной кожурой и комками теста. Либби – хрупкая, миниатюрная – сидела за дальним концом стола и пила слабенький чай из чашки, которая в ее испещренных пигментными пятнами ручках казалась просто огромной. Либби трудилась над газетным кроссвордом.

– Моя дорогая, я так рада, что ты зашла.

Ни слова о том, что Гарриет заявилась без предупреждения, ни единого упрека: это тебе не Эди, та моментально бы отчитала Гарриет за то, что она вышла из дому в джинсах и пижамной куртке, да еще и с грязными руками. Либби рассеянно похлопала ладонью по сиденью стоявшего рядом стула.

– В “Коммершиал аппил”, новый составитель кроссвордов, и они теперь такие сложные. Всякие старинные французские словечки, научные термины и тому подобное, – она ткнула притупившимся карандашом в смазанные квадратики. – “Металлический элемент”. Начинается он с “Т”, потому что еврейское пятикнижие – это точно “Тора”, но ведь нет металла на букву “Т”. Или есть?

Гарриет задумалась.

– Нужно узнать еще одну букву. Это либо “тантал”, либо “таллий” – но и там, и там по шесть букв.

– Милая моя, какая ты умница. Я про такое даже не слыхала.

– Вот, пожалуйста, – сказала Гарриет. – Шесть по вертикали. “Судья или арбитр”. Это “рефери”, оканчивается на “и”, значит, металл “таллий”.

– Ну и ну! Сколько всего теперь дети в школе учат! Мы вот в твоем возрасте никаких гадких старых металлов не проходили, ничего такого. Одну арифметику учили да историю Европы.

Они вместе принялись решать кроссворд и застряли на “женщине сомнительного поведения”, девять букв, начинается на “л”, но тут наконец вернулась Одеан и принялась так энергично греметь кастрюлями, что им пришлось ретироваться к Либби в спальню.

Из четырех сестер Клив замужем ни разу не была только Либби – самая старшая, хотя, впрочем, все они (кроме трижды замужней Аделаиды) в душе были старыми девами. Эди развелась. О таинственном союзе, в результате которого на свет появилась мать Гарриет, никто и никогда не упоминал, хотя Гарриет страшно хотелось разузнать побольше и она постоянно приставала к бабкам с расспросами. Но ей удалось отыскать всего-то пару старых фотоснимков (безвольный подбородок, светлые волосы, натянутая улыбка) да подслушать несколько фраз, которые только сильнее подогрели ее любопытство (“…любил пропустить стаканчик…”, “…сам себе и навредил.”), а так – о деде со стороны матери Гарриет наверняка знала только то, что он какое-то время лежал в больнице в Алабаме, где и умер несколько лет назад. Маленькая Гарриет одно время носилась с идеей, которую вычитала в книжке “Хайди, или Волшебная долина”: мол, именно ей под силу воссоединить семью, если только ее отвезут к деду в больницу. Ведь Хайди сумела очаровать нелюдимого швейцарского дедушку в Альпах, сумела “вернуть его к жизни”.

– Ха! Даже не надейся, – сказала Эди, с силой продернув запутавшуюся в шитье нитку.

Тэт в браке повезло больше – она прожила девятнадцать вполне счастливых, хоть и несколько однообразных лет с мистером Пинкертоном Лэмом, владельцем местной лесопилки, мистером Пинком, как все его звали, который умер от закупорки сосудов еще до рождения Эллисон и Гарриет, упал замертво прямо возле пилорамы. Дородный, обходительный мистер Пинк носил живописные брезентовые краги и теплые твидовые пиджаки с пояском, был гораздо старше Тэт и не мог иметь детей. Они поговаривали об усыновлении, но разговоры эти так ничем и не закончились, да и Тэт не слишком печалилась ни по поводу своей бездетности, ни из-за вдовства – более того, со временем она и позабыла, что когда-то была замужем, и всякий раз даже немного удивлялась, если ей об этом напоминали.

Оставшаяся старой девой Либби была на девять лет старше Эди, на одиннадцать – старше Тэт и на целых семнадцать – Аделаиды. Из всех сестер Либби была самая невзрачная – блеклая, плоскогрудая, близорукая с самого детства, но, впрочем, замуж она не вышла только потому, что себялюбивый старый судья Клив, несчастная жена которого не пережила четвертых родов, вынудил Либби остаться дома и заботиться о нем и трех младших сестрах. Ловко сыграв на жертвенной натуре бедняжки Либби и разогнав всех ее потенциальных ухажеров, судья обзавелся бесплатной нянькой, кухаркой и партнершей по криббиджу и умер, когда Либби было уже под семьдесят, не оставив ей ничего, кроме кучи долгов.

Ее сестер терзало чувство вины, как будто это не их отец, а они обрекли Либби на пожизненное рабство. “Какой стыд! – говорила Эди. – Ей было всего семнадцать, а папочка взвалил на нее двоих детей и младенца”. Но Либби несла свой крест с улыбкой, ни о чем не жалея. Она боготворила своего мрачного, неблагодарного папашу и почитала за честь сидеть дома и заботиться об осиротевших сестрах, которых она обожала беззаветно и сверх всякой меры. Поэтому младшие сестры, в которых Либбиной мягкости и в помине не было, за эту ее щедрость, терпеливость, безропотность и неизменно доброе расположение духа при жизни возвели ее в ранг святых. В молодости Либби была бесцветной простушкой (хотя стоило ей улыбнуться, и она становилась ослепительно хороша собой), зато сейчас, в свои восемьдесят два года благодаря огромным голубым глазам и белоснежному облаку волос, благодаря шелковым туфелькам, атласным жакеткам и пушистым кардиганам с розовыми бантиками она вдруг стала по-детски очаровательна.