Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год

• Название: Пётр и Павел. 1957 год
• Автор: Сергей Десницкий
• Жанр: Русское современное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98604-210-7

Автор романа помещает своих героев в 1957 год, но с помощью отступлений и воспоминаний позволяет себе и им совершать экскурсы в прошлое, отчего роман по широте охвата событий обретает черты вселенские: здесь и войны, и раскулачивание, и непримиримая борьба с религией, и противостояние ей верующих, и репрессии, и реабилитация – всё, что пришлось пережить нашему многострадальному народу!

---

А через две недели они уже сидели в ординаторской, пили неразбавленный спирт, наперебой открывали друг другу свои не слишком удачливые жизни. Пили, не чокаясь, за погибших родных и друзей. И, торопясь, словно опаздывая куда-то, говорили, говорили, потом замолкали надолго, и опять говорили, и смеялись, и плакали… И любили… Договорились встретиться после войны, Алексей усмехнулся: "В 6 часов вечера…" Но… не встретились. Не сложилось… Что ж, бывает…

"Где ты, спасительница моя? Жива ли?.."

Уняв боль в груди, Алексей двинулся дальше. Подойдя к церкви, он тщетно попытался отмыть приставшую к сапогам грязь в разлившейся у порога луже, но, сколько ни тёр кирзу пучком пожухлой травы, ничего толком не добился. Только руки испачкал и рукава плащ-палатки замочил. Он скинул сапоги на крыльце, достал из глубокого кармана связку ключей но, прежде чем открыть храм, тщательно осмотрел тяжёлый, ещё дореволюционной работы амбарный замок с секретом и тайные, одному ему известные ловушки – не пробовал ли кто отомкнуть или взломать дверь?

С тех пор, как взяли отца Серафима, какая-то нечисть постоянно норовила залезть в храм. Алексей догадывался кто, но… "Не пойман – не вор." Вот и приходилось пускаться на всякие хитрости, чтобы если и не схватить ворюгу за руку, то хотя бы церковное добро уберечь. Самые драгоценные, старинные иконы в дорогих окладах он роздал на сохранение надёжным бабкам и единственному на всю округу непьющему из-за жесточайшей язвы желудка старику, а всю церковную утварь хранил у себя в избе, для чего специально соорудил хитрый тайник – на случай, если разбойник вздумает в дом к нему забраться. И только в престольные праздники, когда приезжал из города благочинный, все спрятанные иконы возвращались в церковь, так что казалось, будто по деревне крестный ход: идёт из всех домов тянулись к храму аккуратно прибраньге, в белых платочках бабульки с образами на руках.

Но сегодня всё было на месте: восковая печатка в самом низу двери у порога не тронута, конский волос у притолоки цел и невредим. Да и сам порог, посыпанный тонким слоем золы из печки, девственно чист. Перекрестившись, Алексей повернул ключ в замке.

В храме царил полумрак. Тусклый день с трудом пробивался сквозь закрытые ставнями окна, и лишь на иконостас падал неяркий свет из-под высокого купола центрального придела. В гулкой пустоте каждый звук, даже шорох отзывался ласковым эхом, так что чудилось, будто тёмные лики, глядящие с икон, перешептывались друг с другом о чем-то неведомом нам. О вечном.

"Хошь, не хошь, а в город завтра пойдешь," – с досадой подумал Алексей, открыв свечной ящик. На дне его сиротливо лежало всего несколько свечей. Он не любил эти вынужденные поездки и всякий раз старался отложить "на потом", уговаривал себя, упрашивал.

От деревни до города почти шестьдесят километров, и, чтобы попасть туда, надо было сначала добраться до большака. Либо пешком напрямки через лес, а это версты три, не меньше, либо уговорить Акима рискнуть и попытаться проехать километров пятнадцать на стареньком мотоцикле по разбитой просёлочной дороге. Однако, учитывая нынешние метеоусловия, а также запойное состояние мотоциклиста, и тот, и другой путь являл собой изрядную проблему. По шоссе два раза в день ходил рейсовый автобус, о чём возвещала железная табличка с буквой "А", прибитая к телеграфному столбу и обозначавшая, по-видимому, остановку. От ветров, жары и стужи, от снега и дождей надписи на этой табличке почти все стёрлись, и разобрать время прибытия или отправления автобуса из данного пункта было практически невозможно. Следовательно, приходилось полагаться на удачу и на наше вечное "авось". Тем более, автобус этот, по всей видимости, был сработан ещё во времена постройки Ноем своего ковчега, и, попав в его обшарпанное нутро, где местами вместо сидений, обтянутых залатанным дерматином, были привинчены к полу обычные табуретки, и даже купив за шестьдесят четыре копейки крохотный бумажный билетик, солидно именовавшийся проездным документом, пассажир вовсе не был уверен, что благополучно попадёт в пункт назначения данного маршрута. Отнюдь.

Поэтому Алексей предпочитал добираться до города на попутке. За "рупчик". И надёжней, и веселей. О чём только не переговоришь в дороге с шофёром? Столько новостей узнаешь!

Он невесело улыбнулся своим мыслям, достал из ящика тоненькую свечу и пошёл в правый придел, где на стене возле окна висела его любимая икона Пресвятой Богородицы – "Умиление".

Как только Алексей переступал порог храма, его неудержимо влекло к Ней. Так сын спешит к матери, чтобы рассказать всё о своих бедах и напастях, поделиться радостью, попросить совета. А Она уже ждёт – чуть склонила голову к правому плечу, сложила молитвенно руки на груди и прикрыла глаза… "Что у тебя?.. Говори, не бойся, я всё приму, всё пойму, бедный, несчастный мой человек…" И грудь стесняется необъяснимым волнением, и душа трепещет от страха и восторга, и слова молитвы сами вырываются из глубины сердечной!.. Но что самое поразительное – на иконе Она одна!.. Сын Её сладко спит в своей колыбели, поэтому говори. Говори, не смущайся, видишь, Она с тобой? Она ждёт. Только будь осторожен – сон Его очень чуток. Не потревожь.

Ещё на фронте, во время одной из коротких ночёвок в безымянном белорусском селе попался в руки Алексею измятый листок бумаги из школьной тетради в клеточку. На измятой страничке корявым, то ли старческим, то ли детским почерком была переписана молитва: "Вопль к Богоматери". Молитву эту он запомнил сразу, слово в слово, а сам листок зашил в ладанку, которую всегда носил на груди. Кто знает, может, вовсе и не Наталья Григорьевна, а этот клочок бумаги спас его тогда, в 44-м?..

"О чём молить Тебя, чего просить у Тебя?..

Ты, всё претерпевшая, всё премогшая, всё поймёшь.

Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнёт горя.

Ты, получившая в наследство весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой.

Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мною Ты пролила её, и пусть смоет она следы моих прегрешений.

Пусть очистит душу мою.

Вот я пришёл, я стою, я жду Твоего отклика, о Всепетая, о Владычице! Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце моё, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычице!..

Дай всем, кто зовёт Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицом к лицу поклониться Тебе… Аминь!.."

Держа в руке зажжённую свечу, он, стоя на коленях перед Матерью Небесной, всем сердцем, всей глубиной своей изнемогшей от необъяснимого счастья и великой скорби души повторял слова молитвы, и слезы сами текли по его щекам.

Скрипнула дверь, кто-то вошёл в церковь. Алексей смутился и, утерев слёзы, медленно поднялся с колен.

– Есть тут кто живой?

"Оо-ой!.." – голос вошедшего отозвался под сводами храма гулким эхом.

У дверей стоял незнакомый человек. Небольшого роста, в стареньком, но опрятном ватнике, в шерстяных, домашней вязки носках (обувь он, видать, тоже оставил за порогом), с небольшой котомкой за плечами. Незнакомец с первого взгляда производил какое-то светлое, аккуратное впечатление. К тому же слегка вьющиеся волосы на голове, брови и даже ресницы над прозрачными серыми глазами были у него совершенно белого цвета.

– Доброго здоровья, – сказал он, почтительно склонив голову.

"Точно братец Иванушка из сказки, " – подумал Алексей и тоже поклонился.

– Здравствуйте.

– А ты никак раб Божий Алексий? Я не напутал? – улыбнулся "братец Иванушка".

– Да нет… – раб Божий был удивлён. – Он самый.

Незнакомец негромко рассмеялся.

– А ведь ты угадал: меня Иваном зовут. Что смотришь? Или что не так?

– Почему?.. – Алексей растерялся, этот человек совершенно сбил его с толку – Всё так…

– Что с отцом Серафимом?.. Куда это он подевался?..

– A-а!.. Так вы к нему? – осведомлённость незнакомца становилась понятной.

– К нему, мил человек, к нему… Жив ли?.. Здоров?..

– Забрали его… Уже пять лет, как забрали. А жив он, здоров ли – неведомо. Шесть лет вкатили… без права переписки.

– То-то я смотрю, избёнка его заколочена. Я, грешным делом, решил, и церковь порушили, это по нонешним временам – вещь, прости Господи, обыкновенная. Ан нет, еще издалека угадать можно – живой храм, тёплый. Видать, твоими стараниями, Алёша?

– Моя заслуга в том невелика, – Алексей смутился. – Я что?.. Староста… От меня требуется убрать, протопить, свечами да лампадным маслом запастись, и всё… Вот председатель нашего колхоза Герасим Тимофеевич, тот – другое дело!.. Это он перед властями хлопочет… В прошлом году добился, наконец: теперь наш Храм архитектурно-исторический памятник.

– Ишь ты!

– Он, хотя и член партии, председатель наш, но верующий. Не напоказ, конечно, тайком, но… даже посты соблюдает.