Аделаида Фортель - Вася-василиск

• Название: Вася-василиск
• Автор: Аделаида Фортель
• Жанр: Фэнтези

Старушка — божий барабанщик и ее ручной василиск.

Вышла отдельной книжкой в издательстве «Амадеус» в 2006 году под названием «Повесть о настоящем василиске».

---

Как это — нечего скрывать, охнула про себя Матвеевна. А Васенька? Видимо, последнее она произнесла вслух, потому что председатель тотчас откликнулся:

— Ты это о ком? О петухе что ли? Не расстраивайся, ничего с ним не случилось. Его еще до всех событий Сашка Сыкин на постой взял. Сказал, что присмотрит в лучшем виде. Эй! Ту куда это собралась?..

Матвеевна шустро откинула одеяло, сбросила ноги с кровати и отпихнула заботливые председательские руки.

— Пусти! Некогда мне тут разлеживаться!

— Тебя еще доктора не выписали.

— И не надо меня выписывать, сама уйду. Отстань, кому сказано, не зли! А если помочь хочешь, до дому подвези.

О последнем Анна Матвеевна потом немало пожалела. Оказалось, за то время, которое она провела в больнице, произошло столько нового, что председатель всю дорогу тарахтел, не замолкая, аж в ушах от него звенело. И под конец, когда грузовик уже остановился и высадил Матвеевну возле Ссыкиного дома, Петр Алексеевич огорошил еще одной новостью.

— Ах, черт! Самое-то главное забыл сказать — повышают меня! В областное руководство переводят. Теперь как возьмусь порядок наводить — ух! Но тебя, мать, не забуду. Выбью тебе ресурсы, твори всем на радость!

— Иди к черту! — оценила заботу Матвеевна.

— Хоть к черту, хоть к дьяволу! — снова рассмеялся председатель. — От тебя, мать, принимаю любые директивы! Ну, бывай, родная. Не поминай лихом.

— Петр Лексеич, — крикнула Матвеевна, когда председатель захлопнул за собой дверь кабины. — А заместо тебя кто же будет?

— Это вам решать. У нас нынче демократия. Выборы проведем.

— Придумали еще! — проворчала Анна Матвеевна, открывая калитку. — Дрёмократию какую-то… Выборы-шмыборы. Эй, Ссыка, отдавай маво петуха, пока я тебе по шее не надавала!

Дом был пуст. Таким гулким и обветшалым Анна Матвеевна его никогда не видела. Доски под ногами пожаловались на старость, табуретка протянула стреноженные паутиной ножки, на столе усохла в камень хлебная горбушка, а на окошке умерла герань, свесившись из горшка, как мировая скорбь. Матвеевна застыла на пороге, не зная, за что в первую голову хвататься. А Вася своими куриными мозгами не заметил ничего необычного. Он радостно вскочил на лавку, и, вытянув шею, заглянул в печь, где обычно Матвеевна держала его миску. Ткнул клювом присохшую ко дну макаронину и разочарованно оглянулся. Стало быть, с него и начинать. Анна Матвеевна зажгла газ, поставила на огонь кастрюльку с водой и взялась за тряпку. До ночи кашеварила, шуршала веником, смахивала пыль, сметала на совок пауков и скребла пол. Спать улеглась за полночь, когда дом залоснился, словно заласканный кот, а сама она едва ворочала руками от усталости.

«Докатилась — тяжко думала Матвеевна, закутываясь одеялом. — За всю жизнь ни одной курице шею не свернула, ни одну мышь не придавила, а на старости — на тебе! — человека грохнула. И как теперь помирать? С таким-то грехом…»

Пружины покряхтели и затихли. В ногах свернулся Вася и тотчас затянул лиловой пленкой глаза.

— Да и пока я помру, — продолжала грызть себя Матвеевна. — Сколько всего наворотиться… С Васей-то под боком спокойной жизни не получится. Он ведь не курица, он змей.

Она протянула руку и погладила Васю по чешуйчатой спине. Вася, не открывая глаз, блаженно засопел и перевернулся, подставляя под руки желтое брюхо.

— И что мне нам с тобой дальше-то делать? Как жить?

Еще один сон Анны Матвеевны, приснившийся в ту же ночь.

И снова все было по-новому — и без лестницы, и без темных сеней. Крыльцо из трех ступенек да запертая дверь. Анна Матвеевна огляделась, нет ли поблизости апостола Павла. Не найдя, решилась постучать.

— Чего тебе? — не слишком любезно отозвались из-за двери.

— Мне бы с богом переговорить…

— Его всемогущество сегодня не принимают. У нас чрезвычайная ситуация. Слыхала, что Америке творится? Ураганом три города смыло.

— У нас тоже дождь с градом прошел, — уперлась Матвеевна. — Ничего, пережили, не велика беда. Мне бы спросить, что дальше делать-то?

— А то тебе не известно, что делать. Жить, как все живут. Соблюдая заповеди.

— Я не могу соблюдая, у меня василиск.

— А-а… — протянули за дверью. — Хорошо, постой тут, я спрошу.

Ждать долго не пришлось, голос снова появился почти тот час.

— Слышь, старушка, тебе велено передать, что план действия остается прежний. Бог тебя навестит, как только освободится маленько.

— Но я больше не хочу! — закричала Анна Матвеевна. — Я не могу! Я… я…

Она в волнении взмахнула руками, словно нужные ей слова можно было поймать в воздухе. И, действительно, в ладони сама собой появилась мятая бумажка, на которой корявым почерком Анны Матвеевны было написано: «Заявление. Я, Коростылева Анна Матвеевна, прошу уволить меня из божьих рыцарей по собственной немочи».

— Я увольняюсь! — обрадовалась Матвеевна. — У меня и заявление есть. Открывай, кому говорят!

Но за дверью молчали. Матвеевна снова постучала. Потом еще раз. Потом посильнее. Заколотила по двери кулаками, и, в отчаянном желании достучаться до небес, вдруг начала выбивать странный ритм: два раздельных удара, три смежных, пауза и опять четыре смежных, два раздельных. На втором этаже мелькнула за занавесками ехидная физия святого Петра, и Анна Матвеевна вдруг увидела себя в строю с барабанными палочками в руках. Солнце пекло макушку, ныла под коленкой царапина, а палочки азартно лупили по натянутой коже. Повинуясь их музыке, босые пятки товарищей по отряду дружно выколачивали из дороги пыль, а чей-то звонкий голос скомандовал:

— И — начали! Раз-два!

— Три-четыре! — подхватили шагающие.

— Три-четыре!

— Раз-два! — снова рявкнул строй.

— Кто мне скажет, что случилось?

— В мир опять пришла беда! Нам беда — не беда! Мы ребята хоть куда!

— Раз-два, три-четыре! Три-четыре, раз-два! Кто шагает дружно в ряд?

— Это ангельский отряд! — Матвеевна, не снижая ритма, удивленно огляделась. Рядом плечо к плечу действительно топали румяные ангелы, вытянув в струнку крылья и старательно отмахивая руками каждый шаг. — Сильные, смелые, ловкие, умелые!

Барабанный бой перерос в грохот. Руки едва поспевали за палочками. Матвеевна запыхалась, ангелы разрумянились еще больше и затрепетали крыльями. Заявление выпорхнуло из кармана и, сделав в воздухе кульбит, развернулось. На глазах у Матвеевны буквы вытянулись в струнки и, попрыгав друг дружке через головы, сложились в текст: «Повестка. Выдана Коростылевой Анне Матвеевне с приказанием срочно вернуться к исполнению божественной воли». И длинная уверенная подпись — Бог.

Барабан зашелся дробью. Ангелы, суматошно курлыкая, взмыли вверх, осыпая Матвеевну белыми перьями. Мгновение, и она осталась в одиночестве выбивать из барабана яростную музыку. Без дружного топота дробь звучала зловеще, поэтому Анна Матвеевна преодолела свою робость, шагнула по облачной дороге и неуверенно начала.

— Раз-два. Три-четыре… — Голос вплелся в барабанный рокот, Матвеевна выпрямила спину и шагнула решительнее, взметнув под ногами облачко звездной пыли. — Три-четыре, раз-два! Кто идет один, как палец? Не девчушка и не малец. В белом платьице из шелка, Анна — старая кошелка.

Эпилог

Выборы нового председателя назначили на первое воскресенье сентября, когда солнышко было еще теплым, листва кое-где уже успела подернуться желтизной, палисадники, принеся жертву первому сентября, опустели, а воздух засеребрился тонкими нитями пауков, озабоченных поиском зимнего пристанища. К выборам Кривинцы подошли ответственно: мужики с утра напились, а бабы разрядились, как на свадьбу. Из домов выходили чинно, собирались по дороге в стайки и, судача о достоинствах и недостатках кандидатов, направлялись к школе, в которой разместилась счетная комиссия.

— Мань, ты за кого голосовать удумала?

— Никитихе крестик поставлю. Она баба толковая, с образованием.

— Ой ли! Видала я, как эта толковая капусту квасит!

— Так ей же не квасить, ей руководить.

— Вот и я о том: прежде чем руководить, научилась бы сначала квасить.

— Ишь! А ты кого ж предлагаешь?

— А то у нас выбор богат! Нитиха да Балакин. Коль не за одного, так за другого.

— А я за себя буду, — вмешался в бабий разговор Ссыка. — Там, говорят, строчка есть: ваш кандидат. Вот туда себя и впишу. А чё? Из меня хороший председатель выйдет.

— Ой, уйди, Ссыка, не смеши!

Анна Матвеевна тоже вышла, накинув на плечи цветастый платок и втиснув ноги в парадные туфли. Туфли немилосердно жали, под платком было жарко, но торжественный случай требовал жертв. На развилке ее догнал полный состав партизанского комитета. Они тотчас приосанились, напустили на себя таинственного туману и, усиленно подмигивая Матвеевне, как шесть поставленных в ряд семафоров, протянули обшлепанный почтовыми печатями конверт.