Юрий Тупицын - В дебрях Даль-Гея

• Название: В дебрях Даль-Гея
• Автор: Юрий Тупицын
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00219-4

Романы из цикла «Даль-Гей» переносят читателя в далекое будущее, в прекрасный мир, населенный честными, благородными и отважными людьми. Человечество, осваивая просторы дальнего космоса, встречает другие разумные гуманоидные расы. Законы инопланетной цивилизации подчас противоречат обычаям землян. Назревает конфликт Но разумные существа, даже рожденные на разных планетах, всегда могут найти общий язык…

---

— Поступай, как знаешь. Все равно потом пожалеешь!

— Что? — удивился Иван.

Алексей очнулся от своих мыслей и рассмеялся:

— Не обращай внимания. Это я так, мысли вслух для собственного пользования.

На том, что Лобов должен на некоторое время испариться, оставив Лену Зим в обществе Клима и Алексея, настаивал Кирсипуу и настаивал решительно.

— Мне не хочется входить в детали. — Глаза психолога смотрели на Ивана доброжелательно, но Ивану чудилась в них легкая усмешка. — Вы уж поверьте мне на слово! Сами убедитесь, что Лена легко найдет общий язык с вашими друзьями.

Лобов молчал, поэтому Кирсипуу счел нужным усилить аргументацию:

— Во всяком случае, с ними ей будет заметно проще, чем с Иваном Лобовым.

— Это почему? — импульсивно обиделся Иван.

— Да хотя бы потому, что ни Алексею, ни тем более Климу и в голову не придет обращаться с Леной, как с малознакомой дамой на торжественном приеме! Пусть они знакомятся и дружатся без прямого вашего участия. Так будет лучше и для ваших друзей, и для Лены, и для вас. Право, вы уж поверьте мне, дипломированному психологу, на слово.

Иван ему и верил и не верил. Не хотелось ему расставаться с Леной! Не хотелось еще и потому, что уговорить ее отправиться с ним на Елшанку Ивану стоило больших трудов. Когда Иван рискнул предложить Лене вместе покинуть профилакторий, сказав в ответ на ее беспомощное «А как же я?» — «А вы — со мной», радость, мелькнувшую в ее глазах, тут же затопила волна испуга.

— Это невозможно!

— Почему? Не вечно же вам сидеть в профилактории.

Упоминание о профилактории позволило Лене тут же уцепиться за подходящий предлог.

— А что скажет доктор Кирсипуу?

— Ничего не скажет. Вернее, одобрит — вот и все.

— Вы уверены?

— Уверен. Честно говоря, я уже советовался с ним, — покаялся Иван. — Взял этот грех на свою душу!

Теперь, уже грустно, Лена повторила:

— Это невозможно!

— Да почему?

— Неловко. — Лена заглянула Ивану в глаза. — Неловко, понимаете?

— Вы же моя крестница, в конце концов!

— Правда, — с некоторым удивлением припомнила девушка и нерешительно спросила: — Куда же мы отправимся?

— Куда угодно. — И, помедлив, Лобов пояснил: — Мне ведь скоро в космос, в очередной патрульный рейд. Надо повидать Землю, потолкаться среди людей, знакомых и незнакомых, побывать в музеях-полисах и в декорумах. Составьте компанию!

Видя, что Лена колеблется, Иван уточнил:

— Можно слетать в Сан-Франциско, это рядом. Или в Ленинград, там моя родина. Можно побывать в Турции на каскадах Памукале или в Африке на водопаде Виктории. Можно заглянуть на мыс Канаверал, посидеть в кафе космонавтов. Там вы наверняка встретите кого-нибудь из старых друзей.

— Нет! — вырвалось у девушки. — Только не это!

Она задумалась, словно позабыв о существовании Лобова, потом встряхнула головой, прогоняя нечаянное раздумье, и подняла теперь уже спокойные карие глаза.

— Мне надо слетать в Месопотамию, на Двуречье. Проводите меня? — Лена слабо улыбнулась. — Одна я побаиваюсь.

— Одну вас и доктор не пустит. Со мной — другое дело. Лететь до Багдада на орбитальном корабле в общей сложности минут сорок, сущие пустяки по космическим меркам.

Он вопросительно смотрел на девушку, ожидая пояснений.

— До Багдада, — согласилась она. — Там вы и подождете меня. Я отлучусь ненадолго, на несколько часов. Хочу проститься с Виктором.

— Это дело святое, — одобрил Иван после паузы.

Он решил, что Виктор Антонов родом откуда-то из Двуречья, поэтому Лена и летит туда. Но оказалось, что дело обстоит гораздо менее прозаично — трогательно, наивно, а поэтому, может быть, и чуточку смешно. Когда Лена наводила справки в Йеллоустонском орбитальном порту, Иван понял, что она собирается посетить развалины древнего Вавилона, и, никак не связывая это посещение с Виктором, принялся расспрашивать ее об этом историческом месте, где побывать ему не довелось. А оказалось, что все связано. На берегу ручья, что протекает через территорию древневавилонских развалин, растет огромное, очень старое тутовое дерево. Перед первым полетом в дальний космос, который завершился стажировкой на Орнитерре, Виктор и Лена посетили эти места и посидели на берегу ручья в тени этой красноягодной шелковицы. Поскольку объяснений этому поступку от Лены не последовало, Лобов позволил себе полюбопытствовать:

— Наверное, в этом посещении был не только туристический, но и какой-то другой, ну, ритуальный, что ли, смысл?

Лена на секунду подняла на него глаза.

— Был. — Поколебавшись, она пояснила: — По одному из преданий именно под этой шелковицей погибли Пирам и Тисба. Понимаете, ягоды у нее были белые, а когда они погибли, покраснели. И такими остались уже навсегда.

— К стыду своему, — признался Иван, — я и представления не имею, кто такие Пирам и Тисба.

— Герои новеллы Овидия.

— По-моему, древнегреческий поэт?

— Древнеримский. Публий Овидий Назон. Его любил Пушкин. Любил и Виктор.

— Тутовые деревья не живут по две с половиной тысячи лет, — практично заметил Лобов.

— Конечно, не живут. Но разве в этом дело? Дело в легенде.

— А в чем ее суть? — осторожно спросил Иван.

— Суть в том, что даже дерево, даже дерево, ощутило трагедию погибшей любви.

— Это мне понятно. Я спросил о Пираме и Тисбе.

Лена грустно улыбнулась, разглядывая Лобова.

— А о Ромео и Джульетте вы знаете?

— Конечно.

— Ну вот. Пирам и Тисба — это овидиевы предшественники шекспировских героев.

И поскольку, явно не удовлетворившись этим, Иван ждал подробностей, Лена рассказала ему содержание овидиевой новеллы. Пирам и Тисба жили в Вавилоне в соседних домах, которые разделяла глинобитная стена и давняя вражда родителей. Но юноша и девушка полюбили друг друга. Каждый вечер они встречались у глинобитной стены, в которой был пролом, шепотом разговаривали, а когда наступала ночь, прощались. Их тяга друг к другу была так сильна, что они решились однажды нарушить запрет родителей и встретиться ночью далеко за городом у могилы Нина, основателя Ассирийской империи и покорителя Вавилона, под старой белоягодной шелковицей, росшей на берегу ручья. Тисба пришла первой, но, испугавшись свирепой львицы, спряталась в пещере. Убегая, она уронила свое покрывало, и львица разорвала его, испачкав кровью только что убитого ею быка. Пришедший позже Пирам рассмотрел при лунном свете следы львицы, пошел по ним и с ужасом обнаружил разодранное в клочья, забрызганное кровью покрывало Тисбы. Поцеловав остатки покрывала, Пирам сказал: «Обагрись теперь и моей кровью!» — поразил себя в грудь мечом и остался лежать под шелковицей. В тумане смерти он еще успел увидеть лицо Тисбы, живой и невредимой, в ужасе склонившейся над ним. Но того, как Тисба поднялась на ноги, приставила острие меча к своему сердцу и бросилась на него. Пирам уже не видел. Влюбленных соединила не жизнь, а смерть. В одной могиле похоронили их.

Со сложным, противоречивым и переменчивым чувством разглядывал Иван погрустневшее лицо Лены. Словно некая пелена спала с его глаз. Как-то разом прозрев, он увидел в ней не женщину и даже не девушку, а девочку. Конечно, Ян Кирсипуу говорил ему об этом. Но одно дело слушать слова другого и верить и не верить ему, и совсем другое вдруг самому увидеть эту девочку, еще живущую частью своей души в придуманном мире туманных грез и до конца не осознанных желаний, еще не успевшую по-настоящему шагнуть в жестковатый, но ясный в определенности своих отношений взрослый мир. Кто в детстве не мечтал о чистой и самоотверженной, вечной любви? История Виктора и Лены трогала сердце Ивана. Но так же как история Пирама и Тисбы, придуманная Овидием в укор растлению и распутству римской знати, она была придуманной, слишком театральной для действительной жизни, ненастоящей. Сердце Ивана было полно жалости, но была в этом чувстве и доля неловкости. Ему было неловко представлять себе Лену рядом с Виктором в тени старой шелковицы, растущей на берегу ручья среди развалин, покрытых пылью минувших тысячелетий. Неловко за их искренние, но наивные клятвы в вечной любви. Той самой, никем и никогда до конца не понятой любви между мужчиной и женщиной, о которой они лишь мечтали, не зная ее сути. Дети! Сущие дети, приблизившиеся к любви как к красивой, но пугающей игрушке, которую очень хочется и очень страшно взять в руки. И надо же было случиться такой нелепости, что эта больше выдуманная, чем настоящая любовь попала в чужом и чуждом земным законам синем мире в самую настоящую, а не выдуманную трагедию! Где же справедливость? Да и есть ли она вообще?

— Я думал, — негромко сказал вслух Иван, — Шекспир сам придумал историю Ромео и Джульетты. А он только повторил ее! И повторил по-своему, по-другому.