Татьяна Иларионова - Немцы на государственной службе России. К истории вопроса на примере освоения Дальнего Востока

• Название: Немцы на государственной службе России. К истории вопроса на примере освоения Дальнего Востока
• Автор: Татьяна Иларионова
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98604-179-7

В книге профессора, доктора философских наук Т.С.Иларионовой впервые в обобщенном виде представлена история привлечения на государственную службу Российской империи иностранцев, прежде всего немцев, их вклада в исследование и освоение Приамурья и Приморья, в установление отношений нашей страны с государствами Дальнего Востока.

Книга рассчитана на всех тех, кто интересуется проблемами отечественной истории, истории российских немцев, прошлым Дальнего Востока.

---

И.Ф.Маменс (Ревизион-коллегия) имел купленных и приданого жены 119 душ, титулярный советник И.Виттиг (контора Бахмутских соляных заводов) сразу же после крещения приобрел 12 душ в слободе Муратовка Бахмутской провинции [142].

Принципиальным является вопрос о статусе иностранных подданных на русской дипломатической службе. В предисловии к книге Избранта Идеса и Адама Бранда «Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695)» М.И.Казанин указывал: «Ознакомление с архивной документацией XVII и начала XVIII в. несколько обогащает номенклатуру дипломатических представителей. Так, Ф. А. Головин был послом, Спафарий – посланником, Идес по тексту статейного списка – посланным, а по тексту верительной грамоты – посланным, поверенным, Игнатий Милованов и Агапит Плотников – гонцами. Но существовали, как мы видели, «легкие гончики» и купцы – дипломатические уполномоченные, не имевшие никаких рангов. Например, Лоренц Ланг сопровождал в 1719–1721 гг. посольство Измайлова в Пекин и остался в качестве «российского агента» в империи Цин. То есть он совмещал дипломатические, торговые и консульские функции.

Можно дать периодизацию своего рода «огосударствления» иностранцев, поступавших на службу царю и русскому Отечеству. На первом этапе, начавшемся с возникновения русского государства, цари по своему усмотрению выбирали себе слуг, им было все равно, откуда человек прибыл, главным было его стремление служить, исполнять поручения лучше всех. Это было принято и при дворе Алексея Михайловича и, особенно, при Петре I. Традицию продолжали императоры и императрицы в XVIII веке. Лишь Великая Французская революция, изрядно напугавшая царизм, а потом и Наполеон что-то «сломали» в этой машине: все государства Европы начинают строить национальные государства, фактор подданства, гражданства начинает все больше играть свою роль, хотя в абсолютистских монархиях все равно все оставалось в руках правящей семьи – она, а не закон, решала, кому где быть, не очень оглядываясь на формальности.

Для России были важны и еще одни «иностранцы» – те, кто пришел в империю вместе со своими землями. Речь о прибалтийских немецких баронах, которые стали российскими подданными после Ништатского мира, когда к России отошли Лифляндия и Эстляндия, и позже, когда в состав империи вошла и Курляндия.

Поскольку Анна Иоановна была курлядской принцессой, она обеспечила продвижение по службе многим «своим» – выходцам из крепких знатных курляндских родов. Это были цепкие люди, которые на полтора века закрепили за собой престижные посты в государственном аппарате, и многие немецкие администраторы на Дальнем Востоке, например, генерал-губернатор Корф в конце XIX века, были как раз из этого слоя «огосударственных» Россией иностранцев. Показательно: ни выходцы из Грузии, ни малороссы – никто по силе своего служебного продвижения не мог сравниться с прибалтийскими баронами.

Немецкое дворянство Прибалтики смогло обеспечить себе многочисленные привилегии и особый статус не только в самих Лифляндии, Эстляндии и Курляндии.

Только возникновение Германской империи в 1871 г. изменило ситуацию в корне. Теперь фактору подданства начинают придавать значение. А балтийское самоуправление постепенно, последовательно сокращается усилиями Петербурга в своем «объеме», выхолащивается. Эти изменения проходили в рамках общих административных реформ Александра II. Тогда же бурной стала общественная дискуссия «западников» и «славянофилов», внутриполитическое острие которой было направлено как раз против привилегий остзейских баронов.

Но окончательно все пошло по-другому с началом Первой мировой войны. Именно она открыто поставила вопрос о подданстве, заставив иностранцев, десятилетиями проживавших и работавших на территории России, сделать окончательный выбор: с Россией они или с Германией.

Вот почему и для анализа службы иностранцев на русском Дальнем Востоке вопрос о подданстве – не основной. Между теми, кто его принял, и теми, кто оставался подданным другого государства, на практике не было «китайской стены».

Заслуживает рассмотрения и еще один вопрос: почему первоначально на русской службе были иностранцы самого разного происхождения – шведы, греки, сербы, а затем в основном стали преобладать немцы в самых разных сегментах управления.

В XVIII–XIX веках основным фактором «комплектования» элиты из иностранцев был территориальный: точно так же, как в советское время сначала выходцы из Грузии «тянули» друг друга наверх, а затем им на смену пришли днепропетровцы, так и до революции не немцы «тянули» немцев, а прибалты – прибалтов, вестфальцы – вестфальцев, пруссаки – пруссаков, европейцы – европейцев – по территории исхода. И только со временем «освоение» сфер общественной и государственной жизни, начатое по территориальному принципу, проявило себя в определенной этнотизации немцами армии, статской и придворной службы. Они приезжали по земляческому, а не по этническому принципу – на родине он играл второстепенную роль. Но именно в России выходцы из разных германских земель постепенно начинают образовывать консолидированную общность, по сути, здесь они становятся немцами.

Многие иностранцы увидели Россию вовсе не с парадной стороны, а как ссыльные, попавшие в Сибирь из-за опалы императоров[143]. Одна из наиболее неординарных судеб – писатель и театральный деятель Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу, который после ссылки в Сибирь вернулся в Пруссию, где стал восприниматься как царский шпион и пал от руки террориста[144].

Если посмотреть на проблему более широко, то можно увидеть: всякое новое экономическое развитие, научный прорыв, благодаря которому открывались новые сферы деятельности – хозяйственной, политической, исследовательской, – требовал и новых сил, новых «трудовых ресурсов», способных эту деятельность осуществлять, готовых воспринять изменившиеся реалии и действовать сообразно этим реалиям. Такая внутренняя, «социальная» миграция, когда целые слои населения вдруг меняли свое «ремесло», была характерна для многих эпох: например, в России разночинцы стали символом просвещения, преобразований в деревне, вообще – в общественных отношениях, они артикулировали интересы тех, кто в силу своего малого образования был не способен это делать самостоятельно; при развитии естественных наук в конце XIX – начале XX века вдруг активными стали женщины – именно они идут в физику, едут учиться за рубеж, становятся врачами, открывают для себя работу по защите, говоря современным языком, прав человека, борются за равноправие; социалистическая революция потребовала также тех, кто был готов и мог ее осуществить – и на арену российской политической борьбы вышли многие евреи, абсолютно бесправные в царской империи и выплеснувшие свою энергию в преобразовании общества. Феномен «рекрутирования» определенных социальных групп для новых сфер деятельности наблюдается и сегодня: например, информационные технологии «забрали» молодежь – именно она легко и быстро воспринимает возможности, предоставляемые новой техникой, работает над их совершенствованием, является носителем возникшей философии информационного общества.

В России на определенных исторических отрезках «агентами» многих преобразований выступали иностранцы. Эту обусловливалось, конечно, социальными отношениями: крепостная страна, где человек лично, как раб, принадлежал другому человеку, вырвать из привычного окружения талантливого подданного, послать его учиться, дать ему ответственное дело становилось непосильной задачей даже для царя. И он отдавал предпочтение «готовым кадрам» – немцам.

Иностранцы были неутомимы, целеустремленны, они спать не давали центральному русскому правительству, постоянно направляя свои реляции, ставя новые задачи перед царями, утверждая, что нужно заключать договоры, проводить границу, укреплять военными крепости, решать проблемы перебежчиков и приграничной торговли. Именно эти люди, благодаря своему опыту, видели перспективу и вели отношения с Китаем, как и в освоение Сибири, Дальнего Востока, Арктики, вперед и вперед.

Судьбы иностранцев на царской службе – самый убедительный пример синхронизации усилий стран и народов в политике. Путь к общему миру, с единой шкалой ценностей, устремлений и надежд.

2. Европа по обе стороны дальневосточной границы

Китай в политике Европы

Россия на протяжении всей своей истории тесными связями, общей судьбой была соединена с Западом. Там черпала она новые идеи – от культурных, до политических, там она видела идеалы своего развития, со странами Европы она дружила или насмерть воевала. И в этом проявлялась суть двух половинок единого целого – христианского мира.

Китай пришел в Россию с Запада.

На Западе было страстное увлечение открытой, ранее неведомой империей, ее удивительной культурой, ее, как многим казалось, совершенным государственным устройством. Мода на Китай при европейских дворах определила целую эпоху, когда все сферы общественной жизни во Франции, Голландии, Великобритании, Австрии, Саксонии – от театра и литературы до государственных новшеств и политических дебатов – начинают развиваться под мощным воздействием этой новой, далекой, прекрасной страны.