Юрий Тупицын - В дебрях Даль-Гея

• Название: В дебрях Даль-Гея
• Автор: Юрий Тупицын
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00219-4

Романы из цикла «Даль-Гей» переносят читателя в далекое будущее, в прекрасный мир, населенный честными, благородными и отважными людьми. Человечество, осваивая просторы дальнего космоса, встречает другие разумные гуманоидные расы. Законы инопланетной цивилизации подчас противоречат обычаям землян. Назревает конфликт Но разумные существа, даже рожденные на разных планетах, всегда могут найти общий язык…

---

Алексей нацедил себе вторую порцию и выпил теперь сразу, пачкая губы пеной. Все еще гудящая от перегрузок, мутноватая голова начала светлеть, поярчели краски корабельного интерьера, скульптурное, рельефнее во всех линиях стало лицо командира. Конечно, в этой реакции было и немало чистой психологии: организм «знал», что тоник под названием «Глоток солнца» принесет ему облегчение, и торопился отреагировать, опережая физиологию событий. И слава Богу, что торопился!

— Хороший тоник, — похвалил Алексей, облизывая выпачканные пеной губы. — Научились делать то, что надо. Вот только от названия остается какой-то черно-белый привкус. Ты не находишь?

Поскольку командир отмолчался, Кронин с прежней неторопливостью продолжал:

— Скажем, голубая мечта. Это прекрасно как с точки зрения поэзии, так и с точки зрения математики. А голубая абстракция? Или, допустим, черно-белая мечта? По-моему, это издержки больного воображения. Но в данном конкретном случае я говорю не об абстракциях вообще, а об абстракциях топонимики, относящейся к напиткам, которые нам поставляют базы. Да не опустеют их склады и хранилища! Еще пять лет тому назад нас угощали тониками с очень понятными, простыми, как и сами содержащие их сифоны, названиями: «Весна», «Земляничная поляна», «Княженика» и прочая, и прочая, и прочая. Помнишь? А потом произошла культурно-напиточная революция и восторжествовали абстракции: «Глоток солнца», «Лунные тени» и даже «Аку-аку». Черт-те что! С чего бы это! И не наводит ли все это тебя на глубокомысленные размышления?

Лобов невольно улыбнулся. Он был благодарен Алексею за эту пустопорожнюю болтовню, с помощью которой рассудительный инженер ухитрялся снимать психологические напряжения в самых разнообразных ситуациях.

— Ну, а если тебя беспокоят маршевые двигатели, — продолжал Кронин уже другим, деловым тоном, — то напрасно. Конечно, в завершающей фазе гиперсвета был легкий сбой. Был! Но это даже не сбой, а сбойчик — детский крик на лужайке в погожий летний день. Никаких признаков гравитационного помпажа, ручаюсь своей уже начавшей седеть головой.

Говоря о гравитационном помпаже, инженер имел в виду ту самую свирепую аритмию в работе гиперсветовых двигателей, пространственная отдача которой перетряхивает метеорные рои, клубит космическую пыль и разрушает наружные антенны кораблей, маяков и реперов.

— Ты полагаешь, что я разучился отличать сбой от помпажа?

— А если не разучился, чего же ты весь издергался? Да мало ли по какой причине могут дать трассу из первого ноль-десятка?

— Вот именно, — снова мрачнея, пробормотал Иван.

Алексей мысленно ругнул себя за неверный поворот разговора и продолжал, снова выходя на рельсы рассудительного оптимизма:

— И за навигацию ты беспокоишься совершенно напрасно! — И хотя Лобов пожатием плеч ясно показал, что за навигацию не беспокоится, инженер как ни в чем не бывало продолжал: Чтобы Клим увалился на другую трассу? Не было такого в практике экипажа «Торнадо» и никогда не будет! Клим копается только для очистки совести. А вот и он, собственной персоной! И его лучезарная физиономия — лучший гарант нашей добропорядочности.

Клим Ждан был весел, оживлен и, так сказать, бурлил разного рода мысленными, еще не нашедшими словесного выхода догадками и предположениями. Не присаживаясь, он нацедил себе полный бокал росника, так что белая шапка пены чуть было не съехала набок, и жадно выпил, испачкав не только губы, но и кончик носа. Вытирая лицо мягким цветным платком, он проговорил, пародируя текст диспетчерских сообщений:

— Официально уведомляю, что никаких запредельных отклонений от предначертанного «Торнадо» маршрута не обнаружено. Наш выход из гиперсвета можно использовать как учебное пособие на курсах усовершенствования штурманов дальнего космоса. Даже сбой гиперсветовых маршевиков, который прошляпил наш дипломированный бортинженер, не испортил общей картины.

Кронин печально вздохнул.

— Точность — вежливость королей, но никак не штурманов! Дипломированный бортинженер не прошляпил, а своевременно компенсировал начавшийся сбой. И если бы не этот скромный, но бдительный инженер, то получилась бы у тебя не картина, а мазня.

Клим засмеялся:

— Сочтемся славою! Ведь мы свои же люди. Главное, что на выходе из гиперсвета у нас все в порядке. Тип-топ!

— Почему же нам дали почетную трассу?

Штурман многозначительно поджал губы, пододвинул ногой кресло и не столько сел, сколько плюхнулся в него.

— Им видней.

— Кому — им? — не отставал Кронин.

— Тем, кто финишные дорожки распределяет. — В глазах Клима замерцали озорные огоньки. — Как это говорится в известной присказке? Жираф большой, ему видней! Может быть, мы, грешные, сами того не подозревая, сделали какое-нибудь великое открытие? Бывает ведь! Сделали, да по своему невежеству не сообразили, что к чему. А те, кто повыше, кому видней, сообразили. Приземляемся в Байконуре, а там уже стоит новый памятник экипажу «Торнадо». В мраморе!

— Старомодно, — поморщился Алексей.

— Ну из векита! Из этого вечного материала, для которого не только тысячи, но и десятки тысяч лет нипочем. Этот памятник у меня перед глазами как живой! В той мере, конечно, в какой это позволительно памятникам. Иван, естественно, стоит во весь свой рост, развернув плечи, и, приставив козырьком ко лбу свою всесокрушительную длань, прозорливо смотрит в бесконечные дали Вселенной. Я сижу у его ног в скромной позе роденовского мыслителя. Ведь должен быть в героическом экипаже хоть один мыслитель, верно? Ну, а Алексей вальяжно возлегает у наших ног. Спит. Воодушевленно спит! Как это делает подавляющее большинство представителей его профессии в благополучном рейде в преддверии великих космографических открытий.

— По-моему, ты повторяешься, — подозрительно констатировал инженер, — а? По-моему, я когда-то уже слышал от тебя о таком памятнике! Ну да ладно. Скажи мне, роденовский мыслитель, а ты не догадался просто и безыскусно запросить у диспетчера, почему это нас вдруг удостоили ноль-второй трассой?

— Догадался, Алешенька, только запрашивать не стал. Видишь ли, старший диспетчер, живой человек из плоти и крови, выходит на связь только в первые пять минут каждого получаса, а все остальное время на связи — робот, который повторит тебе команду, только и всего. Так что, — штурман демонстративно посмотрел на часы, — придется потерпеть.

— По аварийному каналу на старшего диспетчера можно выйти в любое время, — возразил Кронин.

— А разве у нас случилась авария?

— Правила для того и создаются, чтобы их время от времени нарушали.

Клим засмеялся:

— Если нельзя, но очень хочется, то все-таки можно? Думаешь, мне не хочется узнать, почему это нас вдруг принимают с таким почетом? Хочется, да реноме «Торнадо» не позволяет! Будь у нас стажер на борту, другое дело: можно было бы сослаться на его неопытность. Впрочем, если командир того пожелает, я готов слегка запятнать свою репутацию, но удовлетворить любопытство.

И Клим, да и Алексей не были уверены, слышит ли их полушутливую пикировку командир. Оказывается, слышал, во всяком случае, следил за смысловой нитью их разговора, потому что ответил почти без паузы:

— Думаю, что дело не в нас.

— Как это, не в нас? — не понял штурман.

— Не в том, что мы в чем-то проштрафились или прославились, — пояснил Лобов. — Просто случилось что-то, понимаете?

— Случилось?

— Случилось, — упрямо повторил Лобов. — Не с нами, а вообще, понимаете? Случилось что-то, требующее нашего срочного прибытия на Землю. Вот нас и пустили прямо на Байконур, минуя центральную лунную базу.

Переглянувшись со штурманом, Кронин возразил:

— Случись нечто чрезвычайное, нас бы предупредили.

— И правда, Иван, — поддержал его Клим. — Игры втемную у нас не приняты. Если даже допустить…

Штурман на полуслове прикусил язык, потому что мысленно допустил. И допущение это получилось вполне однозначным, потому что оно на протяжении всего этого рейда было своего рода притчей во языцех экипажа «Торнадо». Ведь если что-то случилось с «Денеболой», а не дай Бог, и с Леной Зим, то Ивана конечно же постараются уберечь от всякого рода еще неопределенных, но тревожных вестей. А «Торнадо» пустят прямой дорогой на Байконур! Только так и не иначе. Клим перехватил взгляд Кронина и понял, что и Алексея, несмотря на весь его скептицизм относительно суеверий, беспокоят точно такие же догадки. А про Ивана и говорить нечего! Достаточно взглянуть на его подчеркнуто спокойное, каменное лицо, чтобы догадаться, — сразу же, как только кораблю дали «почетную» трассу, Иван начал тревожиться за судьбу «Денеболы». Мысль Клима Ждана заметалась, точно бабочка при виде птицы: ему хотелось сразу же и ободрить Ивана, и собственные сомнения развеять, да и вообще как-то разобраться с этой свалившейся на их головы ноль-второй трассой.