Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

• Название: Лестница из терновника (трилогия)
• Автор: Максим Далин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012

Планета Нги-Унг-Лян – эволюционный курьез. Высшие организмы, обитающие на ней, не знают земного деления на два пола, совмещая признаки обоих в одном теле. Изначально обладающие как мужскими, так и (подавленными) женскими признаками, достигая зрелости, особи определяют свою принадлежность в индивидуальной схватке. Мир – настоящий биологический рай… работу земных ученых осложняет одно: венец нги-унг-лянской эволюции, при всех фундаментальных физиологических отличиях слишком похож на земного человека…

Уникальный ход эволюции порождает сильнейшее любопытство, внешнее сходство с homo sapiens  местных разумных  – и их красота – дезориентируют, а уклад и психология –  вызывают шок, и настоящую фобию.

Землянину Николаю, этнографу, предстоит попытаться разгадать тайны этого невозможного мира. Его дело – наблюдать, избегая вмешательства, за бытом и психологией «людей» в период средневекового феодализма. Он должен стать почти «своим»,  но, в конечном счете, лишенным сопереживания; быть в центре событий – оставаясь в стороне.

---

Ти-У кланяется, трёт глаза, уходит. Мне кажется, он бормочет что-то о «визитах в неподобающий час», но на его месте кто угодно ворчал бы, разбуженный ни свет, ни заря по барской прихоти.

Мы едим наскоро – и я вместе со своими аристократами. Ар-Нель увешался побрякушками, укутался в пушистый мех и выглядит безобидно, как зайчик – я начинаю понимать его тактику. Милый-дорогой Ча вечно держит джокер в рукаве, предпочитая, чтобы потенциальные противники не принимали его всерьёз. Молодец…

Ра, глядя на него, переплетает косу. Его рожица осунулась, выражение – решительное. Маленький Ра повзрослел в одночасье – внимательно слушает наши соображения, кивает, на всё готовый, а между бровей собрал острую складочку. Тяжело осознавать, что Деда Мороза не существует…

Мы выезжаем со двора разве что не затемно. Рассвет еле брезжит. Мир сер, белес; очень холодно. Я тихо радуюсь, что надел синтепленовую куртейку под шикарный дарёный плащ. Подо мной – обрезанная каурка, по статусу, но мои сообщники – на жеребцах.

По мне, жеребцы – гораздо менее удобный транспорт. С лошадьми в этом мире всё забавно: кобыл обычно в доме не держат, кобыл держит заводчик. Они тяжело существуют в конюшне и ходят под седлом, их дело – размножение, и никто не мучает скотину зря. Кобылы ходят в табуне; там же оставляют лучших жеребят, которым предстоит вступать в настоящие бои, когда они вырастут. Продаются жеребята-двухлетки, чуть-чуть не доросшие до зрелости и драк; обрезанные стоят дешевле, полноценные – дороже. Крестьяне обычно используют для извоза и полевых работ только меринов – те спокойны, послушны и нетребовательны, да и дешевизна важная вещь по мужицким доходам. Форс аристократа заключается в установлении контакта с полноценным жеребцом – более умным, горячим, нервным, требующим от человека опыта, твёрдой руки, терпения и искусства наездника. На жеребцах – любая здешняя кавалерия; в бой рвутся не только люди, но и кони, а тренированный боевой конь, не знающий страха в горячке сражения, подогретого инстинктом – отличный помощник, на которого можно положиться.

Со скотиной пониже рангом, чем кони, здешние фермеры управляются проще. Я ещё со времен поместья А-Нор помню: держат быка «на племя», а молодых бычков, предназначенных «в коровы» обрезают и дразнят племенного, провоцируя его спариваться. Скотники говорили, что выносливость животных такая операция довольно сильно понижает – но ведь на быках и свиньях не пахать, а плодятся они нормально. Долгие века бесконечной селекции постепенно выработали у сельскохозяйственной скотины терпимость к такой искусственной жизни.

Но лошади – это святое. С ними вступают в значительно более доверительную связь, чем на Земле; даже удила, скорее, средство управления, а не принуждения – как земной недоуздок. Истинный аристократ и настоящий наездник должен удержаться на своей лошади без седла и узды – управляя ею голосом и прикосновениями колена. Многим удаётся.

Ра, скажем, не по возрасту хорошо ладит с лошадьми. У него тореадорская посадка, а с жеребцом – те тёплые отношения, какие на Земле бывают у людей с собаками. Его гнедой встречает хозяина радостно, тыкается в плечо крупной усатой мордой с влажными глазами и торчащими, как у кабарги, клыками-бивнями. Такие бивни, просто-таки естественные стилеты, легко вспарывают кожаные куртки – это если цели не достигнет удар острого копыта, по рассказам конюхов, вбивающий пряжку ремня в позвоночник. С чужими лошадьми нужно быть очень осторожным. Идеальное боевое и верховое животное одновременно – на Земле таких нет. Воюющий мир…

Рыжий глянцевый жеребец Ар-Неля, плотный, тонконогий и очень красивый, с гривой, заплетенной в сложную прическу, косится на меня и злобно визжит. Ар-Нель угощает его кусочками вафли и половинками сушёных слив, но меня рыжая бестия всё равно не одобряет.

Сразу за воротами жеребцы срываются с места – их подгоняет жажда соперничества. Их хозяева чуточку бравируют навыками лихих наездников, поощряя своих зверюг меряться силами. Мой каурый вздыхает, припускаясь за ними; он, кажется, презирает эту тщету. Мне этот бедолага гораздо милее, чем свирепые необрезанные звери аристократов – я хорошо знаю, что от него ждать, я ему доверяю, он – мне. Я украдкой кормлю его акациевым сахаром, он не несёт, не кидается в драки – и слава Богу.

Лихим аллюром мы направляемся в столицу Кши-На, город Тай-Е, который, впрочем, местные жители предпочитают называть просто Столицей, словно Тай-Е – это её «священное», «благословлённое» имя, которое не называют вслух, обращаясь к родственникам. Столица – общая родина, или, во всяком случае, общая любовь. Отвлечённое, обобщённое название – явный признак нежного отношения жителей государства.

Зимняя дорога вызывает у меня приступ ностальгической грусти.

К полудню распогодилось. Стоит легкий морозец, градуса два-три ниже нуля по Цельсию, а вокруг – обычная сонная красота зимы, будто мы не в сорока восьми парсеках от Земли, а где-нибудь на Карельском перешейке. Под снегом и инеем деревья кажутся совершенно нашими, впечатление дополняют нги-унг-лянские кедры. Зимой они – вылитые европейские сосны, если не вглядываться пристально: такие они сизо-седые на морозе, с рыжевато-бурыми стволами, с ветвями, похожими на бронзовые канделябры… и пахнут похоже, то ли кипарисом, то ли примороженной елью. До весны ещё далеко, можно не вспоминать, что весной на молодых побегах кедров распустятся неуместные и неожиданные розово-лиловые пушистые соцветия, вроде жёлтых шариков, цветущих на земных вербах – а уж из них появятся сизо-седые крупные шишки… эхе-хе.

Хоть похоже на Россию… логическое продолжение той самой любимой профессиональной игры. Не будем себя обманывать, даже при виде деревень, на диво уютных зимой, чудесно пахнущих дымом, хлевом и печеным хлебом, почти как дома… А по пути нам попадаются крестьянские лошадки, везущие из лесу хворост на волокушах с полозьями – чем не дровни?

Мужики кланяются моим аристократам с почтением и любопытством – долго смотрят вслед. Ну да: куда это направились юные титулованные красавчики в ту пору, когда им положено сидеть у камина и играть в шарады? Юноши, не носящие статусных знаков «настоящих мужчин», вызывают пристальное и доброжелательное внимание окружающих, как девушки на Земле – оно и понятно. Нги-унг-лянский аристократик-девственник, как и земная барышня – для мужиков недосягаемая радость, небожитель, к которому плебеям не положено испытывать интерес такого рода, но за посмотр денег не берут, так?

День голубой и хрустящий, вышла приятная прогулка. Мы останавливаемся перекусить и покормить лошадей в трактире на въезде… в районный центр, хотел я сказать. Ну да, в тот самый город, Смотрителем которого служит Господин Эу-Рэ. Я тут впервые, Ра – тоже. Нам обоим хочется побродить и посмотреть, но Ар-Нель очень резонно полагает, что в положении беглецов не годится мозолить горожанам глаза. Пока лошади жуют «кукурузу», мы пьём горячую сладковатую «микстуру», которая здешней зимой плотно заменяет чай, ибо считается противопростудной, едим жареную свинину – и отправляемся дальше.

Проезжаем город, не задерживаясь. Я только и успеваю, что бегло взглянуть на знаменитый храм Благословенного Союза, построенный, по слухам, вокруг священного источника, смывающего с женщин бесплодие. Город – это пуды ускользающего от меня материала: улица оружейников, улица красильщиков шёлка, украшенная фонариками из образцов товара, рынок, расположенный на крытом сферической крышей пространстве, улица стеклодувов, мастерские каллиграфов и живописцев; центральный проспект – фасады роскошных особняков украшены лепниной в виде родовых орнаментов владельцев, над парадными подъездами – красные и голубые фонарики с Добрым Словом, обычно «Удача для Достойных» или «Любовь и Честь»… Ох, как мне хотелось бы всё тут рассмотреть…

Нам некогда. Я оставляю исследования до лучших времён – вдруг они и вправду наступят.

Останавливаемся на ночлег километрах в пятидесяти от столицы, на деревенском постоялом дворе. Рано темнеет; мои аристократы не хотят ехать настоящей ночью, да и лошадям нужен отдых.

В комнатушке – местном номере «люкс» – полутемно, накурено ванильной ароматической свечкой, но всё равно попахивает клопами. Хорошо еще, что, по местному обычаю, «удобства» – в пристройке, поодаль, и ими не несет внутри жилых помещений. А вот местные клопы – это плохо, они здорово кусаются, не делая для землян исключений. Хозяин, впрочем, божится, что в господских апартаментах паразитов нет; и он, и его сыновья, помогающие гостям устроиться, смотрят на аристократов с плохо скрытым восхищением. Надо быть здешними светскими снобами, чтобы неподдельно не видеть и не слышать всех этих плебейских восторгов – из-за неплотно закрытой двери я слышу жаркий шёпот: «Каков Господин, а? Эх, в жизни не станет драться с мужиком, а уж я бы ему показал…» – «Да, показал бы… чего он не видал-то? У него на эфесе – Сторожевой Пёс, чем бы ты его удивил – колом из забора?» – и печальный вздох. Плебеям можно только посочувствовать – но Ра и Ар-Нелю до них никакого дела нет.