Жорж Клотц - Доллары за убийство Долли [Сборник]

• Название: Доллары за убийство Долли [Сборник]
• Автор: Жорж Клотц
• Издательство: Республика
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5—250—02384—3

В этой книге представлены три французских романа, объединенных детективным жанром.

Первый из них принадлежит перу короля французского детектива Ж. Сименона. Поклонники комиссара Мегрэ вновь встретятся с ним в истории, которая началась с анонимного письма: «Переплетчик с улицы Тюренна сжег труп в топке своего калорифера…»

Роман «Доллары за убийство Долли» написан современным французским писателем П. Ковеном, известным под псевдонимом Клотц. Имя его ново для нашего читателя, он знаменит целой серией детективов, в которых действует смелый авантюрный герой, неизменно оказывающийся в центре драматических событий.

И, наконец, старинный детектив… Роман М. Левеля впервые вышел на русском языке в 1909 г. и долго не переиздавался. Герой его — молодой журналист, ставший случайным свидетелем ужасного преступления, — внезапно решает взять вину на себя…

Книга рассчитана на широкий круг читателей, и мы надеемся, что встреча с разными по стилю авторами детективных романов доставит всем удовольствие.

---

Было уже почти темно, когда он наконец вернулся домой. Увидев его, швейцар объявил, что за ним два раза приходили из редакции «Солнца» и что его спрашивал какой-то господин, не захотевший сказать своего имени. Кош начал расспрашивать о нем, но не мог ничего понять из объяснений швейцара. В другое время он только бы подумал:

«Не беда! Придет еще!..»

На этот раз он это выразил громко и продолжал волноваться и строить догадки. Часы пробили семь, и он решил, не заходя к себе в квартиру, отправиться в редакцию.

Там его ждали с нетерпением. Завидев его, секретарь редакции рассыпался в вопросах и упреках:

— Целые сутки только и делают, что его ищут. Его поведение необъяснимо. Его совсем не видать; неизвестно, где он пропадает. Накануне, после телефонного разговора, его нигде не могли найти. Сегодня, когда он знает, что его сообщений ждут с лихорадочным нетерпением, он пропадает с восьми часов утра. Из-за него «Солнце» потеряет всю выгоду своего сенсационного известия. Теперь все газеты настолько же, если не больше, осведомлены, как и он. Уже в вечерних номерах есть длинные статьи насчет убийства на бульваре Ланн.

Он раскрыл перед ним вечернюю газету:

— Вот интервью с комиссаром! Вы видите, что была возможность получить справки; эта статья была написана не позже половины двенадцатого! А вы, вы в одиннадцать часов ничего не знали!.. Ну что же, тем хуже для вас — я позвоню этому господину, чтобы он пришел, и поручу ему это дело.

Кош дал ему докончить, затем спокойно сказал:

— Позвольте мне сказать два слова?.. Вы говорите, что эта статья была написана в одиннадцать часов?

— Совершенно верно, в половине двенадцатого, самое позднее.

— Эта статья была написана не ранее половины первого или даже без четверти час…

— Полчаса разницы не имеет значения.

— Извините! Имеет, даже очень большое…

— Как можете вы так точно знать час, когда была написана статья?

— Потому что я сам ее диктовал… точно так же, впрочем, как я ее продиктовал для трех утренних газет.

— Нет, это уж слишком! Так, значит, интервью с комиссаром имели вы, и для каких-то неизвестных целей; чтобы разыграть роль доброго товарища, вы добровольно все рассказали другим? Вся пресса будет завтра обладать тем, что должно было принадлежать только нам! Это черт знает что!..

— Увы, знать об этом будет не вся пресса, к моему великому сожалению… Только три или четыре газеты не из самых важных…

— Послушайте, Кош, бесполезно продолжать этот разговор. Вы, по-видимому, находитесь в ненормальном состоянии. С другой стороны, нам невозможно поручить такому сумасбродному сотруднику важное дело, требующее неутомимой энергии и деятельности… Правда или нет ваш рассказ об интервью с комиссаром? Не имеет значения… Мое решение принято уже четыре часа тому назад: вы можете пройти в кассу и получить там жалованье за три месяца. Вы нам больше не нужны…

— Очень приятно это услышать. Я только что хотел просить вас освободить меня от моих обязанностей. Вы сами возвращаете мне свободу и прибавляете еще трехмесячный гонорар. Это больше, чем я мог ожидать… Я, правда не совсем хорошо себя чувствую… Я устал, нервничаю… Мне нужен отдых, спокойствие… Через некоторое время, когда я поправлюсь… я зайду повидаться с вами… Теперь же я уеду… Куда? Я еще и сам не знаю… Но парижский воздух мне вреден…

— Вот внезапное решение, — заметил секретарь редакции. — Вчера еще вы были совершенно здоровы… Сегодня же вы слишком плохо себя чувствуете, чтобы продолжать работать… Ведь все еще можно исправить… Зачем закусывать удила и ради бравады говорить, что вы желали покинуть нас… Забудем то, что я вам сказал и что вы ответили, и отправляйтесь скорей редактировать вашу статью… Я знаю вас и знаю, что вы найдете, что написать… Что вы, наверное, не хуже, если не лучше осведомлены, чем другие… Ну что же, голубчик, решено?

Но Кош отрицательно покачал головой:

— Нет, нет. Я ухожу… Я должен уйти… Я должен…

— Не хотите ли вы, пожалуй, бросить нас в такую трудную минуту, чтобы перейти в другую газету? Если вы хотите прибавки, проще было бы сказать это.

— Нет, прощайте, я прибавки не желаю, в другую газету не перехожу… Я просто хочу вернуть себе полную свободу, а временно или навсегда — это покажут обстоятельства…

И голосом, в котором слышна была легкая дрожь, он прибавил:

— Даю вам честное слово, что я не предприму ничего, что может повредить нашей газете, и что вы напрасно подозреваете меня в каких-то тайных целях. Расстанемся добрыми друзьями, прошу вас… Еще одна просьба. Так как я нуждаюсь в отдыхе, в полном одиночестве, так как я хочу пожить вдали от парижского шума, любопытства равнодушных и забот друзей, но, с другой стороны, мне бы не хотелось, чтоб мой отъезд походил на бегство, прошу вас, спрячьте у себя все письма, которые придут сюда на мое имя. Не оставляйте их в моем отделении: покажется странным, что я не оставил адреса, куда их пересылать… Вы отдадите их мне, когда я вернусь…

— Это ваше окончательное решение?

— Окончательное.

— Понятно, я не буду вас допрашивать, куда вы направляетесь, но все же, я думаю, вы можете сказать мне, когда вы едете?

— Сегодня же.

— А когда думаете вернуться?

Кош сделал неопределенный жест рукой:

— Не знаю сам…

Затем пожал руку секретарю редакции и вышел.

Очутившись на улице, он вздохнул с облегчением.

В несколько минут он составил себе весь план действий. Входя в редакцию, он был озабочен, взволнован. Со вчерашнего дня события шли с такой быстротой, что у него не было времени обдумать, как ему следовало вести себя. Целью его было заставить полицию сомневаться, незаметно привлечь на себя ее внимание и действовать так, чтобы она могла видеть в нем возможного преступника и в конце концов арестовать его.

Но для того чтобы достигнуть этого, ему нужно было быть свободным, не быть чем-то связанным, иметь возможность по своему желанию изменить свою жизнь, свои привычки. Будучи сотрудником «Солнца», он не мог напечатать то, что ему было известно, и подписать своим именем. И даже если бы он это напечатал, слова его имели бы значение только как мнение журналиста. Наконец, какая логика в том, чтобы человек сам описал преступление, в котором должен быть обвинен!

К тому же такое испытание не могло длиться без конца. Полиция, направленная на ложный след, могла равнодушно отнестись к делу и сдать наконец его в архив. В таком случае ему, Кошу, оставалось только написать самому на себя анонимный донос, иначе его оставят в покое, а этого он ни за что не хотел.

Он колебался, возвращаться ли ему к себе или нет, и решил, что лучше больше не показываться в своем доме. В кармане у него было около тысячи франков — неустойка, заплаченная ему «Солнцем». Этого было вполне достаточно, чтоб прожить несколько недель. Его жизнь дорого не будет стоить: комната где-нибудь в отдаленном квартале, обеды в маленьких кафе; выездов никаких. Насчет этого он был спокоен. С той минуты, как подозрения обратятся на него, его отъезд примет вид бегства и совпадение его со временем открытия преступления придаст особый вес существующим против него уликам.

Около десяти часов он решил, что пора поискать убежища на ночь. Сперва он подумал о Монмартре. В этом живом, суетливом квартале нетрудно пройти незамеченным среди кутил, артистов и всякого рода двусмысленных личностей, снующих там день и ночь. Но от площади Бланш до площади Клиши, от площади Св. Георгия до улицы Коленкур он на каждом шагу рисковал встретить знакомого.

Шумное и неспокойное население Ла Вильетт и Бельвиля могло также служить надежным убежищем, но полиция делала туда слишком частые нашествия, и, не будучи трусом, он все же предпочитал квартал, где менее в ходу кулачная расправа. Он вспомнил то время, когда он начинающим журналистом захотел пожить жизнью Латинского квартала среди студентов, представлявшихся его воображению подобными героям Мюрже [15]. Он нанимал тогда в конце улицы Гей-Люссака маленькую комнатку, вся меблировка которой состояла из железной кровати, стола, служившего одновременно и туалетом, и письменным столом, и большого деревянного сундука.

Он не прочь был очутиться опять, хотя бы на несколько дней, в этом уголке столицы, где когда-то неопытным юношей прожил дни иллюзий и энтузиазма.

К тому же в Латинском квартале или вблизи него он будет достаточно близко к центру, чтобы все новости доходили до него, и в то же время достаточно далеко, чтобы никому не пришло в голову искать его там.

Бульвар Сен-Мишель, наполненный весельем и светом, заинтересовал его. Он зашел в кафе около Люксембурга и съел бутерброд, чтобы заморить червячка, потом просмотрел газеты.

Даже «Temps», серьезный «Temps» посвящал на своей четвертой странице около двухсот строк преступлению на бульваре Ланн. В сущности, это было самое обыкновенное убийство. В Париже подобные преступления открываются каждый день, и за исключением лета, когда газеты за неимением интересных новостей помещают что попало, им отводится несколько строк на последнем месте, и дело с концом.