Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

• Название: Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4425-0009-7

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».

Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.

Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.

В трилогии «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

---

Бомбы для этого теракта были изготовлены в динамитной мастерской «Боевой технической группы» Леонида Красина, располагавшейся в квартире писателя Максима Горького. Охранял мастерскую Симон Тер-Петросян (партийная кличка – Камо). Как видим, знакомые всё лица – почти все эти люди имели отношение к кровавой мартовской экспроприации в городе Кутаисе.

После взрыва на Аптекарском острове был принят закон о военно-полевых судах – дела о террористических актах стали рассматривать в течение 48 часов, а смертные приговоры приводить в исполнение в течение суток. Чрезвычайность подобных жестких мер Столыпин оправдывал тем, что, дескать, нельзя «щепетильничать», когда террористы входят в твой дом.

Всего военно-полевыми судами было вынесено 1102 смертных приговора.

Разговоры о покушении на Столыпина долго не прекращались. Всех особо возмущала нечеловеческая жестокость боевиков, которые, совершая свой террористический акт, не пощадили ни малых детей, ни женщин, ни случайных посетителей главы правительства.

В воспоминаниях Владимира Джунковского – о новых трагических событиях:

«13 августа, на другой же день, новое злодейское покушение – в Новом Петергофе, на перроне вокзала, пятью пулями был убит командир Лейб-гвардии Семёновского полка, Свиты генерал-майор Мин».

Георгий Мин с женой и дочерью ожидал на платформе прибытия поезда, когда к нему подошла одетая в чёрное молодая женщина и несколько раз выстрелила из пистолета. Стреляла 27-летняя Зинаида Васильевна Коноплянникова, входившая в состав Летучего боевого отряда эсеров Северной области. Генерал-майор Мин был приговорен к смерти за подавление вооружённого восстания в Москве, о чём ему (как и четверым другим приговорённым) было послано специальное письменное «уведомление».

Вновь обратимся к воспоминаниям Владимира Джунковского:

«В тот же день в Петергофе же, в Нижнем саду, во время музыки было совершено покушение на жизнь генерала Стааля. Генерал Стааль имел большое сходство с генералом Треповым, на жизнь которого и было направлено это покушение».

К сожалению, Джунковский не уточнил, на какого именно генерала Стааля покушались террористы. Возможно, это была месть за подавление сапёрного бунта, вспыхнувшего в Киеве 18 ноября 1905 года. По бунтовщикам открыли ружейный огонь. Было убито и ранено более ста человек. Команду стрелять отдал командир Миргородского пехотного полка Николай Фердинандович фон Стааль. Внешне он был похож на Дмитрия Трепова, но генералом стал только через шесть лет. Так что, вполне возможно, что террористы покушались на другого Стааля, имевшего «большое сходство» с генерал-губернатором Санкт-Петербурга.

Владимир Джунковский:

«В начале сентября от разрыва сердца скончался Д.Ф.Трепов. Последнее время он был очень нервен, мнителен, ему всё казалось, что за ним следят, что дом, где он жил, окружён революционерами; он доходил, как говорят, до галлюцинаций, особенно после покушения на генерала Стааля, которого злоумышленник принял за него. Он совсем не выходил из дому…».

Иными словами, охотившиеся за Треповым революционеры своего добились.

Эти трагические события, подробно описывавшиеся в тогдашних газетах, горячо обсуждались и в семье Маяковских.

Московская жизнь

Как-то на Бронной улице Володя и Оля Маяковские встретили знакомых кутаисцев – братьев Григория и Ладо Джапаридзе. Оба приехали в Москву поступать в университет и очень скучали. Ладо вспоминал:

«В тот же день мы отыскали дом Ельцинского недалеко от нас, где квартировали Маяковские. В те времена в Москве не практиковалось указывать в адресах номера домов. Как в большой деревне: улица такая-то, дом такого-то. И всё…

Мать семьи, незабвенная Александра Алексеевна, увидев кутаисцев, помню, приободрилась, и кроткие глаза её загорелись теплом.

– Трудно вам, детки, будет на первых порах, – утешала она нас. – Но… учиться-то надо. Вот и мои дети очень скучают по Кутаиси и Багдади, особенно Володя, но что делать! Надеюсь, тоже привыкнут к Москве. Моя Люда уверяет, что здесь очень мило, и скоро всем нам будет совсем хорошо».

Но для того, чтобы жизнь стала хорошей, многого не хватало. В «Я сам» (в главке «МОСКОВСКОЕ») говорится:

«С едами плохо. Пенсия – 10 рублей в месяц. Я и сёстры учимся. Маме пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные».

Александра Алексеевна Маяковская:

«Нам посоветовали одну комнату из трёх сдать. У нас появился знакомый Люды, грузин…

По приезде в Москву Володя и Оля познакомились с Медведевым – братом подруги Люды, коренным москвичом, и он знакомил их с Москвой».

Одна из сестёр этого «коренного москвича» была однокурсницей Людмилы Маяковской по Строгановскому училищу. Сергей (так звали её брата) встретил предложение познакомиться с приезжим пареньком без особого энтузиазма:

«Он был моложе меня года на два, и помню, когда мне сказала сестра, что сегодня придёт брат Людмилы Владимировны, Володя, мальчик тринадцати лет, я отнёсся к этому весьма пренебрежительно: что для меня этот маленький мальчик? Но, оказалось, пришёл не мальчик, а вполне сформировавшийся юноша, который не только по внешнему виду, но и по всей своей манере держаться выглядел значительно взрослее, чем я. Мы с ним познакомились, сошлись, и вскоре между нами установились близкие, приятельские отношения».

Учиться Володя Маяковский поступил в Пятую классическую гимназию, которую за 37 лет до этого закончил российский философ и поэт Владимир Сергеевич Соловьёв.

Среди одноклассников Маяковского был Саша Пастернак, младший брат другого Пастернака, Бориса, с которым Маяковского впоследствии судьба связала очень крепко. Борис Пастернак поступал в Пятую гимназию ещё в 1900 году, но его не приняли из-за процентной нормы (детей из еврейских семой брали в гимназии в ограниченном количестве). Поступил только на следующий год – пошёл сразу во второй класс.

Александр Пастернак писал в воспоминаниях:

«… в гимназии существовала группа «бесподкладочников», детей состоятельных родителей. Группа эта садистски мучила младших во время перемен, особенно новичков. Мрачноватый и физически развитый Володя Маяковский, прозванный «одноглазым Полифемом», внушал к себе такое отношение, что его не только не трогали, но у него искали защиты слабые. Его не так любили, как уважали».

«Новичка» Маяковского гимназисты охарактеризовали удивительно точно – ведь имя героя древнегреческих мифов великана-киклопа Полифема, сына Посейдона и нимфы Фоосы, означает «многоречивый» и даже (есть и такой перевод!) «много упоминаемый в песнях и легендах».

Александр Пастернак:

«Часто меня поражала в Маяковском какая-то его привлекательная наивная доверчивость, вероятно, результат его обособленной жизни, далёкой от мелких интересов гимназической среды. Он по своим качествам мог быть душой класса, если бы последний располагал к тому. Однако он не только не был душой – он был одинок в классе. Мои попытки сблизиться с ним не увенчались успехом, он на какой-то степени уходил в себя и замыкался. Между прочим, этим он отличался и позже».

Маяковский ходил на занятия не только в гимназию. Об этом – его мать:

«По вечерам Володя и Оля посещали вечерние курсы рисования при Строгановском училище».

А жизнь в тогдашней Москве продолжала быть чрезвычайно тревожной. Владимир Джунковский свидетельствует:

«14 октября в Москве было получено известие о грандиозном ограблении, имевшем место в Петербурге на углу Фонарного переулка и Екатерининского канала. В 11 часов утра на этом месте появилась карета Экспедиции заготовления государственных бумаг, эскортируемая конными жандармами и городовыми. В это время два молодых человека, выскочившие из ворот, бросили две бомбы. Лошади забились, карета остановилась, несколько жандармов и городовых были ранены, другие бросились за убегавшими бомбометателями. В это время из соседнего дома выскочили несколько человек и бросились к карете, которую, пользуясь суматохой, ограбили; украдено было около 600 000 рублей. Часть преступников была поймана».

А в квартире Маяковских в то же самое время появились постояльцы.

Первые жильцы

Самым первым жильцом, которого мы уже упоминали, был «знакомый Люды, грузин». Звали его Исидор Иванович Морчадзе. Он родился и поначалу жил в городе Кутаисе, где, по его собственным словам, занимался «революционной борьбой» вместе с Coco (Кобой) Джугашвили. В экспроприациях участие тоже принимал. О самом себе писал:

«Революция 1905 года заставила бежать меня из своего родного города, перейти на нелегальное положение и сделаться профессиональным подпольным революционным работником. В ноябре и декабре 1905 года я очутился в Москве, дрался на баррикадах в знаменитой в то время „Кавказской боевой дружине“. На одной из квартир, где собирался тогда революционный студенческий кружок, я встретился и познакомился с Людмилой Владимировной Маяковской, она тоже была революционеркой в полном смысле этого слова».